Читать книгу "Мой неповторимый геном - Лона Франк"

Былые времена и дальние страны — это всегда интересно, но я знаю, что есть такой мета-анализ и что по его результатам разные варианты СОМТ на фенотипическом уровне не проявляют никаких различий. Это замечание вызывает у моего собеседника бурю эмоций.

— Мета-анализ, — он морщится, будто съел кусочек лимона. — Беда в том, что те, кто им занимается, смешивают яблоки с апельсинами. Что касается СОМТ, то здесь они сваливают в одну кучу все когнитивные тесты, а они друг другу рознь. И еще: многое зависит от качества исследований, а оно при мета-анализе никак не учитывается.

Тут Вайнбергер спрашивает, слышала ли я что-нибудь о недавнем мета-анализе, результаты которого якобы свидетельствуют о несостоятельности выводов Авшалома Каспи и Терри Моффит относительно взаимосвязи генов SERT и депрессии.

— Конечно, — с гордостью отвечаю я.

— Вот вам типичный пример. В исследовании ниспровергателей участвовало 8 тысяч добровольцев, но у каждого взяли только по одному телефонному интервью. Это не идет ни в какое сравнение с тем, что проделал Каспи: он наблюдал за группой людей несколько лет, по многу раз лично беседовал с каждым. — Он громко смеется. — Один мой коллега — тоже генетик — сказал: «Ни один нобелевский лауреат за последние сто лет не прибегал к мета-анализу».

Вот оно — противостояние эпидемиологов и молекулярных генетиков, о котором упомянул Кеннет Кендлер в нашу последнюю встречу. Первые оперируют популяциями и процентами; чем многочисленнее выборка, тем лучше. Вторые имеют дело с индивидуумами, изучают процессы на молекулярном уровне.

— Если мы хотим понять хоть что-нибудь во взаимосвязях генов и поведения, не следует начинать с огромных выборок, — говорит Вайнбергер. — Можете написать об этом в своей книге.

Я благодарю, но он, кажется, не слышит.

— Знаете, почему групповые исследования оказались безуспешными в смысле идентификации генов, имеющих отношение к поведению? Потому что в них анализировался тип поведения, охватывающий на самом деле целый континуум подтипов. Думать, что беспокойство — это что-то обособленное, просто. глупо. Это все равно, что анализировать причины дорожных происшествий, рассматривая их только как нечто, произошедшее с автомобилем. Вы видите лишь исковерканную машину. Вы собираете всю имеющую отношение к делу информацию: уровень алкоголя в крови водителя, его возраст и водительский стаж, присутствие в машине женщины, состояние шин, возраст автомобиля — и тому подобное.

Вайнбергер допивает остатки содовой и не прицеливаясь швыряет банку через всю комнату в мусорную корзину.

— Но поскольку вы эпидемиолог, а не молекулярный биолог, то смотрите на инцидент, вообще не принимая во внимание, что есть много видов инцидентов. Во Флориде, где средний возраст водителей — 65 лет, нужно думать прежде всего о человеческом факторе; в Сиэтле — о плохой погоде; дальше к югу — об уровне алкоголя в крови; ближе к северо-востоку — о девушке рядом с водителем, которая без умолку щебечет и отвлекает его. На северо-западе — плохие покрышки усугубляют отрицательный эффект плохой погоды, на северо-востоке, где асфальт раскален и липнет к колесам, сношенные покрышки лучше новых. Фактор риска не всегда остается таковым, при других обстоятельствах он может превратиться в свою противоположность. И к чему же вы приходите, разложив все по полочкам?

Я пожимаю плечами.

— А вот к чему: основная причина ДТП в США — водительские права. Только это объединяет всех их участников. Но права сами по себе не имеют никакой предсказательной силы. Такова же и ситуация с генами, по которым вы хотите судить о поведенческих и психических особенностях. Это же касается и диабета. Мы слышим со всех сторон об успехах в области генетики этого заболевания, но никаких успехов нет! Генетикой можно объяснить 4 % дисперсии. Всего 4 %!

Вайнбергер так реабилитирует вызвавшие так много споров результаты своего коллеги Каспи. Но мне хотелось узнать, известно ли что-либо еще о связи между генами и поведенческими признаками. Или пока можно говорить только об этом конкретном случае?

— У нас есть четкие данные по головному мозгу. Как показывают многочисленные исследования, во многих случаях SERT-система влияет на функционирование миндалевидного ядра — структуры, стимуляция которой вызывает отрицательные эмоции. Стимулами могут быть неприятные или слишком громкие звуки, фотографии с изображением каких-нибудь малопривлекательных личностей и тому подобное. Гены — это «ящики» с набором биологических инструментов, которые формируют конфигурацию нашей нервной системы. Они действуют на уровне молекул и клеток, это действие транслируется на структуры головного мозга и синапсы, которые и определяют вашу реакцию на окружение.

* * *

Эта небольшая лекция подействовала воодушевляюще прежде всего на самого лектора. Его щеки порозовели, и вообще он как будто помолодел лет на десять. Я знала почему. Мы дошли в нашей беседе до момента, когда он мог подняться над всеми этими презренными генетическими штудиями.

— Необходимо сфокусироваться на функционировании головного мозга! — воскликнул он тоном победителя. Нельзя не заметить, что на этом пути уже достигнуты впечатляющие успехи. Так, группа Вайнбергера обследовала 100 здоровых добровольцев с целью выяснить, есть ли связь между активностью СОМТ-гена и какими-нибудь поддающимися визуализации изменениями в головном мозге. Обнаружилось, что у носителей двух копий «метионинового» варианта между нервными клетками передней части головного мозга образуется больше синаптических связей, чем у всех прочих. Как полагает Вайнбергер, эти добавочные синапсы и обусловливают повышенную способность их обладателей к концентрации внимания и лучшие по сравнению с другими результаты различных тестов на запоминание. Но всему есть цена.

— Им трудно переключаться, они подолгу «застревают» на каких-то событиях и переживаниях.

Другой пример был получен в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе. Психологи Наоми Айзенберг и Мэтью Либерман, муж и жена, исследовав неврологическую подоплеку социальных отношений, попытались ответить на такой вопрос: почему люди с двумя копиями менее активного варианта МАОА-гена более агрессивны? Дело в том, что все суровые реалии окружающей среды бьют по ним сильнее.

Идентифицировав МАОА-варианты у каждого из испытуемых, Айзенберг и Либерман провели МТР-сканирование их головного мозга, а затем предложили поиграть в компьютерную игру, в которой участники выступали в роли «аутсайдеров жизни». Параллельно у них определяли активность одной из областей головного мозга — верхнепередней части поясной извилины, играющей центральную роль в восприятии разного рода социальных моментов, в том числе — наносящих психологическую травму. У обладателей «агрессивного» МАОА-варианта эта область буквально взрывалась в ответ на острые повороты в игре. Реакция не была связана с отсутствием самоконтроля, все дело — в гиперчувствительности[63].