Читать книгу "Трагедия абвера: Немецкая военная разведка во Второй мировой войне. 1935-1945 - Карл Бартц"

Желтый сундучок был с Догнаньи на Принц-Альбрехт-штрассе, теперь он стоял перед его постелью.

Когда доктор Тице оставался один со своим подопечным, Догнаньи наконец снова мог двигаться. В длинной рубахе он выскакивал из кровати, брал желтый сундучок и под руководством врача начинал выполнять гимнастические упражнения и интенсивно ходить взад-вперед.

Из-за окна манила необычайно ранняя весна, на улицу звала свобода.

Доктор Тице – один из немногих в Берлине – имел в своем распоряжении легковой автомобиль. Возможно, он мог бы спрятать Догнаньи, а затем куда-нибудь вывезти. Русские гигантскими шагами приближались к Берлину. На Западе все рушилось.

Об этом жена фон Догнаньи говорит:

– Мой муж не желал бежать без детей. Тице не мог бежать без жены, которая находилась в эвакуации в Вольфенгрунде на Глатцер-Бергланде.

Но пока еще казалось, что у Догнаньи есть шанс спастись.

Уже 7 марта американцы захватили Ремагенский мост. Две их крупные группировки были на пути к самому сердцу Германии. Русские должны были вот-вот пересечь рубеж Одера.

Во второй половине дня 5 апреля комиссара Зондереггера вызвал его начальник Мюллер.

– Завтра утром в восемь часов заберете Догнаньи из полицейской больницы и сразу отвезете его в Заксенхаузен. Там в комендатуре он предстанет перед военно-полевым судом. Приказ фюрера!

Комиссар понимал, что военно-полевой суд означает для Догнаньи смерть. После разговора с Мюллером он около 17 часов уведомил доктора Тице о своем намерении: «Завтра в восемь утра я забираю Догнаньи!»

Вот и подошел момент для бегства. Это означало: следуй указаниям судьбы!

Что говорилось между доктором Тице и Догнаньи после этого звонка, отчетливо восстановить уже невозможно. Во всяком случае, доктор Тице передал заключенному ужасную весть.

Разве не мог Догнаньи выпрыгнуть из окна и убежать? Но он не ушел бы далеко, потому что его единственной одеждой была ночная рубашка.

Доктор Тице дал ему 0,3 г люминала, чтобы тот мог выспаться. Но лекарство не помогло.

Около полуночи Догнаньи в отчаянии принялся колотить изо всех сил в дверь и кричать: «На помощь! На помощь! Помогите же мне! Выпустите меня!»

Тогда – уже после доктора Тице – ему дали еще 0,7 г люминала; на следующий день из-за сильной дозы лекарства он должен быть недееспособным и тем самым продлить себе жизнь и, быть может, спастись.

На следующее утро в восемь часов комиссар Зондереггер на машине подъезжает к больнице. Как он и предупреждал, Догнаньи переносят в автомобиль. В течение поездки он время от времени засыпает.

Заседание военно-полевого суда в Заксенхаузене длится до восьми часов вечера. Догнаньи, несмотря на дозу люминала, удивительно бодр и внимателен. Что он должен сказать в ответ на неоспоримые улики, предъявляемые ему? Он подтверждает написание радиообращения и правку короткого призыва.

– Не могу отрицать того, что я написал. Я участвовал и в государственной измене. Но я был противником покушения. Я не был активным соучастником!

Мозг его отчаянно работает. Ужасное сознание того, что придется погибнуть накануне краха. Если бы его процесс растянулся хотя бы на неделю, он был бы спасен. И тут ему приходит идея: «Я хотел бы поговорить с Гиммлером. Я пригожусь ему в качестве посредника для мирных переговоров!»

Но его не слушают.

Догнаньи был приговорен к смертной казни, это случилось 6 апреля 1945 года. 9 апреля его казнили. Месяц спустя Германия капитулировала.

Несмотря на то что Канарис был уличен собственным почерком и показаниями соучастников, и это было ясно ему самому, он до самого последнего момента все отрицал и всю вину перекладывал на своих подчиненных.

В начале апреля Гитлер приказал провести заседания военно-полевых судов СС в Заксенхаузене и Флоссенбюрге. Хуппенкотен был назначен обвинителем.

Заключенных доставили в кирпичный тюремный блок концлагеря Флоссенбюрг, который насчитывал около сорока камер. Канариса поместили в одиночную камеру 22 и – как и остальных заключенных – заковали в кандалы. Даже если он и понимал, что изобличен, то все равно жил большой надеждой на скорое освобождение союзниками, армии которых уже вклинились глубоко в Германию.

В тюрьме Канариса содержали как и всех прочих заключенных, только по распоряжению из Берлина он получал более качественное питание, нежели остальные арестованные; его кормили с кухни охраны.

Уже говорилось, что Канариса во Флоссенбюрге должны были подвергнуть дополнительному допросу. Во второй половине марта во Флоссенбюрге собирался появиться лично и Кальтенбруннер. Заключенный 21-й камеры, бывший датский шеф разведки и контрразведки Лундинг, утверждает, будто в щель двери своей камеры он видел, как Кальтенбруннер с Канарисом прогуливались по двору. Кальтенбруннер угрожал, тогда как Канарис энергично возражал, изящно и оживленно жестикулируя.

Вот только спрашивается, каким образом Лундинг узнал Кальтенбруннера. Кальтенбруннер никогда не бывал во Флоссенбюрге.

6 апреля судья СС Торбек в Мюнхене получил приказ из Главного управления СС. Тощий судья-эсэсовец покачал головой: «Ничего не понимаю. Военно-полевой суд?

Я должен председательствовать? В концлагере Флоссенбюрг? Кого судить?» Торбеку дали понять, что это совершенно секретное дело: «Все детали вы узнаете во Флоссенбюрге».

Доктор Торбек на грузовике немедленно выехал во Флоссенбюрг. Когда он сообщил там о своем прибытии, появился помощник. Но тот ничего не знал о предстоящем военно-полевом суде. Договорились, что Торбек будет ждать дальнейших распоряжений на постоялом дворе в ближайшей деревне.

В этот день поздно вечером Хуппенкотен встретился с шефом тайной государственной полиции Мюллером на его запасной квартире в Ванзее.

– Завтра, – сказал Мюллер, – вы выедете во Флоссенбюрг, чтобы там провести заседание военно-полевого суда против Канариса, Остера, Бонхёфера, Зака и Гере.

Хуппенкотен приехал в лагерь на следующий день между 19 и 20 часами вечера. Его принял комендант.

Затем, уже в воскресенье, Торбека доставили в лагерь на служебной машине. Его провели к коменданту и Хуппенкотену, который объяснил ему обстоятельства судебного процесса военно-полевого суда. Он обрисовал судье СС комплекс проблем, связанных с делом Канариса, он же сам по распоряжению Гитлера будет выступать обвинителем.

Затем эсэсовского судью проводят в помещение, в котором лежат пять следственных дел под охраной СС, и Торбек, как он показывал, приступает к их изучению.

Первое судебное заседание – против Остера – начинается в 15.30. Оно проходит в столовой.

В состав суда входят: судья СС Торбек в качестве председателя и двое заседателей. Один из них – комендант лагеря, имя второго до сих пор не установлено. С торца стола справа сидит Хуппенкотен. Перед каждым лежит обвинительное заключение.