Читать книгу "Готический роман. Том 1 - Нина Воронель"

Такое имя гораздо больше подошло бы гибкой темнокудрой танцовщице с заметной примесью испанской крови, и, может быть, потому, подсознательно чувствуя это несоответствие, фрау Штрайх избегала сообщать его окружающим. И все-таки Отто должен знать, что ее зовут Габриэла, чтобы именно Габриэлу, а не Инге отчаянно призывать в критическую минуту! Чудо, да и только! На экране памяти тут же услужливо возник окруженный зеленым сиянием силуэт Габриэлы Штрайх, гневно вознесшийся после спектакля над креслом Отто, и к этому вспомнилось, что отец давненько не жаловался на свою сиделку. «Что-то за этим скрывается.» – вяло подумала Инге, проваливаясь, наконец, в желанное душноватое забытье.

Разбудил ее осторожный шорох шагов, невнятный шёпот и позвякиванье ложечки о фарфор. Она с трудом открыла глаза и сразу увидела темное, затянутое ровной сеткой дождя окно. Этого следовало ожидать – осень каждый год неотвратимо наступала на другой день после праздника дракона, на какое бы число ни выпадал этот праздник. Опять звякнула ложечка, и, преодолевая напряжение в затылке от неудобного сна, Инге повернула голову в направлении звука. Одетый, умытый и явно довольный жизнью Отто уже сидел в своем кресле, придерживая вилкой протеза тарелку с манной кашей, из которой фрау Штрайх зачерпывала порцию за порцией и ловко отправляла ему в рот. При этом она приговаривала ласковым шёпотом, каким заботливая няня разговаривает с шаловливым ребенком:

– А вот мы еще ложечку! А вот мы еще ложечку!

Инге секунду помедлила, наблюдая эти нежности. Значит, она вчера не ошиблась: между отцом и сиделкой больше не было прежнего мучительно враждебного напряжения – наоборот, фрау Штрайх прямо-таки окутывала своего подопечного теплом и симпатией. Почувствовала ли Инге укол ревности? «Глупости!» – оборвала она себя, привычно анализируя собственные побуждения. – «Я только рада!». И, вскочив с диванчика, спросила, поспешно приглаживая волосы:

– Который час?

– Скоро восемь, – ответила новоявленная хранительница Габриэла, ни на миг не прерывая заботливого снования ложечки с кашей между тарелкой и ртом Отто.

– И давно вы здесь? – удивилась Инге, поскольку, согласно договоренности, фрау Штрайх должна была приходить к восьми.

– Я сегодня поторопилась прийти, – пояснила сиделка, – потому что очень тревожилась за Отто. Сердце подсказало мне, что от вчерашнего безобразия нельзя ждать добра.

Кто бы мог подумать, что у фрау Штрайх есть не только имя, но и сердце? Охватив взглядом хлопотливые руки сиделки и ублаготворенное лицо отца. Инге заторопилась уходить:

– Ну и чудно! Раз вы уже здесь, я могу идти.

Снаружи моросил противный мелкий дождик из тех, что тянутся порой от понедельника до субботы, не столько увлажняя землю, сколько заполняя воздух мелкими колючими брызгами. Чувствуя всю неуместность своего праздничного наряда среди унылого дождевого беспредела, Инге первым делом забежала в свинарник – ведь это надо же – так проспать! Но там прекрасно обошлись без нее – свиньи уже были чисто вымыты, и хмурый Клаус смешивал в миксере их утреннее пойло. Инге хотела было шутливо почесать его за ухом, как она часто делала раньше, чтобы заставить беднягу расплыться в улыбке, но вспомнила выдумки Ури о его эротических снах, – а вдруг Ури прав и не стоит играть с огнем? И воздержалась, ограничившись лишь дружеским кивком и вопросом:

– А Ури что, еще спит?

Клаус медленно поднял не нее глаза – они были очень светлые и такие прозрачные, что Инге порой казалось, что сквозь них можно увидеть слабые извилины его ущербного мозга.

– Ури помыл свиней и пошел готовить завтрак, – вяло пробубнил он. – Велел мне прийти через час пить кофе.

У Инге отлегло от сердца, – где-то в глубине ее души таилось опасение, что после ее ночных откровений Ури мог собрать свои нехитрые манатки и слинять. После двух месяцев работы в свинарнике денег у него уже было предостаточно, и ее часто радовала мысль, что он задерживается здесь не из-за заработка. А вот Клаус был явно не в порядке.

– В чем дело, Клаус? – спросила она, благоразумно стараясь пригасить ласковые нотки в собственном голосе. – Ты чем-то огорчен?

Клаус уставился на нее в смятении, но не смог выдавить из себя ни слова – он, как обычно, жаждал открыть ей душу, но какая-то внешняя сила останавливала его. За многие годы знакомства с Клаусом Инге хорошо изучила его порывы и запреты. Поэтому представив себе, сколько грубых шуток по поводу Хозяйки, Гнома и Дракона он услышал вчера после спектакля, она не стала настаивать, не желая напрасно тревожить его уязвимую душу, да и свою тоже.

– Ладно, поговорим потом, – с притворной бодростью воскликнула она и пошла к выходу. – Приходи пить кофе!

Пока Инге галопом пробежала под моросящим дождиком от свинарника к кухне, она лихорадочно перебрала в уме разные варианты того, что она расскажет Ури о Карле – все, ничего или часть? И если часть – то какую именно? Взбежав на крыльцо, она распахнула дверь, и в нос ей ударил вкусный запах корицы и горячих яблок. Ури, очень миленький в ее кружевном фартуке, колдовал над сковородкой у плиты.

– Явилась, наконец? – сказал он не оборачиваясь. – Хорош бы я был, если бы так и ждал тебя до утра.

– А ты не ждал?

– Вот именно, что ждал. Но не дождался, а так и заснул в кресле у тебя в комнате.

– Бедный ты мой, бедный, – пожалела она его. – А что ты жаришь?

– Садись к столу – узнаешь.

Но Инге к столу не села, а отпросилась сперва принять душ. После трудной ночи на коротком жестком диванчике она чувствовала себя старой лошадью с грязной нечесаной гривой. Когда четверть часа спустя она вышла на кухню, смыв с себя тоску и усталость прошедших суток, Ури сидел за столом, на котором рядом с кофейным сервизом стояла большая тарелка с зеленовато-коричневыми лепешками.

– Ну, что ты тут изготовил? – спросила Инге, втягивая ноздрями пряный аромат разогретой в оливковом масле корицы.

– Настоящие яблочные оладьи! – с гордостью сообщил Ури.

– Это что за зверь? Никогда не пробовала!

– Как так – не пробовала? Это – народное немецкое блюдо.

– Кто тебе это сказал?

– Моя мама. К каждому уроку немецкого языка, который она в меня впихивала силой, она подавала яблочные оладьи. Рецепт этих оладьев передается у нас в семье из поколения в поколение.

– Первый раз слышу. Вот картофельные оладьи с яблочным муссом – это действительно народное немецкое блюдо, но я боюсь, что концепция яблочных оладьев была разработана и реализована исключительно твоими еврейскими предками.

Инге налила себе кофе и подцепила вилкой одну оладью:

– Однако надо признать, – сказала она, распробовав кисло-сладкую упругую мякоть, – что результат получился восхитительный.

– Я рад, что мои еврейские предки не подвели. А теперь, – поднял на нее взгляд Ури, – раз мы благополучно решили вопрос об оладьях, можно вернуться к проблеме Карла.