Читать книгу "История Петра Великого - Александр Густавович Брикнер"

иностранцев, вызываемых в Россию, росло постоянно. Турецкая война в конце XVIII века, шведская – в начале XVIII-го заставляли русское правительство надеяться главным образом на содействие иностранных моряков, офицеров и инженеров. Затем реформы Петра в области администрации и законодательства, народной экономии, искусств, наук и проч. служили поводом к приглашению специалистов совершенно другого рода. Русские послы, находившиеся за границей, должны были приговаривать к вступлению в русскую службу, например, садовников, земледельцев, форстмейстеров, плавильщиков меди, делателей стали. Из Англии был вызван учитель математики Фергарсон. Когда царь решил устроить коллегии, то поручил генералу Вейде достать иностранных ученых, в особенности юристов, «для отправления дел в коллегиях»[301].

Резиденту при императорском дворе Веселовскому царь писал: «Старайся сыскать в нашу службу из шрейберов (писарей) или из иных не гораздо высоких чинов, из приказных людей, которые бывали в службе цесарской, из бемчан (чехов), из шленцев (силезцев) или моравцев, которые знают по-славянски, от всех коллегий, которые есть у цесаря, кроме духовных, по одному человеку, и чтобы они были люди добрые и могли те дела здесь основать»[302].

По случаю кончины прусского короля Фридриха I резидент Головкин писал: «Многим людям нынешний король от двора своего отказал, и впредь чаем больше в отставке будет, между которыми есть много мастеровых людей, которые службу ищут; отпустите генерала Брюса в Берлин для найма мастеровых людей знатных художеств, которые у нас потребны, а именно: архитекторы, столяры, медники» и проч.[303]

В 1715 году царь писал Зотову во Францию: «Понеже король французский умер, а наследник зело молод, то чаю многие мастеровые люди будут искать фортуны в иных государствах, для чего наведывайся о таких и пиши, дабы потребных не пропустить». Затем были вызваны из Франции некоторые художники, например, Растрелли, Лежандр, Леблон, Луи Каравак, то есть архитекторы, живописцы, резчики, «миниатюрные мастера», «исторические маляры» и проч.[304]

Между русскими и иностранцами, в столь значительном числе приезжавшими в Россию, нередко происходили столкновения. Сам Петр относился к «немцам» иначе, чем подданные. Иногда он заступался за иностранцев перед русскими чиновниками, относившимися неблагосклонно к приезжим западноевропейцам. Узнав однажды, что вызванных из-за границы иностранцев задержали в Риге, он приказал рижскому губернатору немедленно отправить задержанных иностранцев, замечая при этом, что иностранцы «в задержании оных кредит теряют, так что многие, на то смотря, неохотно едут, и для того гораздо их опасись»[305]. Князя Голицына, разными притеснениями препятствующего успешному ходу работ английского инженера Джона Перри при постройке канала, царь отрешил от должности[306].

Неприятности, которым довольно часто подвергались иностранцы в России, обсуждались в печати. Завязалась по этому поводу отчаянная полемика между некоторыми публицистами. Упрекали не только подданных царя, но и самого Петра в дурном, варварском и недобросовестном обращении с иностранцами, вступившими в русскую службу.

Автором довольно любопытного памфлета «Послание знатного немецкого офицера к одному вельможе о гнусных поступках москвитян с чужестранными офицерами»[307] был некто Нейгебауэр, находившийся некоторое время в русской службе, занимавший должность воспитателя царевича Алексея и имевший сильные столкновения с русскими. Он должен был выехать из России, и за границей напечатал несколько брошюр, имевших цель вредить России и препятствовать вступлению в русскую службу иностранцев. Все эти брошюры отличаются чрезмерной резкостью, односторонностью, пристрастием. Некоторые из обвинений, впрочем, имели основание. Довольно часто действительно не исполнялись обещания, данные иностранцам. Довольно часто их подвергали произвольно и несправедливо телесным наказаниям, разного рода оскорблениям и проч. Особенно резко Нейгебауэр осуждал образ действий Меньшикова, что, впрочем, как можно думать, объясняется личной ненавистью автора к этому вельможе.

Брошюра Нейгебауэра явилась в разных изданиях; ее систематически распространяли за границей; так, например, в Гамбурге ее разносили бесплатно по домам частных лиц; ее рассылали коронованным лицам, сановникам разных государств, посланникам разных держав.

Об авторе можно судить по следующему обстоятельству. До напечатания первого издания этого памфлета он послал список его боярину Головину, сообщая, что эта брошюра случайно попалась ему в руки и что он предлагает свои услуги для опровержения таких неблагоприятных для России слухов; за это он требовал, однако, для себя должности русского посла в Китае. Разумеется, переговоры между Нейгебауэром и Головиным не привели к желанной цели; литературный скандал оказался неминуемым; брошюра появилась в печати.

Хотя и цинизм, и раздражение в тоне и характере этой брошюры свидетельствовали об односторонности взглядов автора, о преувеличении рассказанных им фактов, тем не менее Петр не мог оставаться равнодушным к этому литературному эпизоду. Именно в это время он сильно нуждался в содействии иностранцев в борьбе с Карлом XII; он считал их необходимыми сотрудниками в деле преобразования; он должен был придавать значение господствовавшим на Западе мнениям о России. Слишком неблагоприятные отзывы, чрезмерно невыгодные взгляды могли препятствовать сближению России с Западной Европой, лишить Россию средств для дальнейшего развития, поэтому Петр считал необходимым оправдываться, возражать, полемизировать.

Уже в 1702 году вступил в русскую службу доктор прав Генрих фон Гюйсен, который обязался приглашать в русскую службу иностранных офицеров, инженеров, мануфактуристов, художников, берейторов и проч., переводить, печатать и распространять царские постановления, издаваемые для устройства военной части в России, склонять иностранных ученых, чтобы они посвящали царю, или членам его семейства, или царским министрам свои сочинения, также чтобы эти ученые писали статьи к прославлению России и проч.

Барону Гюйсену было поручено возражать на брошюру Нейгебауэра. Его сочинение появилось в 1705 году. Оно отличалось спокойным тоном; в нем опровергались некоторые факты, рассказанные Нейгебауэром. Останавливаясь особенно на вопросе о наказаниях, которым подвергались иностранцы в России, он старался доказать, что иностранцы были виноваты и достойны наказания. Далее Гюйсен говорил о личности Нейгебауэра, выставляя на вид его безнравственность, его раздражение, отсутствие в нем беспристрастия[308].

Нельзя, впрочем, сказать, что брошюра Гюйсена отличалась особенной силой аргументации, литературным талантом. Она не могла уничтожить действия Нейгебауэрова памфлета. Многие обвинения, заключавшиеся в последнем, не были опровергнуты; на другие Гюйсен возражал общими местами. Некоторые замечания Гюйсена о безусловно гуманном обращении с военнопленными, о том, что иностранцам дозволено во всякое время возвратиться на родину, не соответствовали истине. Было множество фактов, опровергавших справедливость показаний Гюйсена.

При всем том, однако, было важно развитие, так сказать, официозной русской печати в Западной Европе. И эта черта свидетельствовала об успешном сближении России с прочими странами и народами. Кроме брошюры Гюйсена, появились некоторые другие сочинения, написанные под влиянием русского правительства. К тому же близкие отношения царя к прусскому и польскому королям дали возможность настоять на том, чтобы памфлет Нейгебауэра, по крайней мере в Пруссии и Саксонии, был строго запрещен и даже сожжен палачом. Далее, Гюйсену, в 1705 году отправившемуся за границу, удалось подействовать на издателя журнала Europaische Г. Рабенера, который с того