Читать книгу "Женские церемонии - Катрин Роб-Грийе"

— Эти клубы действительно так популярны, как говорят?

— Знаете, я задаю себе тот же самый вопрос! Что касается свингер-клубов, СМИ привлекают к ним внимание, но я спрашиваю себя, действительно ли там каждый день собираются толпы. Скорее всего, в точности об этом знают только полицейские и агенты налоговых служб! Если судить по садомазохистским клубам, где тематические вечеринки в самом деле многочисленны, — то некоторые из них собирают толпы народа, другие полупусты.

— Какие отношения у владельцев этих клубов с полицией?

— Владельцы клубов знакомы с полицейскими, которые периодически появляются в этих клубах, чтобы проверить, что там происходит — ибо существует свод правил, не допускающий, чтобы там происходило все что угодно.

— «Что угодно» — это что?

— Есть запрет, касающийся денег: на «рынках рабов» они используются чисто формально, и распорядитель этой игры дает всем понять, что деньги в данном случае — единственно «ради смеха». Еще один запрет связан с кровопролитием: на любые колющие и режущие предметы (будь то булавки или перочинные ножи) смотрят очень подозрительно. Хотя надо сказать, что это все же происходит — редко и скрытно.

— Полагаю, что такая тайная практика только увеличивает у довольствие…

— Сейчас я так не думаю: скорее, возникает импульс, желание, которое я передаю и которое мой партнер принимает и возвращает еще более неистовым, отчего мое изначальное желание еще усиливается. Это побуждает меня зайти еще дальше, причем я всецело сохраняю, несмотря ни на что, свою роль «госпожи».

— Расскажите об этом подробнее.

— Я помню, как однажды на такой вечеринке воспользовалась ножом, более острым, чем простой перочинный ножик, нанеся рану одной женщине, которая весь вечер от меня не отходила. Нас было четверо, укрывшихся в сводчатой нише, напоминающей альков и забранной решеткой. Кровь заструилась из тонких порезов на груди, и тогда между нею и мной вспыхнуло наслаждение, не чувственное, но в то же время невероятно сильное, из тех, что заставляют сердца биться сильнее, передавшееся мужчине и женщине, которые наблюдали за этой сценой, моим близким друзьям. Ослепительная, неожиданная вспышка…

— Но эти встречи мимолетны; после того, как удовольствие прошло, что вы испытываете? Хотите ли вы снова встретить ваших партнеров, или полностью о них забываете?

— В данном случае было (и остается) «чувство» между той женщиной и мной: хотя наша встреча и была короткой, то прекрасное ощущение, которое я получила от нее, не исчезло. Что до остальных, нельзя ничего предсказать заранее, все решается внезапно. Часто многое зависит от внешности: если у меня создается впечатление, что все между нами уже сказано, то мы больше не видимся или видимся редко, когда мне кажется, что тот или иной из партнеров может принять участие в одной из моих церемоний; но если они мне нравятся, это может быть началом сильной, прочной связи, или же не такой интенсивной, как бы пунктирной, колеблемой превратностями жизни с ее нарастающим темпом и попусту растраченным временем.

— Если вы хотите увидеть того или иного из партнеров, что вы делаете? Вы, как обычно принято, обмениваетесь номерами телефонов?

— Я никогда не даю свой номер телефона с первого раза, лишь в некоторых случаях — женщинам, которые никогда не будут вас преследовать; зато я всегда спрашиваю его у тех, кто представляет какой-то интерес. Любое колебание свидетельствует о том, что человек не слишком расположен продолжать знакомство, что в один прекрасный день может стать источником ненужных проблем. Это способ сделать правильный выбор.

— Если говорить о нынешней ситуации, теперь есть мобильники.

— Да, это облегчает дело, но с теми, кто не слишком расположен к встречам, я расстаюсь, есть у них мобильники или нет. Я никогда не настаиваю, и мы мило и любезно прощаемся. Кстати на эту же тему: Рено Камю[8]постоянно жаловался в своих дневниках, что анонимные встречи гомосексуалистов — где, по его выражению «есть трах», — которые к обоюдному удовольствию проходят в парке, в сауне или в любом другом уединенном месте, часто заканчиваются без единой улыбки, дружеского жеста, благодарности, даже без единого взгляда, словно партнеры умышленно дают понять друг другу: «Все, я тебя больше не знаю!» С таким поведением я никогда не сталкивалась и не наблюдала его со стороны в гетеросексуальных садомазохистских клубах. Почему? Может быть, потому, что там почти нет «траха» и наступающего вслед за ним резкого угасания желания?

— Но в этих клубах вы вначале не знаете о сексуальных пристрастиях ваших партнеров…

— Вначале — нет. Тем не менее, можно предположить, что раз уж они оказались здесь, это не случайно! Некоторые недвусмысленно демонстрируют свои пристрастия с помощью аксессуаров: обнаженный мужчина, носящий на шее собачий ошейник с поводком, ясно дает понять, зачем он сюда пришел. Других, более сдержанных, разгадать немного сложнее, но все равно это можно сделать после нескольких уточняющих вопросов. Есть среди посетителей и совсем нерешительные, неуверенные в себе, толком не знающие, чего они хотят. Таких лучше избегать. В повседневной жизни, за исключением тех случаев, когда имеешь дело с сексуальными пристрастиями, выставленными напоказ (что мне не очень нравится), мне кажется, сложно догадаться о тех эротических фантазиях, что приходят людям в голову: часто они непредсказуемы. На этот счет, в самом деле, можно что-то узнать лишь из беглых ненавязчивых опросов, проводящихся для того, чтобы добавить журналам острых тем. Лишь немногие журналы проводят серьезные исследования сексуальных практик, но ничего не говорят об их истории, о сценариях, о смене образов, которые разворачиваются в сознании во время них (ни даже о том, существуют ли эти образы). Такое глубокое, захватывающее погружение, «высшая фантазматика», является предметом долгого серьезного исследования, практически невозможного. Я лелеяла мысль о том, чтобы этим заняться, но это воистину титанический труд, и, по зрелому размышлению — кому еще это интересно, кроме меня?

— Какова была самая удивительная ситуация в вашей жизни?

— В первый раз это было давно; я тогда только начинала осваиваться в нью-йоркских специализированных клубах, тем более привлекательных для меня, что в Париже точно таких не было. На небольшой сцене, расположенной в едва освещенном углу зала, достаточно красивая женщина проводила сеанс «господства» над мужчиной, стоявшим перед ней на коленях. Когда она заговорила с ним, я поняла, что ее голос, вне всякого сомнения, мужской. Я на какое-то время застыла с открытым ртом от удивления: я никак не могла себе представить, чтобы трансвестит мог быть «госпожой»! (Тогда я была еще наивна и делала свои первые открытия.) Гораздо позже, уже после выхода «Женских церемоний», я получила множество писем — почти исключительно от мужчин. Я решила встретиться с некоторыми из моих корреспондентов — просто для того, чтобы поговорить с ними. Особенно меня тронуло одно письмо, к которому было приложено очаровательное стихотворение, полное буколических цветистых метафор. Встреча состоялась в одном международном отеле, расположенном под аркадами на улице Риволи. И вот в гостиную входит старый господин, опирающийся на трость, потом мы довольно долгое время с ним беседуем, как вдруг он говорит: «Вы не заметили?» — «Не заметила чего?» — «Я священник». Это действительно был священник из религиозного учебного заведения для девочек, из Бельгии. Он регулярно приезжал в Париж, чтобы его мучили профессиональные «госпожи», — вы знаете этих профессионалок, настоящих экспертов, у которых есть так называемый «донжон» — специально оборудованное помещение с набором традиционных инструментов: колец, крестов Святого Андрея, столов для экзекуций, розог, костюмов для переодеваний и т. д.