Читать книгу "Контрольный выстрел - Николай Федорович Иванов"

центре. Напротив камня…

– Никого, – замотал головой дневальный, когда майор, возвращаясь, как с нимбом, с роем пуль над головой, распластался среди пустых картонных коробочек.

Комбат намерился привычно вскинуть бинокль, но глаз и без него безошибочно уловил: подергивания раненой становились все реже и замедленнее. Через пару минут солнце начнет переваливать через валун, и лицо спецназовки откроется прямым лучам. Не выдержит ведь – оно здесь ядреное, солнце-то…

– Что ж они своих-то бросают? – недоуменно оглянулся на солдата майор. – Нам, что ль, самим таскать?

Тень дневального сжалась так, что уместилась в дорожной выбоине. Все ясно, скоро домой. Это в начале службы можно получить пулю по неопытности, а под дембель – только по глупости. Были десантники справа и слева, но они, как и положено, держали под прицелом свои сектора обстрелов. У него самого – валун и умирающая девушка. А может, и впрямь попробовать вытащить? Был бы там мужик, лежать ему до скончания века, то есть боя, а с женщиной – вроде как не по-джентльменски…

– Никто не рыпался к ней? – поинтересовался у двоих в ларце.

– Мертво.

Мертво – это хорошо. Не доблесть, конечно, а дурость – таскать из огня врага, к тому же тобой подстреленного. И грузины небось подобного не сделают. Но тут русский майор ВДВ! Мухой туда и обратно. Рискнуть? А оно надо?

Эх, ма!

– Прикрой!

Вышвырнув из-под ботинок гравий, комбат рванулся к камню. И – сволочи. Грузины – сволочи. Они все же держали на прицеле раненую, пусть и не как приманку, а просто оберегая ее от посторонних, – так отгоняют воронье от жертвы.

Майор не был стервятником, но и его встретили огнем на распахе, едва тот раскрылся в своем стремительном орлином рывке.

Надломился комбат. Опрокинулся сначала в небо, потом неловко упал на бок. С усилием, еще при памяти и силе, перевалился на спину: так и впрямь надо делать при ранении в живот, он не зря мысленно подсказывал это девушке.

И стих.

Зато заорал матом начштаба, выпустив смертельное содержимое автоматного рожка по роще. И когда в оглохшем небе беззвучно клацнула за последним патроном затворная рама, вдруг все замерло. Нет, в далеком поднебесном Пекине зажигали олимпийский огонь, через Рокский перевал рвалась подмога от 58-й армии, сталкивая в пропасти заглохшие и перекрывшие дорогу машины. Утихало все на нейтральной полосе для майора и девушки. Земная жизнь начала течь уже без них, и, осознав эту отрешенность, они вдруг потянулись навстречу друг другу липкими от крови пальцами. Словно уверовав, что спастись они могут только вместе. Что ближе, чем они, на этой пыльной дороге и в белесом горячем небе никого нет. Только бы солнце не перевалило за валун и не ослепило девушку. Если она прикроет глаза, открыть их вновь сил уже не хватит…

Подтянув свое обмякшее, переполненное кровью тело, майор с усилием выбросил его вперед. Бросок получился никчемный, зряшный, потому что все равно его не хватило дотянуться до девушки, хоть и было того расстояния ровно на ствол автомата, лежавшего между ними.

И перевалило солнце через валун. И сдалась девушка, прикрывая веки. И оставшийся в одиночестве майор тоже понял: все! С этого момента ни ему, ни соседке не требовалось ни подтягивать под свои раны земной шар, ни отталкиваться от земли – та сама замерла перед тем, как принять рабов божьих к себе.

И тогда встал с белым платком в руке начальник штаба. Из-за листвы тут же, словно боясь опоздать, торопливо скатился грузинский офицер. Сделали навстречу шаги. И словно перезагрузился пораженный вирусами страха блок памяти у дневального: неожиданно даже для самого себя солдат вытащил, поднял свою пудовую тень из дорожной выбоины и пошел, пусть и на деревянных ногах, но рядом с начштаба. А со склона в ответ тоже появился в помощь своему офицеру спецназовец в черном.

Четверка, все убыстряя шаг, словно торопясь в последнюю секунду исправить непоправимое, начала сближаться. В конце концов побежала, боясь опоздать. И выбежали им на подмогу другие солдаты, да с обеих сторон, да уже не высчитывая равного количества – доверились среди войны и ненависти друг другу. Хорошо все-таки, что был Советский Союз.

И упали на колени живые перед погибавшими, оторвали их от слишком гостеприимной земли. Подняли, осторожно понесли, сдерживая шаг и пряча взгляды от пульсирующих ран. Каждого в разные стороны, в окопы, ощетинившиеся друг против друга оружием.

Тот, кто стреляет первым, умирает все же вторым.

Но здесь, на цхинвальском склоне, с обеих сторон молились, чтобы остались живы раненые.

Оба.

Тузы бубновые

Сталин, прикрываясь от окружающих приподнятым плечом, подслеповато пересчитывал деньги. Отделив несколько купюр, оглядел Манежную площадь.

На глаза попался Карл Маркс, топтавшийся около знака «Нулевой километр российских дорог», и вождь народов поманил его пальчиком. Тот с готовностью подбежал, выслушал указания и, получив деньги, заспешил в «Макдоналдс». Ленин, подпиравший от безделья музей своего имени, одобрительно пощипал бородку – это правильно, что за обедом бежит самый молодой. Предчувствуя скорый пир, покинул свой пост у входа в Александровский сад Николай II. Прижимая шашку к генеральским лампасам, заспешил в тень, падающую от памятника Жукову.

Ее, тени от маршала Победы, потом хватило, чтобы накрыть всю компанию двойников, суетливо деливших гамбургеры и прикрывающихся от фотографов растопыренной пятерней. А может, выставляли ее как таксу: снимок вместе со всеми стоит пятьсот рублей. Пятьсот рубликов постоять рядом с историей, ее тузами. Кто первый?

– Кто готов? – командир оглядел пограничников.

Когда строй в одну шеренгу – первые все.

Но на этот случай в шеренге есть еще и правый фланг.

Там оказались Пашка и Сашка, и командир указал им на машины с бубновыми тузами на лобовых стеклах. Тузы в зоне боевых действий – всего лишь дополнительный пароль и пропуск. Символ меняется в штабе непредсказуемо и может быть кругом, треугольником, квадратом, любой абракадаброй, придуманной писарем.

Но сегодня Пашка и Сашка – тузы. И им выпадало вывозить отпускников с горного плато на нижнюю вертолетную площадку. Аэродром есть и вверху, но на календаре тринадцатое число, да еще пятница, а суевернее летчиков народа нет. Хотя сами они и списали невылет на ветер, который якобы может свалить «вертушки» в ущелье.

У пехоты тринадцатых чисел нет.

Вывесили бронежилеты на дверцы кабин: погибнуть от случайной пули в бок на войне считается почему-то глупее, чем от выстрела в упор. Распределили счастливчиков с отпускными билетами по пять человек в каждый кузов. Снялись с ручников, покатили с