Читать книгу "У чужих берегов - Георгий Лосьев"

Мария Никитична снова вложила письмо в конверт и сказала со вздохом:

– Дурак!.. Как есть – круглый дурак. Ради замужней женщины решил своей свободой пожертвовать. И на меня ему наплевать. Доказывает, вишь, любовь!.. Вы бы, товарищ начальник, подержали его в тюрьме месяца два – авось поумнеет.

Я взялся за фуражку.

– Нельзя, мамаша! За любовь тюрьмы не полагается, такой статьи нет... А Свиридов-то знает об этой истории?

– Нет. Кабы знал – пришиб бы Вовку. У него, у Петьки-то, не заржавеет, недаром офицер бывший...

– Позвольте, Свиридов... офицер?

– А как же! Только они скрывают это.

– Но ведь Свиридов служил в Красной армии?

– Служил, батюшка, служил!.. И на китайской чугунке воевал от красных. Это все было. А только он – офицер белый.

Я снова присел к столу.

– Как же это стало известно, Мария Никитична?

– Слухом земля полнится... А ты разыщи, батюшка, такого человека – Лихонин его фамилие. Командир Миша Лихонин, то бишь, Михаило Михайлыч. Он все про Петьку выложит, как на ладошке...

Все это я занес в протокол, но когда предложил старушке подписать, она отмахнулась:

– Нет! Я ни с которой стороны к этим делам непричастная.

Вернувшись к себе, я прошел в одиночку, где находился добровольный узник.

– Хороший вы человек, Павлов!.. Но если будете сбивать следствие с толку, можете вправду очутиться в тюрьме. По обвинению в сознательном попустительстве Свиридову. У меня есть все основания привлечь вас за безобразия на складе, но я не сделаю этого, учитывая, что вы недавно демобилизованы и бухгалтер еще неопытный. Но, повторяю, если будете болтаться под ногами со своей неумной филантропией... У вас же мать, об этом вы подумали? Ведь помимо любви существует еще и чувство сыновнего долга. Сейчас вас освободят...

Между тем у меня на столе лежало напоминание прокурора: все законные сроки по делу Свиридова вышли.

Увы – это так. Но ведь в резерве есть еще Лихонин.

– Смир-р-рна! Товарищи командиры!..

– Здравствуйте, товарищи! Продолжайте занятия!

– Тут к вам, товарищ комбат, командир из милиции...

– Товарищ Лихонин?..

– Так точно: комбат Лихонин.

– Я инспектор Крайрозыска.

Вот что я узнал в тот день от Лихонина.

10 июля 1929 года белокитайские войска, в числе которых были две дивизии русских белогвардейцев, стали обстреливать нашу пограничную территорию. Была захвачена КВЖД.

Наркомвоенмор приказал сформировать Особую Дальневосточную армию. Начались жестокие бои...

В те дни к командиру одной из наших частей явился небольшой отряд китайской охраны КВЖД, укомплектованный бывшими русскими белогвардейцами. Командир отряда, некто Свиридов, от имени всех принес повинную, просил применить амнистию, зачислить отряд в Красную армию.

Так и было сделано. После ликвидации конфликта на КВЖД новоявленных красноармейцев демобилизовали. Все они стали обладателями советских военных билетов и разъехались – кто куда. Тогда-то и произошло знакомство командира роты Лихонина со Свиридовым.

– Позже я получил письмо от бывшего прапорщика Васильева, – закончил свои воспоминания Лихонин. – Тот сообщал, что их командир, Свиридов, покончил самоубийством и что якобы он, Васильев, присутствовал на похоронах. А теперь получается, что Свиридов жив. Интересно взглянуть на него...

Дело скромного кладовщика становилось все интереснее, и я, вызвав Свиридова, решил взять быка за рога.

– Почему и при каких обстоятельствах вы превратились в Свиридова, гражданин Карасев? Зачем понадобилось такое превращение «карася» – в «порося»?

Вздрогнув, он взглянул на меня с лукавым одобрением.

– Ловко!..

– Не даром свой хлеб едим, Николай Васильевич!.. Ну-с, как? Расположены к воспоминаниям?.

– Могу отвечать на вопросы – не больше.

– Хорошо. Так давайте по поводу превращения...

– Хотелось учиться. Мечтал о горном институте, а сыну купца попасть в институт – что верблюду в игольное ушко.

– Одну минуту! Где же вы документы Свиридова приобрели – в Москве на Хитровке или... в Харбине?

– Ах, вы и о Харбине осведомлены?

– Как видите.

– Документы купил в Харбине у русского босяка, курильщика опиума. Наркоман.

– И весь китайский период вашей деятельности так и жили по документам Свиридова?

– Так и жил.

– Фамилия Лихонина вам ничего не говорит?

Он снова одобрительно посмотрел на меня и качнул головой:

– Ну и ловкачи!..

– А прапорщика Васильева не припомните?

– Черт его знает! Мало ли их было, – не помню...

– Допускаю, запамятовали. Тогда скажите: за каким лешим вам все это понадобилось? Я имею в виду превращение офицера Карасева в офицера Свиридова еще до перехода в советское гражданство, затем «умерщвление» Свиридова в письме к Лихонину и, наконец, место кладовщика взамен рабочего факультета? Чтобы облегчить вам процесс воспоминаний, я представлю вам сейчас одного человека...

Я постучал в дверь, и на пороге появился Лихонин.

– Позвольте, Михаил Михайлович, представить вам Свиридова! Узнаете?

Комбат недоумевающе глядел на Карасева.

– Это... это не подпоручик Свиридов...

– А кто же?

– Кажется, этого человека я видел в составе перешедшего к нам тогда отряда. Но фамилии не помню.

– Карасев?

– Н...нет... Не помню. Их было человек двадцать. Свиридова помню отлично, он жил со мной в палатке. Да, чуть не забыл: письмо прапорщика Васильева, о котором вам говорил, я отыскал.

Порывшись в полевой сумке, Лихонин протянул мне конверт. Я бегло пробежал написанное.

– Вот вам перо и бумага, – сказал я Карасеву. – Пишите: «...должен с прискорбием сообщить вам, Михаил Михайлович, что приказал долго жить наш общий знакомый, бывший комвзвода вашей роты Петр Свиридов. Я был на его похоронах...»

При этих словах Карасев засмеялся и положил ручку.

– Хватит! Увольте меня от лицезрения бравого комбата! Пусть старый благородный рубака отправляется восвояси, а ваша настойчивость будет вознаграждена. Раскрою карты: это дурацкое письмо, что я составил в пьяном виде, окончательно испортило всю игру...

Утром я был у краевого прокурора.

– Выяснил биографию? – спросил он.

– Свиридов – это Карасев. Сын купца, бывший белый офицер. Одно время жил под фамилией Васильева.