Читать книгу "История похищения - Габриэль Гарсиа Маркес"

Беатрис мучилась угрызениями совести, ведь она пообещала Марухе не разглашать сведений, которые помогли бы организовать вооруженное нападение на дом. Но Беатрис приняла нелегкое решение рассказать брату все, увидев, что он не хуже ее с Марухой осознает опасность силовой операции. А освобождение Беатрис свидетельствовало о том, что, несмотря на все трудности и препоны, путь к переговорам остается открытым.

Наутро посвежевшая, выспавшаяся Беатрис устроила пресс-конференцию в доме своего брата, где буквально все было завалено цветами. От нее журналисты и общественность смогли наконец узнать правду об ужасах плена, но при этом она не дала никаких зацепок тем, кому могло взбрести в голову действовать на свой страх и риск, подвергая опасности жизнь Марухи.

В следующую среду Алехандра, уверенная в том, что Маруха уже знает про новый указ, решила снять импровизированную праздничную телепередачу. В последние недели, по мере продвижения переговоров, Вильямисар постарался преобразить квартиру, чтобы порадовать жену после освобождения. Библиотеку устроили там, где хотела Маруха, кое-где переставили мебель и перевесили картины. На видном месте водрузили статуэтку лошади породы хэкью, выведенной еще при Танской династии. Маруха привезла ее из Джакарты и считала лучшим трофеем в своей жизни. В последний момент вдруг вспомнили, что ей не нравился коврик в ванной, и поспешили купить новый, посимпатичнее. Преображенная, сверкающая чистотой квартира стала съемочной площадкой для эксклюзивной передачи, из которой Маруха должна была узнать о новом интерьере еще до возвращения домой. Получилось великолепно. Правда, они не знали, видела ли передачу Маруха.

Беатрис очень быстро пришла в себя. Одежду, которая была на ней в день возвращения, она положила в холщовую сумку, выданную в плену, чтобы не чувствовать гнетущего запаха тюрьмы, от которого до сих пор неожиданно просыпалась посреди ночи. Муж помогал ей восстановить душевное равновесие. Призрак прошлого потревожил ее лишь дважды: то был голос Дворецкого, раздавшийся в телефонной трубке. В первый раз он отчаянно завопил:

– Лекарство! Лекарство!

Когда Беатрис узнала голос, у нее кровь застыла в жилах. Но она все же набралась духу и переспросила тем же тоном:

– Какое лекарство? Какое лекарство?

– Лекарство для сеньоры! – проорал Дворецкий.

До Беатрис дошло, что он хочет узнать название лекарства для сосудов, которое принимала Маруха.

– Вазотон, – сказала Беатрис и, успокоившись, поинтересовалась: – Как дела?

– У меня хорошо, – ответил Дворецкий, – спасибо.

– Да не у вас! – поморщилась Беатрис. – У нее.

– Ах у нее… – протянул Дворецкий. – У нее все хорошо, не волнуйтесь!

Беатрис швырнула трубку и расплакалась от нахлынувших воспоминаний о жуткой жизни в плену: гадкой еде, грязном туалете, о том, как все дни были похожи один на другой… Какой же одинокой должна чувствовать себя Маруха, сидя в этой вонючей комнате!

На всякий случай в спортивный раздел новостной телепередачи вскоре была вставлена загадочная реклама: «Принимайте басотон!» Название лекарства нарочно исказили, чтобы никто из производителей не заявил протест против использования его продукции в непонятных целях.

Второй раз Дворецкий позвонил через несколько недель, и выглядело это совсем иначе. Беатрис не сразу узнала голос: он постарался его изменить. Да и тон был совсем другой, отечески наставительный.

– Помните, о чем мы договаривались? Доньи Марины с вами не было. И никого другого тоже!

– Не волнуйтесь, я помню, – ответила Беатрис и повесила трубку.

Гидо Парра, опьяненный первыми успехами в переговорах, объявил Вильямисару, что освобождение Марухи – это вопрос трех дней. Вильямисар постарался донести это до жены, выступив по радио и телевидению. Кроме того, Алехандра, послушав рассказы Беатрис о жизни в плену, не сомневалась, что ее передачи доходят до адресата. И взяла у Беатрис получасовое интервью, в котором та поведала обо всем, что могло интересовать Маруху: как ее освободили, как поживают дети и друзья, что происходит дома, когда можно надеяться выйти на свободу.

С той поры в каждой своей авторской передаче Алехандра сообщала массу подробностей о жизни близких: какую одежду они носят, какие покупки делают, кто приходил к ним в гости. «Мануэль уже приготовил свиной окорок», – звучало в передаче, и только Маруха понимала, что в ее доме все остается по-старому. Какими бы смешными ни казались эти ухищрения, их целью было подбодрить Маруху, показать ей, что жизнь продолжается.

Однако дни шли, а никаких признаков близящегося освобождения Марухи не было. Гидо Парра увязал в путаных объяснениях и вел себя как ребенок: не подходил к телефону, куда-то исчезал. Вильямисар призвал его к порядку. Парра опять начал разводить турусы на колесах. Ситуация, сказал он, осложнилась из-за того, что полиция усиленно творит беспредел в Медельине. И пока правительство не пресечет эти жестокие репрессии, трудно надеяться на чье-либо освобождение. Вильямисар оборвал его:

– Мы так не договаривались! Все упиралось в новый указ. Он издан. Теперь это долг чести, нечего играть со мной в игрушки!

– Вы не представляете, как противно быть адвокатом этих типов! – заныл Парра. – Тут ведь не о деньгах речь идет, а о том, что они меня укокошат, если останутся недовольны. Что прикажете делать в такой ситуации?

– Давайте ее сперва проясним, – сказал Вильямисар. – В чем загвоздка?

– В том, что пока полиция не прекратит бойню и не накажет виновных, освобождение Марухи невозможно. Вот так.

Вильямисар в ярости разразился проклятиями в адрес Эскобара. А потом добавил, обращаясь к Гидо Парре:

– Убирайтесь с моих глаз! Не знаю, как Эскобар, а я вас точно убью!

И Гидо Парра исчез, напуганный не только резкой реакцией Вильямисара, но и неистовством патрона, который, похоже, не простил ему превышения полномочий на переговорах. Эрнандо Сантос понял, что Гидо Парра в панике, когда тот позвонил и пролепетал про письмо, которое поручил ему передать Эскобар. Дескать, письмо такое ужасное, что он даже боится его прочитать.

– Он безумен! – всхлипнул Гидо Парра. – Его никто не утихомирит… А значит, мне остается одно: бесследно исчезнуть.

Понимая, что таким образом прервется единственная связь с Пабло Эскобаром, Эрнандо Сантос пытался уговорить Гидо Парру остаться. Но без толку. Напоследок Гидо умолил Сантоса оформить ему визу в Венесуэлу и договориться о том, чтобы его сын закончил бакалавриат в боготинской Современной гимназии. По неподтвержденным слухам, Парра спрятался в одном из монастырей Венесуэлы, где жила его сестра-монахиня. И о нем ничего не было известно, пока 16 апреля 1993 года в Медельине не обнаружили его труп, спрятанный вместе с телом сына-бакалавра в багажнике какой-то машины без номеров.

Вильямисар довольно долго переживал свое поражение. Ну зачем, зачем он поверил Эскобару на слово? Казалось, все пропало. Пока шли переговоры, он постоянно держал в курсе событий доктора Турбая и Эрнандо Сантоса, которые теперь тоже не имели никаких известий от Эскобара. Вильямисар виделся с ними почти каждый день и старался не рассказывать им о своих злоключениях, а делился только ободряющими новостями. Он подолгу засиживался в доме экс-президента, который стойко воспринял смерть дочери, но смотреть на эту стойкость без слез было нельзя, потому что Турбай замкнулся, ничего по этому поводу не говорил. И вообще как будто бы стал невидим. Эрнандо Сантос, надеявшийся только на посредничество Парры в деле освобождения сына, тоже впал в глубокое уныние.