Читать книгу "Что-нибудь такое - Алла Львовна Лескова"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уже не болит
Каждый раз, когда я собираюсь умирать, я не думаю о закатах и рассветах, не проносится перед глазами «вся ее жизнь», не оставляю детям предсмертным почерком записку: «Дети, я любила вас!».
Не смотрю глазами Болконского на небо и деревья, не съедаю на прощанье три сардельки «Папа может» с горчицей, а тут же, еле живая, иду перемывать остатки посуды в раковине, протираю до блеска чайник, плиту, мою унитаз, пылесос вдавливаю слабыми руками в ковер и достаю лучшее полотенце, если врач сдуру захочет руки помыть. Зайдет в ванную – а тут о-го-го.
Вот и сегодня.
Ночью решила, что пришел и мой ковидный черед. Не буду пугать, но было плохо. Утром первым делом, после бессонной мучительной ночи, достала краску для волос, давно купленную, но было лень и ни к чему. Вытащила одну ночнушку эротическую, которая так и пролежала с биркой за ненадобностью. И вот пришел ее час! Я знала! Я верила!
Смыла краску с волос, пошла под горячий душ, долго задумчиво мылась, пытаясь вспомнить, зачем я это делаю. Вышла, сменила постель, подправила пинцетом брови, убрала за Мусей и насыпала ей много корма и поставила несколько чашек с водой. Мало ли…
Облачилась в розовый с черным кружевом комплект и приготовилась звонить в скорую.
Они там долго не отвечали, за это время я поставила десятки лайков, чтобы помнили. И наконец: «Слушаем!»
А я молчу. Ничего уже не болит. Вообще ничего. Прекрасно себя чувствую, еще и волосы блестят черным, еще и этот розовый комплект…
И я поняла, что давно надо было домыть посуду в раковине, отмыть чайник и плиту, сменить постель, вытащить лучшее полотенце и эротический комплект для самозанятых, – и всё. Ты снова готова крикнуть… Как это там было…
Узнаю тебя жизнь. Принимаю и приветствую!
До следующего раза, который (пусть!) всем таким же безумицам сигналит только об одном – пора волосы покрасить наконец. Чайник отмыть. И не прятать красивые полотенца на случай гостей.
Занавеска
Однажды я была на даче, где мне сказали: ничего не делай, вообще ничего, только отдыхай.
И я жила одна в пятиметровой комнате, там была кровать у стены, мягкая, и тумбочка. Всё.
На тумбочке лежала книга, которую я взяла с собой, но ни разу не открыла.
Вместо книги я… не могла оторваться от окошка, на котором слегка колыхалась белая в синий цветочек, ситцевая, короткая занавеска. Невозможно было оторвать глаз от этого колыхания, завораживающего, от приоткрытого окна с видом на луг с редкими полевыми цветами, от свежего слабого ветра, у которого были силы только на эту легкую занавеску.
Было тихо, головой к двери я лежала и часами смотрела на это окошко. На то, что приоткрывалось, когда начинала колыхаться занавеска. И не единого звука. Как будто тут заканчивался мир.
Сыну было шесть лет, и он бегал к какой-то илистой луже с удочкой, которую мы ему специально купили, и добросовестно ждал клева. Наконец поймал первую в жизни рыбку и с криком «я поймал, я поймал, мама, я поймал!» бежал по тропинке ко мне, как бегут по полю футболисты, забившие победный гол, счастливые.
Потом он отпустил эту рыбу, пожалел ее, и горько плакал, когда кто-то из взрослых пацанов в этой деревне сказал ему, что ни фига ты ее на спас, потому что губу уже порвал крючком и она погибнет.
Больше сын рыбу не ловил.
А я так и не прочитала тогда эту книгу. И тогда же поняла, что такая тишина… и эта ситцевая занавеска на приоткрытом окне с видом на цветочный луг, и ветерок этот летний, обдающий прохладой мои голые ступни, дают моей душе едва ли не больше сотен прекрасных книг.
Могло не быть
Тогда мы проснулись от нечеловеческого душераздирающего крика в подъезде. Муж тут же вскочил и стал, еще спящий, быстро надевать свои домашние спортивные штаны.
– Ты что, сдурел?! Никуда не пойдешь, там, похоже, человека убивают!
– И что ты мне предлагаешь? Слушать, как убивают человека?
Удерживать было бесполезно. Поперек ложиться тоже. Муж был очень мужественным человеком с больным сердцем.
Этот нечеловеческий крик исходил от новорожденного белого щенка, которого кто-то ночью подбросил под нашу дверь.
Орал щенок от ужаса и безумного страха. Огромный муж нежно взял его на руки и вопросительно посмотрел на меня.
– Да конечно берем, – сказала я.
Муж был счастлив. Он любил собак и гораздо легче находил с ними общий язык, чем с людьми. Тимка был необычным щенком. Белый, без единого пятнышка, абсолютно сумасшедший, как будто кровь в нем неслась по жилам с какой-то утроенной скоростью. Быстро и жадно ел, быстро носился по квартире, по двору. Чем-то он мне напоминал Высоцкого. И предчувствия не зря то и дело появлялись…
Прожил Тимка мало. Какие-то весельчаки на иномарке, развлекаясь, вильнули на тротуар, чтобы сбить собаку, и довольные умчались дальше.
Я позвонила мужу. Дочка рыдала и спряталась от горя под стол, тогда ей было три годика. Муж прибежал, молча поднял собаку с тротуара, вытер струйку крови своим носовым платком, молча пошел за лопатой и закопал Тимку прямо под нашими окнами. Потом пошел за водкой.
Уже давно нет Тимки. Одиннадцать лет назад в августе ушел муж…
Но есть воспоминания и светлая память о них. А ведь могло не быть этого и других, других, других воспоминаний…
Какая я счастливая.
Между прочим. Записи
Мой знакомый, врач, пришел по вызову в одну статусную семью.
В коридоре его встретил статусный ребенок лет пяти и сходу сказал: ты плохой, противный толстый и старый дядька. Уходи. Я тебя щас убью! И навел на него игрушечный пистолет.
Папа взял ребенка на руки и отругал. Он сказал: нельзя так говорить, сынок, это наш врач, он пришел тебя лечить. С врачом так нельзя, сынок.
– А с кем можно? – спросил сын.
– Только с няней, – ответил папа.
___________
Все хорошо. Если б не межличностные отношения.
___________
Мальчик Ваня, с
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Что-нибудь такое - Алла Львовна Лескова», после закрытия браузера.
