Читать книгу "Аристократия и Демос. Политическая элита архаических и классических Афин - Игорь Суриков"

Просто в период расцвета Архэ, когда Афины шли в основном от успеха к успеху, и «виновника» этих успехов с немалым основанием видели в Перикле, его политика, по большому счету, устраивала всех, все слои гражданского населения. Соответственно, сколько-нибудь серьезная оппозиция ему с середины 440-х и вплоть до конца 430-х гг. до н. э. просто не возникала. Этому способствовал и тот факт, что, как мы отмечали выше, Перикл в это время уже позиционировал себя как «всеобщий простат», как выразитель интересов всего полиса, всего гражданского коллектива, а не какой-либо группы внутри него. Он разорвал отношения с Алкмеонидами, не общался с родственниками и прежними друзьями, даже развелся с женой. Его новым окружением стали крупные деятели культуры, в основном неафинского происхождения. Это делало Перикла еще менее уязвимым, еще менее доступным для разного рода компрометирующей пропаганды, для обвинений в политической пристрастности.

Из интеллектуалов, вошедших в «кружок Перикла», ближе всего к «первому гражданину» был, насколько можно судить, философ Анаксагор. И это отнюдь не случайно. Из всех представителей досократовской натурфилософии именно Анаксагор был, пожалуй, в наибольшей степени рационалистом. В его учении эта черта, в целом типичная для ионийской философской школы рубежа эпох архаики и классики (Анаксагор, уроженец малоазийских Клазомен, являлся наследником великой милетской традиции Фалеса, Анаксимандра, Анаксимена), была доведена до предела. Анаксагор поставил Разум (Нус) на столь высокое место в системе бытия, как, наверное, никто и никогда до него. Ведь в анаксагоровской концепции Разум воистину правит миром, придает ему стройность и законченность, своим «первотолчком» превращает хаотическую смесь «семян» всех вещей в упорядоченный Космос.

Этот рационализм Анаксагора, это подчеркивание огромной роли разума, конечно, не могли не быть симпатичны Периклу. Ведь сам «афинский олимпиец» был рационалистом буквально во всем – в религии, в своих экономических воззрениях, даже в повседневном быту. На таких же позициях стоял он и в политической жизни, в сфере властных отношений. Годы фактического правления Перикла (с 444 г. до н. э.), последний период его деятельности можно с полным основанием охарактеризовать как время нарастания рационализма в афинском обществе. Опора на личные отношения, казалось, уступала место безличным соображениям законности и государственного интереса. Личный пример лидера, демонстративно порывающего с семейными, родовыми связями, должен был стать парадигматичным для властных структур полиса. Отныне все в Афинах должно было делаться по голосу разума, а не под влиянием эмоций.

Макс Вебер, разработавший в начале XX века типологию властных отношений в обществе, выделял три их типа: традиционный, харизматический и рациональный. Первые два, по его мнению, характерны для докапиталистических социумов; третий впервые появляется только в Новое время, с «рождением капитализма». В целом выдающийся немецкий социолог, бесспорно, прав. Однако мы не можем не отметить смелую, хотя, конечно, очень преждевременную попытку внедрить формально-рациональные начала в бытие государства, предпринятую Периклом в V в. до н. э. В такой заостренной, подчеркнутой форме это, кажется, было сделано первый и единственный раз во всей античной истории. И, бесспорно, попытка «афинского олимпийца» была в конечном счете обречена на неудачу – именно потому, что он слишком уж опережал свое время. Его начинания просто не могли быть в сколько-нибудь адекватной мере постигнуты и восприняты согражданами, которые мыслили привычными категориями. Перикл пытался построить политическую жизнь на принципах рационализма – а в глазах прочих афинян оставался прежде всего харизматическим лидером.

Но харизма имеет свойство «иссякать». И к концу 430-х гг. до н. э. положение «первого гражданина» несколько пошатнулось. В среде свободолюбивого и довольно своевольного демоса нарастало недовольство единоличным характером его власти; «афинский олимпиец», если можно так выразиться, начал понемногу приедаться своим согражданам. К тому же Перикл, естественно, не молодел (ему уже перевалило за шестьдесят), мог в каких-то случаях проявлять усталость и слабость. И каждым его промахом, естественно, не упускали возможности воспользоваться его политические противники. А их становилось все больше. С одной стороны, в 434 г. до н. э. должен был возвратиться из остракизма Фукидид, сын Мелесия. Хотя он тоже был уже очень немолод, тем не менее политический опыт, знатность происхождения, традиционный авторитет – все это опять делало его серьезным соперником для Перикла. С другой стороны, возвысился Клеон – «новый политик», молодой конкурент. Он наносил теперь по «первому гражданину» болезненные удары «слева», как когда-то сам Перикл – Кимону. Но тогда, тридцать лет назад, Перикл выступал в роли радикала и реформатора, а теперь эта роль отошла к Клеону, Перикл же оказывался в незавидной позиции держащегося за власть консерватора. В очередной раз действовала давняя парадигма афинской общественной жизни, «смена политических поколений», дававшаяся всегда крайне болезненно.

Судя по всему, противники Перикла с обоих «флангов» смогли найти между собой общий язык, договориться о создании какой-то коалиции на основе негативного консенсуса, направленной всецело против «олимпийца». О борьбе этой объединенной оппозиции с лидером полиса нам не раз уже приходилось писать (Суриков, 2000, с. 203 слл.; Суриков, 2002, с. 86 слл.), поэтому осветим этот сюжет в самых кратких словах.

Нанести удар по самому Периклу оппозиционеры пока не решались и начали своеобразную психологическую «артподготовку». Был возбужден ряд судебных процессов против лиц из ближайшего окружения Перикла (Raaflaub, 2000); тем самым общественное мнение ненавязчиво подводилось к мысли о том, что раз друзья «первого гражданина» преступны, значит, и сам он не без греха.

Процессы проходили с бо́льшим или меньшим успехом. Философ Анаксагор был обвинен в нечестии и приговорен то ли к штрафу и изгнанию, то ли даже к смертной казни, но успел по совету Перикла заблаговременно покинуть город (так или иначе, впоследствии он действительно жил в малоазийском Лампсаке). Скульптора Фидия обвиняли также в нечестии (на щите статуи Афины в Парфеноне он изваял изображения Перикла и свое собственное), а кроме того, в хищении золота при изготовлении статуи. Фидий при невыясненных обстоятельствах умер в тюрьме. Наконец, в это время даже фактическая супруга Перикла – Аспасия – была отдана под суд по обвинениям в нечестии и в содержании притона. Спутницу своей жизни Перикл все-таки смог отстоять: он «вымолил ей пощаду, очень много слез пролив за нее во время разбирательства дела» (Плутарх, Перикл. 32). «Первый гражданин» в роли представителя обвиняемой стороны – уже этот факт показывал: что-то изменилось в Афинах. Ранее Периклу было куда привычнее атаковать, чем защищаться.

Как бы то не было, становилось предельно ясно, что следующей жертвой может стать сам «олимпиец». Ему грозила опала. Все чаще начинали вспоминать, что он принадлежит к «оскверненному» роду, а спартанцы, со своей стороны, не упускали возможности напомнить об этом афинянам. Так, в ходе одного из посольств в Афины они потребовали «изгнать скверну» – как замечает Фукидид (I. 127. 1–2), «прежде всего для того, чтобы умилостивить богов, но также и потому, что, как им было известно, Перикл, сын Ксантиппа, был причастен к этой скверне… И хотя прямо на изгнание Перикла нельзя было рассчитывать, но все же лакедемоняне надеялись этим подорвать его положение в государстве, так как его несчастное родство могло быть сочтено частично причиной войны».