Читать книгу "Скандал и грех - Тамара Леджен"

– Спите, – приказала Вера.

Эхо от этого слова не только не стихло после ее ухода, но становилось все громче, пока Абигайль уже не могла его вынести. Чувство эйфории, казалось, душило ее, пугало, лишало способности думать. Происходило что-то нехорошее, Абигайль была в этом уверена, даже позвала на помощь, но едва расслышала свой голос. Вера ушла, никто все равно не придет.

Абигайль выбралась из постели. Ноги так дрожали, что ей пришлось встать на колени, и она поползла по дощатому полу к двери. Комната вдруг превратилась в бесконечный туннель, она едва различала дверь в его конце, но, когда после неимоверных усилий Абигайль доползла до нее, все оказалось тщетным. Дверь была заперта. Повернувшись, она увидела, что комната изменилась. Теперь это уже не безопасное место. В свете камина метались странные черные и золотые фигуры, воздух сгустился от дыма. Шепчущий ветер дул в комнату и шевелил полог кровати.

– Галлюцинация, – твердо сказала Абигайль себе. – Жар помутил мой рассудок.

Это была ее последняя связная мысль. Затем перед глазами поплыл туман, и, чувствуя себя ослепшей, Абигайль ощупью поползла к ближайшему убежищу – шкафу, – залезла внутрь, раздвинула висевшую одежду. Дверца захлопнулась, оставив ее в спасительной темноте.

У этого шкафа есть секрет. Абигайль пыталась вспомнить, кто ей это сказал. Должно быть, кто-то очень важный. Она сильно нажала на заднюю стенку шкафа, панель исчезла, и Абигайль вывалилась в другую комнату.

– Опля! – услышала она знакомый голос.

Пара сильных рук, кажется, поймала ее и поставила на ноги. Дверца шкафа захлопнулась. Те же руки круто развернули ее, и Абигайль оказалась лицом к лицу с созданием Караваджо. Но из плоти и крови, причем совершенно голым.

Кожа цвета бронзы отливала медью в свете камина, а мужская часть весьма нуждалась в покрове из нескольких фиговых листков. Сам Кэри, похоже, не сознавал, в каком он виде, и Абигайль чувствовала себя виноватой, что представила его обнаженным.

– Я уже стал думать, что вы не придете.

Он целовал ее, а она – его, как будто это было самым естественным делом на свете. Ее вообще не удивило, что она тоже голая. Они могли быть Адамом и Евой в райском саду. Ведь это лишь сон.

– Ангел! – прошептала Абигайль, когда губы Кэри скользнули вниз, к ее шее.

– Насчет собаки не беспокойтесь. С терьером все в порядке. Вы лучше беспокойтесь обо мне, – обиделся Кэри. – Я, в конце концов, чуть не погиб. Спасая вас, неблагодарная маленькая девчонка.

– Но я вас имею в виду. Это вы – ангел. Кэри, я так боялась, что вы умерли. Но вы же не умерли, правда? Вы не привидение?

Он взял ее руку и приложил к своей груди, в том месте, где убедительно билось сердце.

– Разве я похож на привидение?

– Нет, – признала Абигайль. – Вы живой.

– Будь я обманом зрения, разве мог бы я это сделать?

Абигайль никогда не считала себя человеком с богатым воображением, но сейчас могла представить все, что угодно. Могла чувствовать его вкус, пока он ее целовал. Мед и виски. Могла ощутить мышцы его рук, сжимающих ее, как железные обручи. Могла даже представить его запах – кедровые стружки, оставленные на теплой каминной решетке. Могла слышать каждое нежное слово, которое он шептал. Он был во всех ее пяти чувствах. Она могла видеть, слышать его, чувствовать его вкус и запах, ощущать его. Она была словно одержима им. Ей не оставалось ничего другого, как прильнуть к нему и предложить себя.

– Будь я привидением, разве мог бы я сделать вот это? Кэри подхватил ее на руки и понес к кровати. Закрыв глаза.

Абигайль упала в облако пуха и мягко приземлилась в теплое гнездо. Но когда открыла глаза, Кэри все еще был рядом. Даже с озорной улыбкой лег рядом.

– Посмотрите на меня, – сказал он, шлепнув себя по твердому плоскому животу. – Вы когда-нибудь в жизни видели более материальное существо? Потрогайте. Одни мышцы, девочка моя.

Абигайль никогда в жизни не видела голого мужчину, только статуи, и холодные мраморные скульптуры Кановы не подготовили ее к великолепию живого мужчины. Словно движимые высшей силой, ее маленькие руки дотронулись до него. На фоне его бронзовой кожи они выглядели детскими, бледными, веснушчатыми. Его торс, будто вырезанный из мрамора, покрывал теплый коричневый бархат. Кэри двигался беззастенчиво, как сатир в лесу, и снисходительно улыбался ей, пока Абигайль неуверенно гладила его.

– Вы кажетесь настоящим, – прошептала она, хотя знала, что этого не может быть.

Она лишь вообразила себе это чудесное творение, как вообразила шепот ветра по ту сторону шкафа. За исключением того, что это было намного лучше, чем любой сон, который она видела до сих пор.

Настоящий он или нет, Абигайль не могла устоять перед искушением прикоснуться к нему. Мышцы, прекраснее вырезанных из мрамора человеческими руками, напрягались, пока она вела пальцами по его торсу. Конечно, даже Кэри, человек, ею обожаемый, не мог быть настолько совершенным. Но галлюцинация, словно прочтя ее мысли, гордо сказала:

– Мадам, вы напрасно ищете слабое место на этом теле. Вы не найдете здесь ни унции жира. Все это благодаря упорной верховой езде на лошадях и женщинах.

Кэри самодовольно улыбнулся, подмигнув Абигайль.

Очевидно, это прекрасное тело было создано ее сном по образцу скульптур, которые она видела в парках и музеях. Сон придумал совершенного мужчину, возлюбленного, существующего лишь в воображении. Каким она его вообразила, таким он и получился. Но зачем она наградила его этим странным, похожим на дубинку предметом между ног, портящим впечатление? Ничего подобного она у статуй не видела. И почему ее прекрасный образ говорит, как тщеславный хвастун? Конечно, настоящий Кэри наверняка вел беспутный образ жизни, развратничая, пьянствуя, играя в карты, но такой прозе не было места в ее сне. Настоящий Кэри делал ее боязливой. Настолько боязливой, что, несмотря на влечение к нему, она всегда чувствовала непреодолимое желание бежать от него.

– Знаете, это несправедливо, – печально сказала она. – Вы так прекрасны. Это превращает меня в полную идиотку. Я бы хотела быть такой же прекрасной, как и вы. Чтобы заставить кого-нибудь чувствовать ко мне то же, что я чувствую к вам. Это несправедливо, Кэри.

Он тихо засмеялся.

– А я хочу, чтобы ты могла видеть то, что вижу я, моя прекрасная Смит. Будь ты покрыта липким медом, клянусь, я мог бы проглотить тебя целиком. Где ты взяла такие красивые персики?

– Не надо, – сказала Абигайль. – Перестаньте смеяться надо мной.

Неожиданно Кэри стал таким, как ей хотелось: внимательным, серьезным, взгляд потеплел.

– Что от меня требуется? – ласково спросил он.

– Только любить меня, – беспомощно сказала Абигайль со слезами на глазах.

Настоящий Кэри довел бы ее до истерики, а воображаемый сразу все понял. Они сносились, как два ангела: мысленно, прикосновением, которое вряд ли было физическим, но весьма действенным. Поскольку все происходило в ее воображении, Абигайль перестала быть застенчивой и неуклюжей. Чувства, которые Кэри пробудил в ней, уже не пугали ее, а казались естественными, будто она тысячу лет занималась с ним любовью. Он создал ее тело собственными руками, ей нечего было его стесняться. Впервые в жизни Абигайль чувствовала себя прекрасной, желанной, достойной его. Чудесные загорелые руки устранили все преграды между ними, ее тело медленно таяло, как воск на солнце, которым Кэри лакомился, как рой ленивых пчел. Сначала все было прекрасным и золотым, Кэри усыплял ее разум, чтобы прельстить легким удовольствием. Потом они вместе начали медленное, сводящее с ума восхождение к наслаждению, такому безжалостному и такому мощному, что оно изнуряет не меньше полученной радости.