Читать книгу "Тайна князя Галицкого - Александр Прозоров"

– Ноне каждому не токмо меч, но и слово зело надобны. А твоя княжна неграмотна.

– Как?! – вздрогнул боярин Леонтьев и отдернул руку.

– Зашла ко мне намедни. Головой кивнула, ровно рублем одарила, глазами пустыми по лоткам зыркнула, лубки поковыряла маненько, опосля распятие купила и ушла. Я и поняла, что букв вовсе не разумеет.

– А-а-а… – Поняв, что речь идет о Варваре, Басарга сразу успокоился, качнулся вперед и поцеловал любимые губы.

– Ты не обиделся, что я о гостье твоей такое молвила?

– Ну, неграмотна, и что? – пожал плечами подьячий. – Мне с ней детей не крестить. Я ее просто прячу.

– Хорошо же прячешь, коли весь город о гостье ведает!

– Ну, так то же люди добрые. Они с недобрыми не встречаются.

Известность Варвары подьячего ничуть не пугала. Он понимал, что скрыть проживание в своей усадьбе неведомой гостьи невозможно – уж больно много дворни занято на хозяйстве, да и смерды из окрестных деревень не слепые. Ну, не в сундуке же княжну прятать! Да и то – кормить надобно, поить, в баню водить. Все едино заметят.

Ныне же гостью видели все. Но – не замечали. Ибо пытались узнать, что это за таинственная княгиня – ее нянька? Однако выведать тайну, которой не существует, невозможно.

– Кто она тебе, боярин? – все же вырвалось у Матрены. Спросила – и спохватилась: – Нет, прости, не говори ничего. Я знаю, ты царский боярин, я простолюдинка. Всегда знала. Сама согласилась.

– Да никто, – улыбнулся Басарга, касаясь кончиками пальцев ее румяной щеки.

– Это неважно. Я знала, когда-нибудь ты женишься на другой, – продолжала оправдываться книжница. – На той, что тебе ровня. Чтобы детей зачать, наследников оставить. Судьба моя такая. Я стерплю. У меня от тебя четверо. Мне иного счастья и не надо.

– Ничего у меня с этой гостьей нет. Ни разу к ней не прикасался. Вообще не прикасался, даже руками. И спим за три комнаты друг от друга. Вот тебе крест, просто живет в усадьбе. Нужда такая возникла. Именем Господа нашего Иисуса клянусь, – с легкостью дал правдивую клятву подьячий и снова поцеловал глаза враз повеселевшей книжницы. Однако тему предпочел поменять: – Сыновей моих надобно сызмальства «Готскому кодексу» учить, мужу без такой мудрости нельзя. Мне твоя книга уже не раз жизнь спасала. И не мне одному. Пусть и они это искусство знают. Да и стрелять пора учиться, зверя бить, чтобы крови не боялись, чтобы рука твердой стала.

– Сему, любый мой, баба научить не в силах. Письму, счету, ведению дел – запросто. Луком же и мечом, не серчай, не владею.

– Это верно, – признал Басарга. – Тут воин храбрый и умелый нужен… И… Да… – Подьячий задумался.

Его желание обучать ратному делу детей книжницы со стороны наверняка покажется очень странным, если не сказать большего. Равно как желание прислать иного учителя. Как ни любил он своих детей, но слухи об излишнем внимании не принесут добра ни им, ни самому боярину. «Сироток» начнут выродками звать, над Басаргой насмехаться, что от простолюдинки байстрюков наживает. Так уж заведено в подлунном мире. Любить искренне можно любого, и хвалы всяческой чувство сильное достойно. Хвастаться этим – уже позор.

– Что? – переспросила его Матрена.

– По указу государеву в монастырях школы должны быть, дабы впредь люд православный от мала до велика грамоту и счет хорошо разумел, – вспомнил боярин Леонтьев. – При нашей же обители такой нету. Нехорошо.

– Велишь сделать?

– Хочешь что-то сделать хорошо, сделай это сам. Все едино любое начало вместо чернецов самому до ума доводить приходится. Лучше уж я сразу при обители Трехсвятительской сиротский приют учиню, да новое подворье монастырское поближе к усадьбе срублю. Там и крестьянские дети учиться премудрости книжной и ратной смогут, и сироты разные, что под опеку инокам попали.

– Кем же станут они, сиротки эти? – закинула руки ему за шею книжница.

– Лучшими из воинов и мудрейшими из книжников, – стал тихонько касаться ее лица губами Басарга. В мыслях же не к месту вспомнился боярин Басманов с его «сыновьями младшими, славы достойными». На земле русской ныне мало стать лучшим. Нужно еще и родиться знатным.

– Потом, потом, – нацеловавшись, отпрянула Матрена. – Дети увидят.

Она поправила платок, плечи и ворот кофты и нырнула обратно в комнату.

Подьячий вышел из дома-лавки, отвязал коня, поднялся в седло, пустил скакуна рысью. Шипастые подковы с треском высекали ледяную крупку из глянцевого наката широкой тропы, ведущей от усадьбы к богатой Трехсвятительской пустыни. Ведь боярин Басарга Леонтьев известен своим аскетизмом и набожностью. Что ни день – стремится службу в обители отстоять. Что ни час свободный – не о себе, о ней заботится. Приезжает, проверяет, хлопочет…

Никто бы во всем Поважье никогда не поверил, что суровый воин погружен в помыслы не о Боге Всевышнем, а что терзает его душу рвущееся надвое сердце. И ныне уж в который раз путь его лежал от одной половинки к другой.

Ради каждой из двух он готов был пожертвовать всем, что имеет, и даже собою. Из-за каждой сходил с ума от легкого прикосновения. Каждую хотел сделать царицей, вознести в небеса, наградить счастьем и радостью. И понимал – неправильно это, так быть не должно. Но если и молился небесам – то только о том, чтобы не пришлось делать выбор.

Как хорошо, что обе половинки не знают о существовании одна другой!

– О чем задумался, витязь? Нешто так бы мимо и проехал? – окликнул его посторонившийся прохожий, и Басарга, моментально позабыв обо всем, натянул поводья.

– Софоний?! Друг мой, побратим! – Подьячий спрыгнул с седла, кинулся к гостю, крепко его обнял. – Вот удача! Ты как, откуда?! Ко мне али случилось что?

– Еще как случилось, друже! Илья Булданин женится. И Тимофей Заболоцкий тоже, – с ходу огорошил его боярин Зорин.

– Как это их так угораздило?

– А то ты не знаешь, как это бывает? Нашли родители невесту из рода достойного, с приданым разумным и собой не страшную. На смотрины съездили, о тряпье-серебре уговорились, да сына домой и отозвали. Ну, тебе это еще предстоит, я так мыслю. Забавно то вышло, что письма к ним через день на третий пришли. Поперва Илья нас на свадьбу позвал, а опосля уже боярин Заболоцкий в другую сторону приглашает. Ну, а я, дабы никого из побратимов не обидеть, тебя решил навестить.

– Это правильно, – похвалил его Басарга. – За совет и любовь обоих мы и тут выпить можем. Какие еще из Москвы вести?

– Вестей много, друже. Государь наш к свадьбе новой готовится. Черкешенку ему сосватали, дочь князя кабардинского Темрюка. Через ту свадьбу выходит, рубежи наши южные на Кавказ вышли. Посему и Дикое поле потихоньку распахиваем. Новые засечные черты порубежники рубят, крепостицы в степи ставят. А за ними и смерды приходят, строятся. Княжна Мирослава Шуйская, сказывают, перед самым пострижением в проруби утопилась. Вещи все и одежда на месте, а сама сгинула бесследно.