Читать книгу "Землетрясение в отдельно взятом дворе - Марианна Гончарова"

365 дней в году быть в хорошем самочувствии.

Если меня любят, могу и чаще. Японки отдыхают.

Тратить деньги как полагается, и на нижнее белье тоже.

Японка. Я — японка. Могу!

Вкусно готовить. Иметь ловкие руки.

Так, где дают японское гражданство?

Выбрасывать ненужное.

Я бы с радостью, но оно само назад домой приходит. Вот копилку в виде собаки перед Новым годом выбросила опять. Глядь — а она на подоконнике стоит. И ухмыляется. Видно, не хочет, чтобы я японкой была.

Рано вставать.

Который там час? Ага, полшестого. М-да… Разрешите представиться — Маруся-сан…

Каждый день просматривать газеты.

Я просматриваю Интернет. Считаю, можно поставить плюсик.

Каждый вечер хорошо засыпать.

Нет, не совсем японка…

Часто говорить «спасибо».

О! Спасибо! Вот, спасибо!!! Японка-японка! Трижды японка.

Не скупиться на обувь.

Ну, почти японка. Пойду на днях не поскуплюсь. Если дочь не раскрутит не поскупиться на ее обувь.

Поддерживать чистоту в уголках дома.

У меня так много уголков — пойду сейчас загляну во все. Правда, в одном из уголков стоит клетка в полкомнаты кролика Арсения, а в другом Иннокентий, попугай, живет. Там сложно поддерживать идеальную чистоту. Так, японка минус два угла.

Хорошо договариваться с людьми.

Легко! Могу. Все! Нужно выбирать для жизни один из японских островов. Вот, скажем, Кюсю. Там красиво.

Самостоятельно преодолевать страдания.

Нет, не японка. У меня есть кому уткнуться в живот и поплакать.

Не переносить в завтрашний день неприятности, которые случились сегодня.

А если они у меня, наоборот, перебираются со вчера в сегодня?

Интересно, как с этим в Японии?

Почти не простужаться.

Я стараюсь… О, возьми меня, Япония!

Иметь сияющие блестящие волосы.

Вот японцы дают!.. Нет, ну как вам нравится? Не только блестящие, но и сияющие! Это же одно и то же!.. Японка!

Уметь самой укладывать волосы.

Не думала, что укладывать самой волосы — по-японски, думала, это от отсутствия времени, денег или хорошего мастера. Вполне…

В коллективе вести себя сдержанно.

Ну это прямо про меня. Странно, почему до сих пор никто не понял, что я — японка?

При необходимости стать лидером.

А если эта необходимость всю жизнь?… Опять неясность…

Иметь много приятелей для встреч.

Нету… ну все, прощай, Кюсю, Хонсю, Сикоку и Хоккайдо.

Правильно выговаривать окончания слов.

Я — япон-КА.

Красиво писать иероглифы.

Щас попробую. Думаю, смогу. Я же японка…

Иметь любимое изречение.

Их есть. И не одно. Так что я не японка, я — круче!

Не бояться стареть.

Не буду!.. Только бы стать японкой!

Иметь множество планов на будущее.

Японка в пятом поколении!

Больше плакать о других, чем о себе.

…Японка.

Смотреть в зеркало хотя бы раз в два часа.

Какой хороший совет. И где они только время берут, эти японки?

Быть счастливой, выглядеть счастливой.

Я счастливая. Я выгляжу счастливой. А иначе почему я так раздражаю женщин.

Так что добро пожаловать ко мне! В Японию…

О школе опять и снова

Тузик

Прекрасный учитель Тузик преподавал в Линкином классе историю искусств. Прекрасный. Умный. Линка и ее подружки говорят, что он даже очень красивый — высокий, худощавый, длинноволосый. Трогательный, с нежным мечтательным лицом и прекрасными узкими руками. Вроде он из Минска или из Бреста сюда переехал. Словом, из Белоруссии. Этот Тузик был идеальный субъект для опытов где-нибудь в научно-исследовательской лаборатории бехтеревских адептов. Мужчина-букет. Букет комплексов. Это все вначале так думали. Ну, учителя, они ведь вообще лучше всех все знают. Даже то, чего вообще не знают.

А звали учителя именно Тузик Сергей Владимирович. Это фамилия такая белорусская, Тузик. Означает каблук.

Его, Тузика, понимала и любила очень только моя дочка Лина. И еще — жалела. Потому что он, Тузик, удивительно был одаренный. Кто-то говорил, что чуть-чуть альтернативно, ну так что ж… Где-то Бог дал, а где-то и не хватило. Так что он был безумно талантлив. Безумно — именно то слово здесь, да. Он рисовал, печально склонив на клочком бумаги свое отрешенное прозрачное лицо, одной сплошной линией, не отрывая грифель карандаша от листа. За пару секунд — лицо, за минуту — городской пейзаж. А уж как он рисовал воду! Так, что слышно было, как журчит ручей или шумит водопад. А птиц! Разных птиц рисовал — это просто невозможно описать! Как китайские мудрецы о своих великих художниках говорили: если они рисовали птицу, а последним штрихом прорисовывали глаз — птица взлетала. Поэтому Тузик рисовал птиц не то чтобы безглазых, он глаза там подразумевал, и каждый, кто смотрел, видел их, но на самом деле их там не было. Вот такие чудеса.

Но когда Тузик вел урок, это была катастрофа — он бормотал себе под нос, стеснялся, елозил ногами и пачкался мелом — извозякается весь, из класса выходит, как отработавший смену маляр. И оглядывает себя всего растерянно и сокрушается: «Ой, опять испачкался, папа меня накажет…»

И Линочка моя, правильная добрая девочка, помогала ему костюм почистить. И странно, говорит Линка, он ведь ну одну-две даты на доске за весь урок запишет или там фамилию художника или композитора… А от смущения цапнет кусочек мела и мусолит его, мусолит весь урок. Дырки в нем ногтиком колупает, крошит, ко рту подносит в задумчивости, откусывает от него — ужас.

А недавно мальчишки в классе разошлись, стали хулиганить и на уроке истории искусств оплевали Тузика Сергея Владимировича из трубочек ворованным из кабинета труда бисером. И Тузик заплакал. И даже очень громко заплакал и выбежал из класса. И прижался лбом к окну в коридоре. А следом выбежала добрая Линка, подошла осторожно и положила ему руку на плечо: «Сергей Владимирович, вы не расстраивайтесь…» А Тузик обиженно дернул плечом, сбросив Линкину руку, и как рванет по коридору подальше, в холл, к входной двери — и убежал домой. А за ним побежали Лина и ее подружка Маша, и ее подружка Ксюшка, и две Алинки побежали следом, потащили его пальто, шапку, шарф и портфелик старый, виды видавший.