Читать книгу "Волшебство для короля - Дэниел Худ"

«Но она ведь не знает, что ты невиновен. Мастер Кейд убит твоим кинжалом, у тебя Монаршая Панацея, ты бежишь от стражников, прячешься. Кто же еще преступник, если не ты?»;

«Ну, спасибо!»

Фануил не принял иронии.

«Схватить тебя — ее долг. На ее месте ты бы действовал так же».

«Хм-м…»

Дракончик был прав. Даже если Уорден не с Ауриком, это еще не значит, что она на его, Лайама, стороне. То есть, она-то, конечно, на его стороне, только сама об этом не знает. И будет преследовать беглеца, пока не поймает. А когда это случится, у него есть все шансы попасть в лапы Эльдайна. Лайам взглянул на перо. Не написать ли каменной леди письмо? Подумав, он отказался от этой мысли. Во-первых, мальчик принес всего один лист бумаги. Во-вторых, не исключено, что пацифик все-таки связана с заговорщиками, а если даже и нет, то она все равно скорее поверит своему лейтенанту, чем никому не известному провинциалу. Лайам представил, как Уорден показывает его письмо Эльдайну и как они оба посмеиваются над «жалкими измышлениями загнанного в тупик негодяя». Ему сделалось жарко. Нет, заговорщица эта Уорден или не заговорщица — ее по-прежнему следует считать своим главным врагом.

«Это забавно».

Лайам, погруженный в свои мысли, не сразу отреагировал на замечание Фануила.

«Что-что?»

«Ситуация, мастер. Ты ведь не раз спрашивал, что я считаю забавным».

Спрашивал, что говорить. Дракончику шутки хозяина никогда не казались смешными, и Лайам в конце концов стал считать, что у рептилий чувства юмора попросту нет.

«И что ты нашел в ней забавного?»

«Все. Она — пацифик, ты — квестор. Обоим вам привычно ловить преступников, а тут вы пошли друг против друга. Как две лисицы или два льва… Нет, не то. Как два рыбака, тянущих сеть в разные стороны, в то время как рыба достается акуле…»

Лайам покачал головой.

«И что же?»

«Или вот. Два пастуха дерутся, а волк режет стадо. Да, это смешно».

«Прекрасно, но ничего смешного я здесь не вижу. — Лайам, нахмурившись, вскинул глаза к потолку. — Совсем ничего».

Долгая пауза.

«А я, мастер, вижу».

«Чушь, чепуха! Что тут смешного, если я в это замешан? Я, твой хозяин, а не кто-то другой?»

Новая пауза.

«У меня есть чувство юмора. Я думал, тебе будет интересно об этом узнать».

Лайам выпрямился, подвинул стул поближе к столу и склонился над девственно чистым листом бумаги.

«Что ж, поздравляю!»

Рука его уже выводила полный титул принца казны.

«Забавное забавно всегда. Тебе так не кажется, мастер?»

«Не кажется. Отвяжись, Фануил!»

12

Теперь дело пошло куда легче, несмотря на то что Лайам частенько приостанавливался и хмурился, поглядывая на потолок, обеспокоенный чувством юмора, внезапно прорезавшимся у его фамильяра.

Он поведал принцу казны далеко не все. Он написал лишь, что лорда Берта убили затем, чтобы через него к недужному королю не попала Монаршая Панацея. Ныне реликвия обретается у автора настоящего обращения, который готов передать ее по назначению, однако существуют люди, стремящиеся этому воспрепятствовать. Лайам решил не упоминать ни об Аурике Северне, ни об Эльдайне с Уорден, однако намекнул, что не имеет возможности попасть во дворец. То, что он и впрямь обладает бесценным сокровищем, может подтвердить мэтр Толлердиг. (Профессор, даже если ему не удастся ничего раскопать, по крайней мере, засвидетельствует, что флакон очень древний.) В конце письма Лайам сообщал, что находится в розыске по облыжному обвинению в двух убийствах, и обещал сдаться принцу казны, как только Монаршая Панацея дойдет до того, кому она по праву принадлежит.

Он перечитал письмо и подписался.

Дуя на лист, чтобы подсушить чернила, — о песке мальчишка, разумеется, не позаботился, — Лайам сообразил, что забыл сообщить Катилине, как с ним связаться. Он закатил глаза, опять положил бумагу на стол и принялся составлять постскриптум.

«Если, милорд, все вышесказанное покажется Вам убедительным, отправьте, не мешкая, в Беллоу-Сити своего человека. Пусть украсит шляпу белым пером и ждет на пирсе внутренней гавани. Я сам к нему подойду и представлюсь, как Отниэль Фовель. Умоляю Вас отнестись к этому делу со всей серьезностью, ибо сейчас лишь Ваше вмешательство может спасти Его Величеству жизнь».

Псевдоним, опознавательный знак и место встречи оставляли желать лучшего, но раздумывать было некогда. Лайам вновь подул на письмо, дождался, пока чернила просохнут, сложил листок и написал сверху: «Публию Катилине, принцу казны — в Королевский распадок, срочное!» Потом он встал и пошел к стойке, где его ожидала вдова моряка. Та сгорала от любопытства, но изо всех сил старалась напустить на себя скучающий вид.

— Небось любовное письмецо?

— Вроде того, — подмигнул вдовушке Лайам. — Воску у вас не найдется?

Воск нашелся — на горлышке пустого кувшина, вдова зажгла свечку, чтобы его растопить.

Лайам притиснул к письму донце чернильницы и подул на печать.

— Не мог бы ваш мальчик отнести это в дом гонцов? Ближайший у вас где? Возле биржи?

— Да-да, разумеется, там!

Вдова кликнула сына, глаза ее возбужденно блестели. Мальчишка особого рвения не проявил, однако заметно приободрился, когда ему в руку сунули два золотых.

— Этого, думаю, хватит. Вернешься до девяти — вся сдача твоя.

Колокола только-только пробили восемь. Сообразив это, мальчуган крутанулся на месте и стрелой вылетел за порог. Лайам снисходительно усмехнулся и обернулся к вдове.

— Ваше вино превосходно, сударыня, но слишком бьет в голову. Похоже, мне надо пройтись. Давайте-ка рассчитаемся, а потом поглядим. Я скоро вернусь, как и ваш сынишка, надеюсь.

Вдовушка, слегка разочарованная, прикинула что-то в уме и назвала сумму, в которую, судя по всему, входили не только стоимость воска и свечки, но и цена воздуха, которым клиент дышал. Однако Лайам беспечно опустошил кошелек молодого купальщика и даже добавил на чай — из кошелька толстяка.

Выйдя на улицу, беглец направился в сторону моря и вышел на набережную. Он надвинул чужую шляпу на лоб и поднял воротник ворованного плаща, но более по необходимости, чем из страха. Пронизывающий ветерок с океана швырял ему в лицо тучи холодных брызг. Опасаться было вроде бы нечего. Тут все-таки порт, не самая, правда, глухая его часть, однако… Вдали замаячили два черно-белых плаща, и благодушные размышления Лайама прервались. Бежать было поздно. Когда стражи приблизились, он укрылся от них за группой матросов. Один из гуляк, лысый детина, голый череп которого от переносицы до затылка украшала татуировка в виде ветви плюща, громко отхаркнулся и сплюнул вслед миротворцам. Те обернулись, свирепыми взглядами давая понять, что тот, кому хочется неприятностей, имеет все шансы их получить, и Лайам поспешил удалиться.