Читать книгу "Незавершенное дело Элизабет Д. - Николь Бернье"

13 марта 1996 года

Сегодня утром группу принимала я. Все втиснулись в нашу многофункциональную гостиную. Я убрала лишнее – перенесла в ванную ручные полотенца и деревце бонсай, купила несколько чашек и запаслась кофе без кофеина. Получилось неплохо, так что я даже прониклась гордостью.

«А чем твой муж зарабатывает?» – спросила Бриттани, оглядывая гостиную. Наверно, она хотела бы увидеть и остальное, но поняла, что остального-то и нет. Я ответила, что он – профессиональный спортсмен, играет в гольф. Им это показалось странным. В их представлении хобби – это лепить керамику в подвале и продавать ее потом на углу.

Уходившая последней Петра предложила помочь прибраться в гостиной и кухне. Она из Италии, и мы поболтали немного на итальянском, так что мое пребывание во Флоренции бесследно не прошло. Потом, пока дети сидели в надувных креслицах, мы выпили еще по чашечке кофе («caffe normale, grazie a Dio»). Я сказала, что жутко устала и сейчас усну прямо за столом. Все в группе казались безумно счастливыми, и только я чувствовала себя совершенно вымотанной и несвежей.

Да, сказала она: «Belle dal fuori. Что ты будешь делать?»

Я могла бы ее расцеловать.

6 апреля 1996 года

11:30 вечера. Пожарная машина только что отъехала, все еще поблескивая «мигалкой». Даже не знаю, что делать. Вот и сижу со стаканом мерло и то смеюсь, то плачу. Уложив Джону, я поправляла столик для пеленания и уронила термометр, старенький, ртутный, вроде тех, какими пользуются в школе. Он упал на деревянный пол и разбился. Я собрала осколки, но не увидела никакой ртути и подумала, что она, должно быть, защищена и находится в какой-то внутренней камере. Но нет, я не увидела ее, потому что ОНА РАСКАТИЛАСЬ ПО ВСЕМУ ПОЛУ КРОХОТНЫМИ ШАРИКАМИ.

Совсем недавно читала, что в некоторых штатах планируют запретить ртутные термометры, и тут меня осенило: а если она не только такая токсичная, но еще и переносится по воздуху? Что, если я выпустила некое подобие вируса и малюсенькие шарики вот-вот проникнут в легкие Джоны? И я позвонила в службу спасения. «Не двигайтесь и ни к чему не притрагивайтесь, – сказали мне, – особенно это касается ребенка, – они уже высылают бригаду. – Передняя дверь не закрыта?»

Не прошло и трех минут, как я услышала вой сирен, а потом увидела в окно мигающие огни. По стене запрыгали отсветы. В дверь трижды постучали: «МИССИС МАРТИН, МЫ ВХОДИМ». Тяжелый топот по лестнице, и на пороге появились трое в желтых защитных костюмах. Я бы, наверно, обмочилась со смеху, если бы не тряслась от страха; выглядели они так, словно прибыли сражаться с вирусом Эбола, – скафандры, как у космонавтов, сапоги до колен и шлемы с пластиковыми окошечками.

Первый поднял меня, босую и перенес на другое место; двое других прошли в комнату и остановились перед рассыпавшейся ртутью, словно узрели хранилище ядовитых отходов. Третий вызвал по рации токсикологический центр. Выяснилось, что ртуть не абсорбируется человеком через прикосновение, а летучей становится только при очень высокой температуре.

После этого все успокоились. Пока первый и второй обсуждали, как лучше произвести зачистку, ртуть продолжала раскатываться между половицами. Потом им стало жарко, и они сняли шлемы и длинные, до локтя, перчатки. «Как насчет скотча?» – предложила я в шутку.

Вот так мы и справились с токсическим разливом, на ликвидацию которого была командирована вся противоэпидемическая бригада Саутбрука. Ртуть собирали с помощью скотча, как мусор с костюма. Они провели в доме два часа, и все это время Джона спал.

Среда, 10 апреля 1996 года

Утром рассказала всем о случае с ртутным термометром. Надеялась, что они посмеются, а потом поддержат меня, подбодрят, скажут, что с Джоной ничего не случится, что он не вырастет умственно отсталым, неспособным даже произнести собственное имя. Но мои ожидания не оправдались. Я закончила, а они молчали. Никто не произнес и слова. Прошло секунд пять. Потом Лесли сказала: «Боже мой». А Реган добавила: «Ты водила его к педиатру?» (Нет.) Снова молчание. «Я никогда не держала и не держу в доме ртутные термометры. Уж слишком рискованно». И все согласно закивали – да, да, да.

Стараясь говорить спокойно и не переходить на оборонительные позиции, я ответила, что ртутные градусники, по мнению моего педиатра, самые точные. И тут Бриттани завела речь о том, как она, выбирая педиатра, всегда проверяет, кто он такой, не выдвигались ли против него обвинения в профессиональной небрежности и так далее.

Таблетки цианида в кофе. Духовая трубка с дротиками, наконечники которых отравлены спорами сибирской язвы. Их не было в моем распоряжении, о чем я очень пожалела.

Я улыбнулась. И буду улыбаться. Не собираюсь лишать Джону его маленьких приятелей, с которыми можно кататься по полу и одеваться в детские костюмчики на Хэллоуин. Но мне придется очень постараться, чтобы не сунуть в их мешочки для угощений ртутные градусники.

Пятница, 12 апреля 1996 года

Шефиня сказала, что на неполный рабочий день агентство не согласно. Невероятно. Я думала, они будут только «за». Договариваемся на внештатника. Буду работать дома. «Доверься мне, – сказала Вероника. – У нас все получится».

По итогам сезона Дейв попал в верхние тридцать процентов. Так высоко он еще не забирался. Я видела, как мой муж давал интервью «И-эс-пи-эн» – вполне приемлемое сочетание энтузиазма, профессионализма и скромности, подпорченное вкрадчивой улыбкой шестилетнего ребенка. Тут уж ничего не поделаешь.

Пятница, 19 апреля 1996 года

В понедельник попробую выбрать няню. Мы наконец-то дали объявление в газету, но только после того, как мне удалось уговорить Дейва согласиться на такой вариант. Приходить няне надо три раза в неделю, во второй половине дня. Я в это время буду трудиться наверху. Виктория сдержала слово, так что загрузка обеспечена. Никто не поверит, но мне это нравится. Нравится, как никогда раньше. Она уже подбросила мне клиента, возиться с которым никому не хотелось, японского производителя саке, и я просидела допоздна, обдумывая варианты с этикеткой. В конце концов остановилась на концепции силуэта в стиле киригами – трепещущие под ветром тонкие стебли на рисовом поле. Точку я поставила только в половине третьего, когда проснулся Джона. Как результат – жуткая усталость и проклятия в свой адрес.

Это так много для меня значит. Звучит трогательно, но так оно и есть. Я как будто сохраняю частичку себя, ту частичку, которая не желает довольствоваться кормлением, стиркой и каналом «И-эс-пи-эн», чтобы узнать, как там дела у Дейва. Это все, что осталось от меня настоящей, потому что все остальное как будто происходит с кем-то другим. Отвлекаясь на работу, я получаю еще больше удовольствия от общения с Джоной. Но урывать часок здесь, часок там, пока он спит, дело безнадежное, и я только сейчас начинаю это понимать. Только вникнешь в вопрос, только погрузишься в тему и войдешь в рабочий ритм, как приходится отвлекаться. Уж лучше и не начинать. Мне нужна постоянная няня. Тогда все будет по-другому.