Читать книгу "Арабская дочь - Таня Валько"

— Ты, милая арабская эмансипе из современной страны! Хочешь знать, что тебе сделают? Сейчас расскажу, но не знаю, с чего начать. — Йеменка смеется так, что даже ее черная вуаль колышется от дыхания. — Наша полиция нравов может отхлестать тебя по ногам или незакрытому лицу прямо на улице. Кроме того, они имеют право арестовать тебя за оскорбление нравственности. Наши мужчины будут относиться к тебе — и это в лучшем случае, — как относятся к проститутке, и делать тебе неприличные предложения. Слишком вспыльчивые блюстители религиозных догм могут забросать тебя овощами вроде помидоров или картофеля, а подростки, беря пример со старших, могут запустить в такую бесстыдницу даже камнем. — Говоря это, Лейла становится совершенно серьезной. — Что касается йеменских женщин, то они охотно оттаскают тебя за эти вьющиеся светлые кудри, может, даже разрисуют ногтями личико. Они будут еще больше беситься, так как имеют право завидовать такой красивой девушке, которая отважно показывает свои прелести.

— Лейла, ты наверняка преувеличиваешь. — Пораженная Марыся не в состоянии больше ничего из себя выдавить.

— Думаю, что нет, внучка, — включается в разговор бабушка. — Так же или еще хуже в Саудовской Аравии. Это очень ортодоксальные страны.

— Тетя знает, что говорит! Ты, моя белолицая кузина, можешь носить только хиджаб, потому что выглядишь как аджнабия и можешь сойти за иностранку-мусульманку. Но ты, Надя, сама знаешь. У тебя типично арабская внешность и цвет кожи, значит, советую тебе надевать никаб или даже чадру. Этого не избежать, мои дамы. — С этими словами девушка беспомощно разводит руками.

— Так я могу одеться, как в Ливии на Фашлум, бабушка? — нервно спрашивает Марыся.

— Думаю, что да. Сейчас Лейла посмотрит нашу одежду и с сегодняшнего дня будет нашим частным семейным дизайнером исламской моды. — Бабушка старается отнестись к делу несерьезно и развлечь общество.

Проходит почти три часа, и традиционно одетые арабские женщины наконец покидают дом и направляются на Соляной базар через древние ворота Баб эль-Йемен. Тут же напротив они находят автобусную остановку и идут в единственную в Йемене международную школу.

Поездка длится невероятно долго, потому что на узких улицах царит страшная сутолока и автобус каждую минуту стоит в пробке.

Школа находится на окраине Саны, но стоит помучиться ради такого вида и возможности подышать свежим воздухом. Территория этого учебного заведения, окруженная полями с одной стороны, а горами — с другой, огромна: более десяти гектаров. Там есть спортивные площадки для футбола, бейсбола, баскетбола, корты для тенниса и бадминтона. Здания построены относительно недавно, в конце семидесятых, но в стиле традиционной йеменской архитектуры. Девушки в восторге, а довольная бабушка, все время поправляя путающуюся между ногами одежду, шустро движется к входу.

— У госпожи прекрасные рекомендации и высокие оценки, — говорит приятный на вид директор. — Школа имени Линкольна в Гане, Многонациональная Oil School в Триполи, хо-хо! Вы всегда выбирали англоязычное образование? — спрашивает он Марысю, которая сидит прямо, воспитанно сложив скрещенные руки на подоле.

— Да, — отвечает она скромно.

— Сейчас нужно только оформить документы, заплатить — и уже завтра можете начать учиться.

— У меня паспорт и наличные при себе, — говорит бабушка, которая предпочитает ковать железо, пока оно горячо.

— Мириам Ахмед Салими, вы ливийка?

— Да. — Девушка, не желая испортить дело, не вспоминает о матери-польке.

— А ваши родители, где они сейчас? Хорошо было бы, чтобы документы подписал ваш отец. Видите ли, мы живем в арабской стране.

— Родители умерли. — Надя врет и не краснеет. — Сейчас ее опекуном является муж моей сестры, йеменец.

— Ага… — Директор сжимает губы, так как не любит нетипичных ситуаций. — А резидент-виза есть? — спрашивает он неохотно.

— Дорогой господин, — бабушка начинает нервно ерзать на своем месте, — мы только что приехали, и муж сестры уже согласился на наше постоянное жительство, но вы сами знаете, сколько это длится. У девушки может сломаться судьба, ведь она уже начала заниматься наукой.

— Без визы на постоянное место жительства ей не о чем даже мечтать, — решительно отвечает приятный до этого мужчина.

— Господин, будьте человеком! — выкрикивает пожилая женщина. — Должна же быть какая-нибудь возможность. Жаль ребенка! Вы же педагог и наверняка отец.

— Я должен проконсультироваться с центром, — ворчит директор. — Мы не хотим иметь проблем.

— Я верю, что вы что-нибудь придумаете. Вы, несомненно, добрый человек! — Бабушка старается подольститься к директору.

— Дайте мне номер мобильного, на днях я вам позвоню, — обещает директор после паузы.

— У нас еще нет… — в отчаянии говорит Марыся.

— Сейчас, — вдруг включается в разговор Лейла, которая из всего разговора не поняла ни слова, но выхватила лежащее на поверхности известное выражение mobile phone и молниеносно вытянула телефон из сумки.

Всю следующую неделю девушки не выпускают из рук мобильный телефон, следят, чтобы он не разрядился, а если кто-то идет в туалет или принимать душ, сменяют друг друга на дежурстве.

— Если бы я могла ходить в такую школу… — мечтательно говорит Лейла однажды вечером, когда вместе с Марысей они готовятся ко сну в одной кровати в спальне Лейлы.

— А какую ты заканчивала? — спрашивает образованная кузина.

— Никакую, — молодая йеменка грустно смеется. — Арабскую начальную школу и двухлетнюю для будущих жен.

— Тебе не хотелось учиться? — спрашивает удивленно Марыся.

— На образование девушек в нашем доме жаль было денег.

— Не понимаю. — Марыся подпирает голову рукой и внимательно смотрит в глаза родственнице. — Из того, что рассказывала бабушка, я могу заключить, что твоя мама образованная и очень эмансипированная женщина.

— Это давно минувшее прошлое, другая жизнь. Я ее такой не помню. Для меня она замкнувшаяся в себе, скрытная, забитая, нервная арабская домашняя курица, — неохотно описывает она свою мать.

— Так почему ты все еще здесь живешь? Все твои сестры и вообще почти все родственники убрались из дома.

— Ты спрашивала, почему я закрываю лицо даже дома, — Лейла говорит с раздражением и злостью и садится на кровати. — Так посмотри и удивись, только не кричи.

Одним движением она стягивает черный никаб и показывает подруге изуродованное лицо. Марыся натягивается как струна и прижимает ладонь ко рту, чтобы не вскрикнуть.

— Почему..? Как это случилось? — шепчет она.

— Когда я была маленькой, я всегда держалась за мамину юбку и все время помогала ей на кухне, так как она преимущественно находилась там. Однажды она очень спешила с обедом: взбешенный отец уже орал, что она ленивая старая жена и что он должен будет обменять ее на новую. Она тогда жарила картошку и овощи, жира было много. Она бегала как помешанная, потому что ей действительно никто не помогал. Я запуталась в ее длинной, до пола, юбке, а она споткнулась об меня. И все кипящее масло вылилось на половину моей головы и одну щеку. Мне еще повезло, что не потеряла глаз… Счастье в несчастье, — грустно улыбается она.