Читать книгу "Трепанация прошлого - Алексей Макеев"

— Стас, прекрати объедать детей, — тихо сказал ему Гуров, не взявший ни одной штуки, и уже громче спросил: — Ты выяснил, какая машина ждала снайпера?

— Да, серебристая «Тойота», та самая, из которой велась слежка за машиной Осипова. За рулем сидела женщина. Ее фотография есть, но очень низкого качества. Искажение через стекло, а из машины она не выходила. Уехала после того, как труповозка тело увезла. Я ее по камерам отследил. «Тойота» исчезла в районе гаражного кооператива на Щелковской. Рябов и Шубин выехали туда. Видимо, там арендован гараж или даже несколько.

— Скорее всего, там-то Парамонов взрывные устройства и изготавливал, — сказал Лев Иванович Стасу.

— Какой Парамонов? — удивился Лукин.

— Все потом, — отмахнулся Гуров. — Рассказывай дальше.

— Владимир Николаевич меня тут озадачил, и я кое-что уже сделал. Лариса Петровна Артамонова билет никуда не покупала и не бронировала, ни по России, ни за границу. Место ее постоянной регистрации выяснено. Это в Перово. Она прописана в квартире, приватизированной в равных долях вместе с матерью. Иванов туда уже выехал. Больше никакой недвижимостью Артамонова не владеет. Несмотря на то что Краснов Евгений Викторович с первой женой развелся, он зарегистрирован вместе с ней на улице Малых Каменщиков, это на Таганке. Там квартира тоже на них двоих приватизирована. Кто туда выехал, не знаю, потому что наши все в разгоне. Из госпиталя Бурденко личное дело Артамоновой привезли, но оно у Владимира Николаевича. Мне он только ее фотографию дал, и я запустил рассылку погранцам. Запросы во все московские банки по поводу ячейки на ее имя разослал. Кое-кто уже ответил, что среди их клиентов такой нет. Теперь по машинам. На нее зарегистрирована черная «Тойота». Я тут немного пошаманил и выяснил, что эта тачка появилась в районе гаражного кооператива на Щелковской вскоре после того, как там скрылась серебристая «Тойота». Я проследил ее по камерам ГИБДД. Короче, сейчас она в Перово, стоит на шоссе Энтузиастов возле дома сорок шесть. Это недалеко от одноименной станции метро. Когда я это выяснил, доложил Владимиру Николаевичу. Он связался с ГИБДД. Сейчас у машины гаишники дежурят. Фотографию Артамоновой я им отправил. Как только она появится, ее тут же задержат.

— Стас, там неподалеку находится Владимирский пруд, — задумчиво сказал Гуров. — Как бы поздно не было.

— Среди бела дня? — возмутился тот. — Погода шикарная, дождя нет. Днем там мамаши с колясками гуляют, потом молодежь тусуется. Вечером парочки сидят, к ночи собачники своих питомцев выводят. Нет, раньше ночи никак.

— Простите, вы о чем? — растерянно спросил Алексей.

— Потом поймешь, — отмахнулся Гуров. — Набери-ка Иванова! Что он там у матери Артамоновой узнал?

Оказалось, что мать и дочь уже много лет не общаются. Как только Лариса закончила медицинский колледж, она жила одна. Мать ничего о ней не знала и знать не хотела, но адрес дала. Это в Люблино. Туда-то сейчас Иванов и ехал.

— По коням, Стас! — сказал Гуров и поднялся. — Поехали к матери Артамоновой. Будем ей неприятные вопросы задавать.

— А остальные машины, которые на ЧОП зарегистрированы? — осведомился Лукин. — И потом, вам же надо к Владимиру Николаевичу!

— А ты ему позвони и скажи, что мы по срочному делу уехали, — попросил Крячко. — Адрес матери Артамоновой давай и фотографию этой дамочки, чтобы не пропустить, если встретим.

По дороге Гуров попросил у Стаса снимок, посмотрел на него.

Потом, когда они стояли на светофоре, он показал фотографию Крячко и спросил:

— Никого не напоминает?

Тот всмотрелся, а потом обалдело воскликнул:

— Твою мать! Ну и дела!

— Зато нам будет о чем поговорить с… как ее? — Лев Иванович посмотрел записку. — С Любовью Сергеевной.

Больше до самого дома Артамоновой они не проронили ни слова. Крячко вел машину, а Гуров проигрывал в уме предстоящий разговор.

Мать Ларисы сначала наотрез отказалась открывать им дверь. Она заявила, что уже имела сомнительное удовольствие побеседовать с их коллегой и на сегодня с нее хватит. А если уж им так интересно ее общество, то пусть вызывают повесткой.

Уговоры ни к чему не привели, и тогда Лев Иванович решительно заявил:

— Любовь Сергеевна, я не участковый! Мы с коллегой полковники полиции, занимаемся только особо важными делами. Если приехали к вам поздно вечером, то это означает, что дело не терпит отлагательств. Поэтому убедительно прошу вас, откройте нам, и мы побеседуем. В противном случае нам придется вызывать наряд, приглашать понятых и вскрывать дверь. В результате мы все равно с вами побеседуем, но уже в отделении. А потом вам придется ночевать в лучшем случае со сломанными замками, а в худшем — с выбитой дверью.

Женщина поняла, что сопротивление бесполезно, открыла им и с тоской сказала:

— Господи, как же я устала! Проходите. Можете не разуваться. Ваш коллега здесь уже натоптал.

У Любови Сергеевны был действительно усталый вид, да и здоровье, судя по темным кругам под глазами, пошаливало.

Когда они прошли и сели в зале в старые кресла, ободранные кошкой, женщина спросила:

— Ну а вам-то чего от меня надо?

— Скажите, когда вы в последний раз видели свою дочь? — поинтересовался Лев Иванович.

— Много лет назад. С тех пор мы даже по телефону не разговаривали. Не о чем! Я сполна расплатилась за свою ошибку молодости и больше ничего о дочери слышать не хочу.

— Ее отец — Валентин Александрович Лопатин? — прямо спросил Стас.

— И до этого докопались? — Женщина горько усмехнулась. — Да. Он!

— Просто она на него очень похожа, — объяснил Гуров.

— К сожалению, не только внешне. Я была молодая и глупая, а он очень красиво ухаживал: цветы, подарки, рестораны. Когда его арестовали, я с ужасом узнала, чем Валентин занимается. Я прошла по делу свидетелем, на суде сказала ему, чтобы он мне не писал, потому что все равно отвечать не буду. Мы с мамой даже в другой район переехали, от позора подальше. Но аборт делать было уже поздно. Мама сразу заявила, что внука от бандита ей не надо, и мы решили, что я откажусь от ребенка в роддоме. Но там, играя на самых, казалось бы, святых чувствах, врачи уговорили меня не бросать дочь. Знали бы вы, сколько раз я себя потом за это проклинала! А мама сказала, что к ней даже не подойдет. Так оно и было. Через два года я встретила Петра. Он не спрашивал у меня, кто отец Ларисы. Я сама ему рассказала. Москва ведь большая деревня. Рано или поздно правда всплыла бы наружу, а обмана он мне мог и не простить. Но это его не остановило, мы поженились. Он удочерил Ларису, относился к ней как к родной, потому что своих детей у него быть не могло — служил в Семипалатинске. Пока она была маленькая, все шло нормально, а вот лет в пятнадцать началось. Пьянки, сигареты, мальчики, ранняя половая жизнь, даже наркотики. В результате ее поставили на учет в детскую комнату милиции. Мы с ней говорили, пытались убедить измениться, вести себя прилично, но, кроме мата, в ответ ничего не слышали. Петр попытался быть строгим, запер ее в комнате, чтобы она не ушла на очередную пьянку. На следующий день его вечером подловили на улице и жесточайшим образом избили. Когда мы с Ларисой пришли к нему в больницу, она не постеснялась спросить его: «Папочка, надеюсь, теперь ты понял, что не стоило запирать меня в комнате?» Эта поганка посмотрела на него с таким победоносным видом, что мне захотелось ее убить. Короче, в эту квартиру Петр из больницы вернулся только за вещами, а ей на прощание сказал: «Яблочко от яблоньки недалеко падает. Ты закончишь свою жизнь точно так же, как и твой отец, — в тюрьме».