Читать книгу "Нефритовые четки - Борис Акунин"

Сам же Самсон Степаныч губернского секретаря разочаровал. Вдевятом часу спустился с крыльца хмурый, деловитый. Оседлал лошадь, да иускакал куда-то. Получалось, что зря Тюльпанов с рассвета в кустах сидел, отросы весь вымок и трижды был укушен злыми муравьями.

Так день с самого начала и не заладился.

Понуждаемый бурчанием и подсасыванием животным, губернскийсекретарь сходил в Ольховку на предмет добывания пищи, но деревня была словновымершая. Насилу отыскал в одной избе древнюю бабку, еле передвигавшую ноги.Спрошенная, где население, старуха ответила: «От Шкарпеи шпашаютша. Мне-то што,шлава богу пожила. Ты не от неё, матушки, будешь? Не жа мной?» И с надеждойприщурила подслепые глаза.

Правду говорил земский председатель: какое-то дикоесредневековье. И это в шестидесяти верстах от Москвы!

У бабки Анисий разжился только квасом и краюхой хлеба.Поскольку лошадь взять было не у кого, отправился пешком в Ильинское, где лабази почта. В лавке купил баранок, чаю, сахару, колбасы. Долго ждал вечернегопочтальона – не будет ли ответа от шефа на вчерашние донесения. Не было.

Возвращаться в Баскаковку пришлось на своих двоих. Никто изкрестьян везти не согласился – ни за рубль, ни за два. Утром, говорили, ещёкуда ни шло, а к ночи ни за что. Невежество и суеверие.

Дотопал до пустой усадьбы уже в темноте, усталый и сердитый.Нехорошо поступаете, Эраст Петрович. Что с самого начала про Скарпею нерассказали – это ладно. Хотели, чтоб я сам составил мнение об этом диковинномделе. Но что ж на письмо-то не ответить? Ведь не о пустяках писано!

И как этого Крашенинникова прижать? Тут дедукция нужна.Может, пойти, да и тряхануть его как следует за шиворот, чтоб во всём сознался?Но где улики? На одних дохлых мышах обвинение не выстроишь. Значит, снова вкустах сидеть?

Ещё не решив окончательно, как действовать, Тюльпанов пошёлвдоль пруда к приказчикову дому. Шеф говорил, что в любом маньяке, даже самомозверелом, непременно остаётся частица доброго начала и что именно этотнеомертвевший участок человечьей души – главный помощник следствия, ибо подчаспобуждает преступного безумца к саморазоблачению и даже покаянию.

Может, потолковать с Крашенинниковым спокойно, сочувственно.Глядишь, и сыщется тропка к доброму началу, а тогда можно будет и признаниеполучить. Всё одно Крашенинникову путь в сумасшедший дом, на каторгу такого непошлют.

Так размышлял Тюльпанов, шагая мимо сумрачной водяной глади,испещрённой тёмными пятнами полузатонувших брёвен, кочек, камышиных зарослей.Над прудом поднимался белесый, пеленчатый туман. Лето ещё не кончилось, а зябкобыло, промозгло.

Револьвер Анисий всё ж таки прихватил с собой. Ну как вприказчике злая половина взыграет?

Когда из-за ближней кочки вдруг с плеском высунулось что-тобольшое, растопыренное, Анисий левой рукой схватился за сердце, а правой рванулиз кармана оружие. Зацепил курком за край – чуть не пальнул сам себе в ногу.

Из воды на берег вылезло не болотное чудище и не ЗмейГорыныч, а высокий мужик в сапожищах, весь облепленный тиной и чуть не до глаззаросший косматой чёрной бородой.

– Кто таков?! – дрожащим голосом крикнул губернскийсекретарь, сжимая железную рукоятку.

Мокрый человек махнул рукой в сторону болота и загукалневразумительно. То ли немой, то ли малахольный.

Не иначе местный дурачок, разъяснил себе Анисий,успокаиваясь. Оттого и бесстрашный. Все из деревни разбежались, а этот в самоеболото залез.

Тюльпанов с младых ногтей чувствовал к слабоумнымсострадание, поэтому дал дураку кусок сахара и сказал нестрого:

– Иди, иди. Нечего тебе тут шастать.

Только не надо было безмозглого сладким прикармливать –увязался следом. То поотстанет, то вперёд забежит и всё на пруд, на болотооглядывается. А потом вдруг как оттолкнёт Анисия в сторону, бух на четверенькии тычет рукой в землю, радостно бормочет нечленораздельное.

Хотел Тюльпанов осерчать, но тут из-за облака высунуласьлуна, осветила размокший берег, и молодой человек разглядел на жидком глинистоммесиве тошнотворно знакомый извилистый след. Опять!

Болотный мужик замычал, заквохтал, замотал лохматой башкойво все стороны, будто сердечную подругу потерял. Там, у пруда, его Анисий иоставил.

Теперь шёл быстро, азартно. Всё, хватит фокусов! Волшебнуюзмею пускай деревенский дурень разыскивает, а мы с вами, Самсон Степанович,поговорим по-нашему.

Минуты через две уже был у крашенинниковского дома. Передтем как подняться на крыльцо, взвёл курок, сунул оружие за пояс и сверхушинельку запахнул.

На стук открыла приказчикова дочка. Вблизи она оказалась ещёкраше: лицо чистое, белое, ясные глаза смотрят внимательно, лучисто. Ох, милая,каково тебе с бесноватым-то жить?

Анисий приподнял фуражку, представился. Спросил, как звать –Геля.

– А батюшки дома нет, – сказала Геля. – Он в«кабинете». Давно, со света ещё.

– Где это? – спросил Тюльпанов,оглядываясь. – В какой стороне?

– Он не разрешает к нему туда ходить, – объяснилакрасавица. – У меня ужин давно накрытый, жду, а пойти позвать нельзя.Может, посидите, подождёте? Вернётся батюшка, поужинаем вместе.

Губернский секретарь нахмурился, на приглашение ответилрассеянно:

– Благодарю. Как-нибудь после… Вот что. У меня к вашемупапаше дело неотложное, так что я уж рискну Самсон Степаныча потревожить. Вытолько меня проводите.

Умная, видно, была девушка. Ничего больше говорить не стала,только точёные брови сдвинула. Постояла так с полминуты, накинула платок и повелаАнисия по узенькой тропинке вдоль поляны, потом через смородиновые кусты ияблоневую рощицу. Яблоки уже совсем поспели, так и тянулись с веток к земле. Ободно, тяжёлое от сока, Тюльпанов чувствительно стукнулся лбом.

– Вот он, «кабинет», – показала Геля.

На самом краю пруда стояла будочка в одно окошко. Внутри, заситцевой занавеской горел свет.

Заглянуть бы в щёлку, да неловко при дочке. Анисий постучал– коротенько, больше для видимости, и скорей толкнул створку. Очень хотелосьзастигнуть Крашенинникова при каком-нибудь саморазоблачительном занятии.

Сначала увидел керосиновую лампу на дощатом столе, флягу взамшевой обшивке и походный стаканчик, а уж потом самого Самсона Степановича.Он сидел, обмякнув на стуле и запрокинув голову. Одет был во что-то широкое,мешковатое, наподобие узорчатого азиатского халата.

Геля страшно вскрикнула за спиной у Анисия, оттолкнула его ибросилась к отцу. Не добежав, всплеснула руками, осела на пол – обморок.