Читать книгу "Железные игрушки - магнитный потолок - Юрий Невский"

Алексей бросил ей линь лебедки. Груз, прикрепленный к линю, пошел на дно, разматывая барабан. Лариса инстинктивно поймала ручку бегунка.

И вновь стала опускаться в бездну.

В какую-то темную страну, где она побывала… Возможно, это образы картин художника, которого она встретила в парке? Парк качался, пришитый к грозовому клубящемуся фиолету стекловолокном дождевых струй. Вспышки молний озаряли черные деревья, корявые кусты впивались, раздирая тело когтями. Тогда, прямо на нее, из мглы надвинулось что-то огромное, невообразимое, длинноволосое…

Чудовище шло навстречу, тащило на себе черный, в полнеба, гроб!

То, что должен был рявкнуть этот монстр подземным голосом, это — «Подымите мне веки: не вижу!» Уставить в нее железный палец. Она едва не лишилась чувств…

Вернее — и лишилась, потому что на какое-то мгновение ее словно приподняло над влажно напитанными травами, над запахом прелой почвы, окунуло в грозовое текучее электричество, насыщавшее ливневое пространство. Но затем… затем… вместе с незнакомцем (от него исходил запах нитрокраски, сам он весь залит синим блеском) они сидели, спрятавшись под деревянной продолговатой крышкой, в которую тарабанили струи, грозя пробить ненадежное убежище, батискаф, опускающийся на самое дно ночи, ливня, заброшенных полей, гулких трибун.

Да, она его встретила. Здесь у него, в трибунах закрытого на ремонт стадиона, мастерская. Потом они уже вдвоем тащили на себе гроб, прикрываясь… от чего? Или это просто безумие? Пытаться выйти «сухим» из этой воды? Побежали к мастерской. Она была занята крылом спортивного самолета. Но картины… множество его картин… Вынесенные на улицу, они были разметены, стали уплывать, разбрелись, словно живые, по парку. Их разнесло мощными потоками. Бросились догонять и собирать унесенные картины.

…Что это за багровая звезда, встающая над горизонтом? — спросила она. — Что это за пульсирующий, тревожно вспыхивающий свет?

— Это, на самом деле, никакая не звезда, — грустно ответил художник. — Это предупреждающий сигнал эхолота. Ты достигла предела, и он сигнализирует.

Господи… и что же делать?

— Ты вцепилась в бегунок. А надо нажать на ступицу. Тогда груз отцепится от линя. И тебя вытянут.

Резкий удар в грудь привел ее в чувство.

Перед ней на коленях стоял Алексей. Лицо бледное, в капельках пота. Рядом присела Илона, левой рукой держала ее запястье. В правой у нее блестящий шприц, на тонкой игле дрожала прозрачная слеза, отражая ее, Ларису, распластанную на мокром кафеле пола. «Ну, ты даешь, подруга! — Казалось, вместе, оба, выдохнули Алексей и Илона. — Еще бы немного и… в рубашке, считай, родилась!»

А может, в гидрокостюме?

— Ну и ЧТО? Что там?! Ты что-нибудь видела? — тут же набросился Алексей. — У тебя весь линь ушел без обрыва! Ты до дна донырнула, да?

Илона помогла ей стащить змеиную обтягивающую кожу, закутала в халат, усадила на скамью, дала кружку обжигающего питья.

— Да, видела, — слабо прошептала Лариса. — Там, на дне… Я видела… Там был старый цыган. Он спросил, где его гроб?

— Цыган? гроб?! — едва ли не в голос вскричали Илона и Алексей.

* * *

И вдруг раздался телефонный звонок. «Ожил» Ларисин мобильник в пакете, на скамье. Это не предвещало ничего хорошего. Телефон для работы, его номер знал только Станислав Константинович. Но услыхав в трубке голос… испытала непреодолимое желание тут же вскочить навытяжку.

— Владимир Зиновьевич говорит, — зарокотал густой бас человека, похоже, уставшего от власти над простыми смертными. — Лариса?

(Вспомнилось… что когда Сталин звонил кому-либо из руководящих советских шишек, то после слов «Сталин говорит» — бывало, он слышал в ответ грохот рухнувшего тела. Люди падали замертво от разрыва сердца с телефонной трубкой в руках.)

— Как дела со сценарием? — грозно вопросил САМ. — Вы закончите вовремя? — Было слышно, он характерно выдохнул, как бывает, когда курят трубку (даже запахом трубочного табака, показалось, сейчас потянет из мобильного; но столь фантастические достижения техники пока неосуществимы).

— Я сейчас… работаю над заключительной частью. Постараюсь закончить.

— Постараетесь? Или закончите?! — с нажимом прозвучал вопрос.

— Да. Закончу.

— Ну, слово сказано. Никто ведь за язык не тянул, верно?

Она проглотила судорожный ком в горле.

— О заключительной части хотелось бы поговорить особо. Ваша героиня оказалась в парке? Встретила какого-то художника? А у него что в мастерской? Гроб какой-то? А дальше? Там у вас все спутано, неясно.

— Ну… потом… Потом они, в общем, художник, Лариса и Вусович ночью подъедут к бассейну.

— Вусович? Это друг Ларисы, что ли?

— Ну… ее возлюбленный. Они подгонят автокран. Поднимутся на крышу бассейна. Вытащат одну раму, стеклянный модуль из крыши. И опустят со стрелы автокрана… Вниз, в воду, на самое дно…

— Что опустят?!

— Гроб

из трубки послышался грохот рухнувшего тела

и тишина

Лариса в недоумении уставилась на мобильник. Из телефона выползал мертвенный холод и замораживал пальцы.

* * *

Владимир Зиновьевич умер внезапно, во время телефонного разговора. К несчастью, он курил трубку, и при падении тлеющий пепел рассыпался по синтетическому ковру. Это вызвало мгновенное возгорание. Его кабинет представлял собой настоящую микроволновку — под завязку набит техникой — все вспыхнуло, как порох. Однако огонь удалось довольно быстро локализировать, никто из сотрудников не пострадал. В обгоревшем и почерневшем (так, что расплавились золотые серьга и зубы) трупе никто не признал огромного цыгана с густой бородищей. А из родственников у него никого не осталось.

Лесничий серебряного леса

Пронизывая темно-серую мглу облаков, авиалайнер, словно натолкнувшись на невидимую преграду, под резким углом вдруг провалился в пространстве, где царил только что, и, став вмиг беспомощным, заскользил вниз, будто по невидимой натянутой проволоке. Как жестяная игрушка, отстрелянная в тире — падал, заваливаясь на одно крыло. Жирный густой шлейф с длинными всплесками огня размотался из пробитой подбрюшины. Сотрясаемая предсмертной агонией, разрываемая набросившейся стаей обезумевших вихревых потоков, машина пыталась спланировать. Но хвостовую часть словно прорезало изнутри огненное жало. Ослепительная вспышка рассыпала лепестки и стебли фантастического пламенного букета. Поднявшийся на дыбы смерч огня, воды, пара, кусков металла с диким воющим хохотом разметал все, раздул в отгорающие клубки и доплясывающие блики на мертвенно-равнодушных волнах.

2 сентября 1983 г. все советские газеты опубликовали сообщение ТАСС: «В ночь с 31 августа на 1 сентября 1983 с. г. самолет неустановленной принадлежности со стороны Тихого океана вошел в воздушное пространство над полуостровом Камчатка, затем вторично нарушил воздушное пространство над о. Сахалин. Самолет-нарушитель на подаваемые сигналы и предупреждения советских истребителей не реагировал». В это время в аэропорту Сеула метались люди, встречающие рейс KAL 007. Пассажирский «Боинг-747», летевший из Нью-Йорка через Анкоридж, в аэропорт назначения не прибыл. На его борту находилось 269 человек. Сначала было объявлено, что самолет сбился с курса и сел на Сахалине, позднее — что его сбил советский истребитель.