Читать книгу "Плацдарм непокоренных - Богдан Сушинский"

— Если считаете это военной тайной, — можете не отвечать. И тем не менее, будьте так любезны, сообщите: на косе мои бойцы еще держатся? Это ведь не германская военная тайна.

— Блокировали их. Выход забрасывают камнями.

— Понятно.

— Вас этим не удивишь. Вы, говорят, специалист по подземной войне. Слышал, немцы-офицеры между собой переговаривались. Говорят, вас для того и перебросили сюда, чтобы организовать сопротивление подземного гарнизона.

— Настолько хорошо знают мое прошлое? Не от вас ли?

— Увы, лично от вас.

— Что-то я вас не пойму.

— Что тут понимать? Взяли языка. — Арзамасцева, понял Беркут. — От него узнали фамилию, кличку. Сверили по гестаповским архивам и полицейскому досье… Вам ли объяснять, как это обычно делается? Дать покурить?

— Не курю. Но пару сигарет можете бросить.

— Вот пачка…

Громов поймал пачку немецких сигарет, спрятал в карман и вполголоса спросил:

— Хомутов, ты еще здесь?

— Уходим мы, — ответила вместо него Калина. — Идешь с нами, или будешь сдаваться своему дружку-беляку?

— Это мы как-нибудь решим без тебя, на досуге, — жестко парировал капитан.

— Как знаешь, господин штабс-капитан.

Беркут молча проследил за тем, как Хомутов и девушка взбираются на полку.

— Знаешь, — отвлек его Розданов, — сюда из службы безопасности одного прислали. Специально ради тебя. Он-то про тебя все знает, от Штубера, очевидно.

— То есть это не сам Штубер?

— Много чести. Хотя, говорят, будто этот парашютист «работал» с самим Скорцени. Вроде как ученик. Слышали о таком — по имени Скорцени?

— Еще как приходилось. Однако сейчас меня больше интересует имя сотрудника СД, которого прислали сюда по мою душу.

Розданов молчал, и капитан не мог понять: голи он вспоминает фамилию, то ли не желает разглашать очередную военную тайну?

— Это, конечно, не имеет значения, как его там зовут… — попытался Беркут помочь ему выйти из щекотливой ситуации.

— Да не в этом дело… Вспомнить не мог, но теперь вспомнил: Гольвег. Оберштурмфюрер Гольвег — гак его величают. Звание вроде небольшое, старший лейтенант, по-вашему. Но эсэсовец он маститый. Чувствуется выучка.

— Гольвег? — переспросил Андрей. — Тоже знакомая фамилия. Правда, тот Гольвег, которого я знаю, был всего-навсего шарфюрером. Не успел бы за такое время. Ну да черт с ним.

* * *

Несколько минут оба молчали. Артиллерийская дуэль на том берегу уже разгорелась вовсю. И, словно откликаясь на нее, вспыхнула нервная перестрелка в конце косы. Беркут даже почувствовал себя неуютно от сознания, что ребята сражаются, а он, как ни в чем не бывало, ведет эти странные беседы с бывшим поручиком-белогвардейцем.

— Что они там собираются предпринять против нас? — спросил он, словно забыв о том, что на подобные вопросы Розданов отвечать отказывается.

— Как обычно: блокируют, забросают камнями. Для солидности пристроят пару мин. Расчет простой: посидите денек-другой и сдадитесь. Слушайте, капитан, вас там еще много? Ах, да, пардон. Я к тому, что надо бы вам подумать о собственном спасении. Через эту щель вам, естественно, не пролезть. К тому же поблизости много этих провинциальных мерзавцев. Есть здесь где-нибудь нормальный выход?

— Есть, — ответил Беркут, немного поразмыслив.

— Но помочь я смогу только вам. Остальным, извините… Идет война.

— Мы не о том говорим, поручик. Я знаю, где есть вход в каменоломни. И готов показать его вам. Но лишь для того, чтобы вы смогли присоединиться к моему гарнизону.

— К вам?! Шутить изволите, господин капитан? Впрочем, помнится, даже там, в камере, вы не были лишены чувства юмора. Правда, как бы это сказать?…

— Не теряйте времени. Как раз сейчас, почти в безвыходном для нас положении, вы и должны перейти на сторону своих, русских. Возможно, высшая доблесть офицера в том и заключается, чтобы искупить свою вину именно в такой ситуации.

— А какая разница: вместе с фашистами бить коммунистов, или вместе с коммунистами бить фашистов? Думаете, для меня это должно иметь принципиальное значение? Я не знаю, какой информацией о своем строе и своем правительстве — Сталине, Берии, Ворошилове и прочих — вы обладаете… Но, по моим данным и моему разумению, схватились они — фашисты с коммунистами — совершенно напрасно.

— Это что, урок политического просвещения?

— Обычное размышление вслух. Ваш Сталин вполне стоит их Гитлера. И сибирские коммунистические концлагеря ничуть не страшнее гитлеровских. Вы никогда не задумывались над тем, что было бы, если бы два года назад Гитлер не напал на Россию? Как развивались бы дальше связи между этими двумя однородными строями и к чему бы привела эта их дружба? По-моему, тот, совместный парад гитлеровцев и сталинистов, который прошел в 1939 году в Бресте…

— Бросьте, поручик. Какая, к черту, дружба? Обычные политические маневры. Мы попытались уберечь Европу, да и весь мир, от мировой войны — только-то и всего.

— Чтобы самим тем временем уничтожить вдвое больше числом внутренних врагов своего режима, чем могло бы погибнуть при любой самой страшной войне?

Беркут недовольно покряхтел, но все же вынужден был признать:

— Что было — то было.

— Попомните мое слово, капитан, когда-нибудь история еще воздаст этим провинциальным мерзавцам от большой политики, погубившим и Россию, и Германию. Просто вы все еще пребываете в счастливом гимназическом неведении.

— Я пребываю в роли солдата, который честно выполняет свой долг. А вот, в какой роли пребываете вы? Все, у нас нет времени для дискуссий. Я — офицер. Вы поняли меня: офицер! Который, в отличие от вас, не нарушил присяги!

Розданов умолк. Поднялся, но уходить не спешил. В просвете трещины мелькали голенища его до блеска надраенных солдатских сапог, когда, неуклюже пританцовывая, поручик пытался согреться. Наблюдая за ним, капитан в то же время прислушивался к разгоревшейся на кончике косы стрельбе.

— Эй, русский, что это за папуасьи танцы?! — окликнул кто-то Розданова по-немецки. — Кого ты там караулишь?

— Приказано охранять эту щель, господин лейтенант!

— Что, еще один вход в каменоломню? Русские будто специально нарыли эти норы, чтобы превратить войну цивилизованных армий в крысиные потасовки.

«"Крысиные потасовки", говоришь? — мысленно вклинился в их разговор Беркут, чуть отступая от щели и готовя к бою автомат. — Только бы не засорился ствол».

Лейтенант подошел к щели. В просвете возник рукав зеленовато-серой шинели.

— Так точно, господин лейтенант, специально. Именно одну из таких крысиных нор эти провинциальные мерзавцы заставили меня охранять.