Читать книгу "Застава - Сергей Лукьяненко"

– А эта бандура до скольких разгонит? – требовательно спросил Ашот. – Тяга большой не будет, и не надейтесь! Чистый ацетилен, без керосина и кислорода, топливо плохое.

– Ты-то откуда знаешь? – удивился я.

– Я Бауманку кончал, – гордо сказал Ашот. – Понятно? Я инженер… по образованию.

– Когда ты ее кончал-то? – насмешливо спросил Хмель. – При Ельцине или про Горбачеве? По специальности хоть день работал? Ты давно не инженер, ты коммерсант.

Ашот побагровел.

– Я не коммерсант! – закричал он. – Я – пограничник! А что фирма на Земле есть… так надо патроны покупать, папе-маме помогать, девушек в ресторан водить!

– Ребята, спокойно! – я поднял руки. – Брейк! Поедет эта фигня или нет, разгонится или встанет – проверим на опыте. Если бы у Теогара еще оставался кислород – поставили бы кислородный баллон, но кислород кончился на сварке. Если бы в Центруме существовал керосин – добавили бы насос с керосином, но керосина тут нет. Обошлись тем, что имеем! Кто боится – может остаться здесь или вернуться домой. Я поеду. Попробую.

Ашот витиевато выругался по-армянски. И совершенно спокойно сказал:

– Ну так бы сразу и сказал. А то развел демократию – «нравится, не нравится…» Не нравится! Но поедем! Мне, может, много чего в жизни не нравится, но альтернативы-то нет…

– Вот этьо правьильно, – одобрила Эйжел. – Всьё равно я не могу качать рычагьи, рука поломана. А у тебя пальчик больит.

Ашот заворчал, но отвечать не стал.

– Пошли? – спросил я. И поправился: – Пошли!

Мы забрались на дрезину – четыре калечных идиота, включая меня – дурака-предводителя, Хмеля – пребывающего в постоянной экзальтации после чудесного исцеления от заикания, Ашота – с его больным пальцем и мрачными предчувствиями как следствием технического образования, и Эйжел – наемницу с «поломанной рукой» и врожденным равнодушием к опасности.

– Если вы взорветесь, то я сделаю вам красивый памятник! – пообещал Теогар. – Люди будут приезжать со всех концов света, чтобы его посмотреть. Только вы постарайтесь взорваться поближе, чтобы я увидел.

– Айда с нами? – предложил я без всякой обиды. Художественные натуры – они все такие, прибабахнутые. И чем талантливее, тем прибабахнутее. Я это по музыке знаю.

– Нет-нет! – Теогар отступил на шаг. – Я буду наблюдать.

Хмель откашлялся и спросил:

– А как у нас организовано зажигание?

– Мануально, – мрачно ответил я. Теперь, когда мы забрались на дрезину, вся затея представлялась мне гораздо менее оптимистично. Два стальных баллона, две каучуковые трубки, два вентиля, чугунный казан – ибо его форма показалась наиболее «красивой» безумному скульптору и старому машинисту. И, в довершение всего, старый мангал, закрепленный над казаном решеткой вперед – Пагасо сказал, что это будет вполне приличный воздухозаборник. В дне мангала прорезали дыру, от которой к мангалу шел такой же нелепый, сваренный на живую нитку воздуховод. Все бы ничего, но вот использованные материалы вызывали слишком много ассоциаций.

И не только у меня.

Ашот вдруг захихикал и сказал:

– Казан вижу, мангал вижу, а где шашлык? Где плов?

– Шашлык и плов будет из нас, если эта хрень рванет, – приободрил его я. – Пагасо, давай!

Машинист уже держал наготове длинный шест, на конце обмотанный промасленной паклей. Он чиркнул спичкой, зажигая факел, и крикнул:

– Пускай газ!

Я осторожно повернул вентиль. Зашипел ацетилен, вытекая в «сопло». Пагасо, зажмурившись, ткнул факелом.

Гулко хлопнуло, потом загудело. Из казана ударил метровый факел огня, почти невидимый в солнечном свете. Газ горел, разбрасывая хлопья жирной черной сажи.

Дрезина, подрагивая, стояла неподвижно.

– Приехали, вылезай, – буркнул Ашот. – Говорил – надо рычаги качать, а не дурью маяться…

– Подтолкнуть надо, – внезапно сказал Хмель. Спрыгнул и, упершись в раму дрезины, с натугой качнул ее вперед. Я хотел было спрыгнуть с другой стороны, но дрезина уже тронулась, покатилась, медленно, но явно набирая скорость. Хмель торопливо запрыгнул обратно.

– Гляди-ка, едет, – с грустью прокомментировал случившееся Ашот. – Помчался наш пепелац…

Я осторожно открыл вентиль еще на пол-оборота. В казане захлопало, пламя стало срываться. Я прикрутил вентиль обратно.

– Подожди, пока скорость наберете! – крикнул нам вслед Пагасо. – Сейчас воздуха не хватает, на ходу можно будет поднять факел!

Станционные здания уплывали вдаль, за ними темнел заполненный туманом Разлом. Поблескивали на солнце металлические скульптуры на задах полустанка. Машинист и странная семья смотрителя махали нам вслед.

– Мы ведь, скорее всего, никогда здесь больше не окажемся, – неожиданно грустно сказал Хмель. – И если бы не случайность, то не увидели бы этих скульптур, не познакомились с этими людьми…

Дрезина набирала ход. Я приоткрыл вентиль чуть сильнее, пламя осталось ровным. Мы, пожалуй, делали уже десять-двенадцать километров в час.

– Черт возьми, ведь получилось, – разглядывая наш затейливый движок, сказал Ашот. – Только мы, русские, можем сделать реактивный двигатель из казана и мангала!

– Какой ты русский? – ехидно спросил Хмель. – Ты армянин. В крайнем случае – грузин.

– Я русский, – не смутился Ашот. – Русский армянин. Чего тебе не нравится? «Русский» в данном случае – прилагательное. Жил бы в Армении, был бы армянский армянин. Жил бы во Франции – был бы французский.

– Может, ты и прав, что только русские могли такое придумать, – сказала Эйжел. – Только я обращаю ваше внимание, что собрали эту штуку в Сургане.

– Да здравствует дружба народов, – торжественно сказал Хмель. – Аминь.

Глава 15

Если бы в Центруме строили железные дороги так, как в двадцатом веке на Земле – огибая неровности рельефа, пренебрегая умеренными спусками-подъемами, – ничем бы наш реактивный двигатель не помог. Тяга у него, конечно же, была крошечная.

Но дороги Центрума напоминали скорее железки восемнадцатого века – когда слабые паровозы не способны были тянуть состав на мало-мальский подъем, да и каждый лишний изгиб дороги служил для машиниста источником головной боли. Их старались прокладывать по прямой, а полотно выравнивали, допуская лишь градус уклона. На самом деле история повторяется, для современных сверхскоростных поездов прокладывают такие же ровные и прямые трассы, но в Центруме, конечно, причиной было не совершенство технологий, а их отсталость.

Эта старая, ровная, прямая дорога, идущая в сухом климате Сургана, где песчаные бури несколько раз в год полировали рельсы до блеска, была идеальной трассой для нашей реактивной дрезины. Возможно – единственной, где она могла ехать.