Читать книгу "Генри и Джун - Анаис Нин"

Вот она, патологическая основа творчества! Что будет с создателем, с творцом во мне, если я стану нормальным человеком? Или я просто наберусь сил и стану полнее удовлетворять свои инстинкты? Возможно, у меня разовьются другие, более интересные болезни. Алленди уверяет, что мне было очень важно приспособиться к реальной жизни.

Мое счастье находится в подвешенном состоянии, все мое будущее зависит от следующего шага Джун. А пока я жду. Когда я думаю, что мне нужна новая тетрадь для дневника, меня охватывает суеверный страх. Эта тетрадь почти вся посвящена Генри. Если придется написать на первой странице новой тетради «Приехала Джун», я пойму, что потеряла моего Генри. Я останусь с блокнотом в пурпурной обложке, с этой книгой радости и счастья. И все. Она была так быстро написана, так быстро прожита.

Любовь облегчает жизнь. Поразительно: стоит Генри подойти к столику в кафе, где я жду его, или открыть двери нашего дома, как у меня поднимается настроение. Никакое письмо, даже то, в котором хвалят мою книгу, не может обрадовать меня больше, чем обыкновенная записка от него.

Когда Генри пьян, он становится простым и сентиментальным, как простой обыватель, начинает расписывать нашу совместную жизнь, словно я его жена:

— Ты никогда не будешь выглядеть прекраснее, чем в те моменты, когда, засучив рукава, работаешь для меня. Мы могли бы быть так счастливы! Ты бы забросила свое творчество!

О-о-о, этот немецкий муж! Я смеюсь. Значит, я забрасываю свое писательство и становлюсь женой гения. Я хотела этого больше всего на свете, но только без работы по дому. Я бы никогда не вышла за него замуж. О нет! Я знаю, что Генри восхищен той свободой, которую я ему предоставляю, но я знаю и что он ужасно ревнив и никогда не позволил бы мне делать то, что я хочу.

Когда я вижу, что моя любовь делает Генри таким счастливым, то уже не уверена, стоит ли по-прежнему изображать, будто я обманываю его, продолжать так издеваться над ним. Я не хочу вызывать в Генри болезненную ревность.

Фред неосознанно играет в моей жизни особую роль — он отравляет мое счастье, говорит, что любовь Генри неадекватна моей. Он считает, я не заслуживаю такой полулюбви. По его мнению, я стою чего-то необыкновенного. Да черт возьми! «Полулюбовь» Генри значит для меня гораздо больше, чем полноценная любовь тысячи мужчин.

Я на минуту представила себе мир без Генри и поклялась, что в тот день, когда потеряю его, уничтожу в себе всякую чувствительность и способность к настоящей любви, устрою дикий дебош. После Генри мне больше не нужна будет любовь. Только секс. Это — во-первых, а во-вторых — одиночество и работа. И больше никакой боли.

Пять дней мы с Генри не виделись из-за всяческих мелких дел, и я с трудом переносила разлуку. Не выдержав, я попросила, чтобы он заглянул ко мне хотя бы на часок, между двумя другими запланированными встречами. Мы недолго поговорили, а потом отправились в ближайшую гостиницу. Как сильно он мне нужен! Только в его объятиях я чувствую себя спокойно. После часа, проведенного с Генри, я смогла жить дальше, выполнять то, чего мне вовсе не хотелось, встречаться с людьми, которые меня не интересуют.

Гостиничный номер ассоциируется у меня со сладострастием, удовольствием, полученным украдкой. Возможно, то, что я так долго не видела Генри, сделало меня еще ненасытнее. Я часто мастурбировала, не испытывая ни угрызений совести, ни недовольства собой. Впервые в жизни я узнала, что такое голод. Я набрала четыре фунта, все время безумно хочу есть, еда доставляет мне неповторимое удовольствие. Никогда раньше я не ела так много и не получала при этом столько радости. У меня сейчас всего три желания: есть, спать и трахаться. Меня возбуждают кабаре. Я хочу слушать громкую музыку, видеть новые лица, протискиваться сквозь толпу, много пить. Прекрасные женщины и мужчины возбуждают во мне бешеное желание. Я хочу танцевать. Мне хочется насладиться наркотиками. Я хочу познакомиться с развратниками, тесно с ними общаться. Меня не интересуют наивные лица. Я хочу вгрызаться в жизнь, разрываться на части. Генри не дает мне всего этого. Я вызвала в нем любовь. Будь она проклята! Он умеет трахать меня, как никто, но мне необходимо нечто большее. Я опускаюсь на дно, в ад, в преисподнюю… Неистово, бешено, дико…

Сегодня я вылила свое настроение, вернее, то, что сумела донести, на Генри. Мне казалось, что оно изливается из меня, как лава. Мне стало очень грустно, когда я увидела Генри — такого спокойного, серьезного, нежного, недостаточно безумного. Не такого, как его проза. Джун жжет Генри словами. В его объятиях я на час забыла о своем лихорадочном возбуждении. Если бы мы могли на несколько дней остаться вдвоем! Он хочет, чтобы я поехала с ним в Испанию. Может быть, там он забудет о своей мягкости и сможет достаточно одичать?

Неужели так будет всегда? Ни один человек не может найти партнера, чье состояние духа, мысли и настроение совершенно совпадали бы с его собственными, никогда. Все мы будто сидим на качелях и качаемся из стороны в сторону. Я начинаю страстно хотеть того, от чего устает Генри. Это желание ново, свежо, безумно. Но при этом я оказываюсь не в том настроении, чтобы удовлетворить его желания. Как противоречив наш ритм жизни! Генри, любовь моя, я не хочу больше ничего слышать об ангелах, душе, любви, не хочу больше глубоких чувств.

Час с Генри. Он говорит:

— Анаис, ты совершенно овладела мною. Ты вызываешь во мне странные ощущения. В прошлый раз, когда мы расстались, я тебя обожал.

Мы сидим на краю кровати. Я кладу голову на плечо Генри. Он целует мои волосы.

Через некоторое время мы неподвижно лежим рядом. Он вошел в меня, но вдруг прекратил двигаться, и у него пропала эрекция.

Я спрашиваю с улыбкой:

— Ты меня сегодня не хочешь?

Он отвечает:

— Нет, все не так. Просто в последние дни я много размышлял о том, что старею, и однажды…

— Ты с ума сошел, Генри! Стареешь, в сорок лет?! И это говоришь ты! Успокойся, ты сможешь трахаться, даже когда тебе будет сто.

— Это так унизительно, — отвечает он.

Генри расстроен, он не понимает, что с ним происходит.

Сейчас меня волнуют только его унижение, страхи.

— Это естественно, — успокаиваю я. — С женщинами такое тоже случается, только они умеют это скрывать. Не показывают вида. С тобой так уже бывало?

— Когда я не захотел свою первую женщину, Паулину. Но тебя я очень хочу. И страшно боюсь потерять. Вчера я мучился, думая: как долго Анаис будет любить меня? Не устанет ли она?

Я целую его.

— Вот видишь, ты уже целуешь меня, как ребенка.

Я понимаю, что Генри стыдно. Я пытаюсь разрядить обстановку. Генри кажется, что он теперь останется импотентом. Успокаивая его, я скрываю зародившиеся во мне страхи и отчаяние.

— Может, — говорю я ему, — тебе кажется, что ты просто обязан трахать меня каждый раз, когда я к тебе прихожу, чтобы я в тебе не разочаровалась?