Читать книгу "Авиатор: назад в СССР 5 - Михаил Дорин"

Аня была шокирована и пару минут не могла сдержать слёз. Она попросила рассказать, как это всё произошло, а я не отказал ей. Всю боль я уже пережил тогда и некоторое время спустя. Сейчас только память о своей первой за две жизни большой любви.

— Прости, Серёж. Я шокирована этой новостью. Видела, как она тебя сильно любит. И тут такое… А Оля, как я понимаю…

— С Олей у меня отношения, но о них сильно распространяться не надо.

— Я тебя поняла. Ой, хочу на самолёт посмотреть на посадке, — сказала Аня, указывая на истребитель-бомбардировщик в развороте перед выходом на посадочный курс.

— Это Су-22 Афганских ВВС. Ну, посмотри, — остановился я.

Смотреть на самолёт, заходящий на посадку, мне не особо интересно. Куда больше привлекает вид гор, окружающих аэродром. А ведь где-то там, возможно в эту минуту, идёт какой-нибудь караван или группа духов с отчётливой целью сбить на посадочном курсе какой-нибудь самолёт. Потом в сводках и на постановках начнут рассказывать страшные вещи о всемогущих «Стингерах», от которых нет спасенья. Но должно это случится ещё не скоро — в 1984 году первые комплексы передадут духам через пакистанскую границу.

Су-22 коснулся полосы точного приземления на положенной скорости и без отклонения по крену и скорости. Затем несколько секунд быстро бежал по полосе, пока не раздался характерный хлопок раскрытия и наполнения купола тормозного парашюта.

— Какие ощущения в этот момент, Сергей? — спросила Аня, повернувшись ко мне. — Когда заходишь на посадку, что ты чувствуешь?

Странные вопросы задаёт Аня. То ей нужно было про технику и полёты рассказать, теперь вот про моральную сторону лётной работы.

— Даже не знаю. Это как на батуте или кровати прыгать. Ты взлетел, летишь, испытываешь себя на прочность под действием перегрузки. Как и во время прыжка, ты испытываешь чувство лёгкости, воодушевлённости, — сказал я, идя в сторону своего МиГа-21 с бортовым номером 43.

— А дальше? Когда касаешься уже полосы.

— Дальше ты снижаешься, чувствуешь, как набегает земля. При первых полётах потеешь, как в бане, испытываешь волнение. Потом это всё превращается в рутину, и ты с каждой посадкой чувствуешь землю всё лучше и лучше, — продолжил я, обходя свой самолёт.

— И это всё?

Вот нетерпеливая! Такой лирический момент ломает своими уточняющими вопросами.

— Посадки становятся чем-то привычным, но каждый раз после касания ты чувствуешь непередаваемое расслабление. Ты вроде сжался, пускай и на мгновение, а потом тебя отпускает. Выпуск тормозного, небольшой рывок назад и возникает некое чувство эйфории. Ты на земле, ты дома.

Аня заслушалась моей исповедью по ощущениям от посадки на полосу аэродрома. Правда в блокноте ничего не успела отметить у себя. Пока я разговаривал с Дубком, Краснова уже перехватила одного из военных, который куда-то спешил.

— Колька я. Девушка, да вы кто такая? Какие ещё ощущения? — пытался отвязаться от неё мужик.

Им оказался тот самый товарищ нашего замполита Гусько по имени Николай.

— Послушайте, товарищ капитан Николай, ваши впечатления, ощущения, эмоции… — продолжала спрашивать его Аня, но содержание вопроса было совсем неуместным.

— Дамочка, вы меня про войну спрашиваете или про парк аттракционов⁈ — воскликнул Коля.

Похоже, надо помочь однокласснице получить эксклюзивный комментарий от инсайдера. Скоро такие словечки войдут в обиход любого крупного корреспондента. Хотя в будущем от наших военкоров я таких фраз не слышал. Слишком много они видели в своей жизни, чтобы разговаривать американизмами.

— Николай, привет! — крикнул я ротному и подошёл поздороваться.

— Лейтенант, привет! Как сам? — поздоровался он со мной.

Мы перекинулись парой слов, в процессе которых Аня пыталась вставить свои вопросы, но каждый раз мы от неё отмахивались.

— Это кто такая? — спросил Коля, когда Аня уже начала кукситься.

— Анна Краснова, журналист газеты «Правда». Военный обозреватель, если быть точным, — ответил я.

— И как? Оборррзевает? — усмехнулся Коля.

— Очень смешно. Я первый раз здесь сталкиваюсь с таким недопониманием. Возможно, нужен приказ начальства, чтобы мне организовали разговор с вами, товарищ капитан? — слегка пригрозила Аня Николаю.

Коля только взглянул на меня и посмеялся над подобным выпадом Красновой. Такими угрозами офицеров из пехоты не заденешь. Поняла это и Аня, и надела очки, чтобы слегка скрыть расстроенное лицо.

— Коль, ну только по моей просьбе, ответь ей на пару вопросов. Больше мы тебя не будем задерживать, — сказал я, и ротный утвердительно кивнул. — Ань, спрашивай. Только недолго.

— Пару вопросов всего — вы командир, который имеет в своём подчинении несколько человек, верно? — радостно спросила Аня, доставая свой блокнот.

— Ну да, плюс-минус немного, — рассмеялся вместе со мной Коля. — Извините, Анна. Много у меня народу в подчинении и величина «несколько» к их количеству не подходит.

— Я поняла. Вопрос не в количестве, а в… уж извините, в качестве. Какие они, ваши солдаты? — неуверенно спросила Аня.

Немного поразмыслив, Николай достал сигарету и закурил.

— Они все люди, — тихо сказал он. — Такие же, как мы с Родиным. Ничем от вас не отличаемся.

— И, тем не менее, вы приходите отсюда другими людьми. Как вас должно принимать общество?

Ой, Анечка! Не в ту степь тебя понесло. Сейчас можно нарваться на «комплимент» от Николая. Слишком тяжёлую тему поднимаешь.

— Как людей, вернувшихся с войны. Например, — затянулся Коля и продолжил. — Бои ведь здесь не учебные, но некоторые ребята этого не успевают понять. Иногда заканчивается это плохо, — он ещё раз крепко затянулся и прокашлялся. — Меня, как и любого другого офицера до службы в Афгане учили военному ремеслу в приближённых условиях к боевым. А потом, ты видишь, что после стрельбы и подрывов мин ребята уже не встают, а ты этого ждёшь. Только через некоторое время до меня дошло, что они уже никогда не поднимутся. Такова наша здесь работа.

— Вы задумывались над тем, что мы зря начали эту войну? — спросила Аня, убрав блокнот.

Странные вопросы задаёт Краснова. Её по цензуре сейчас могут очень сильно наказать. Как можно ставить под сомнение действия партии?

— Не зря. Это наш интернациональный долг. Не было бы здесь нас, тогда пришли бы другие и они бы, уж точно не строили здесь микрорайоны, тоннели и дороги.

После этого Николай попрощался с нами и ушёл в направлении стоянки машин.

— А ты что скажешь? Про войну вообще? — спросила Аня, подходя к моему самолёту.

Дубок напрягся, отложив в сторону свои инструменты. Особенно когда Краснова чуть было не коснулась поверхности крыла МиГа.

— Всё не зря. И не мы начали эту войну. Мы лишь оказываем помощь, чтобы на земле Афганистана, наконец-то, воцарился мир. В ущельях мало тех, кто воюет за идеи. Основная масса поддерживается с территории Пакистана как деньгами, так и оружием.

— Получается, что мы здесь воюем с террористами. Тогда надо закончить быстрее и выводить войска. Хватит уже смертей.

Я знал, какие на самом деле настроения в обществе и отношения к воинам, возвращающимся с Афганистана. Пробел в законодательстве, касательно их статуса, отсутствие должной социальной поддержки, закрытие глаз на равнодушие в обществе к проблемам солдат и офицеров, ставшими инвалидами и многое другое. Возможно, не в эти годы это ощущается повсеместно, а вот через пару-тройку лет даже с трибуны партийного съезда будут звучать фразы из разряда «это была ошибка» и «мы вас туда не посылали».

— Верно говоришь. А ты думаешь, что если мы отсюда завтра уйдём, моджахеды сдадут на склад свои ракеты, автоматы, пулемёты и пойдут в народное хозяйство? И где гарантии, что их не будут спонсировать кукловоды из-за океана?

Аня задумалась и потянулась к фюзеляжу самолёта. Я только хотел крикнуть ей, что нельзя на такой жаре трогать металлические покрытия. Можно реально получить ожог. И по закону подлости, именно так Аня и сделала.

— Ааа! — закричала она, схватившись за руку.

Развернувшись спиной, она ещё и шеей прикоснулась к огненной поверхности самолёта. Ожоги останутся однозначно.

— Аня, успокойся! — попытался я поймать эту взбесившуюся длинноногую кобылицу, скачущую по всей стоянке.

— Стой ты! Едрить твою на двадцать! — кричал Дубок, но без толку.

Скакала так несколько секунд Краснова, пока её не успокоило крыло МиГа, в которое она ударилась лбом и упала на бетонную поверхность.

— Сергеич, тащи в медпункт. Сознание потеряла, девчуля, — попытался привести в чувство Аню мой техник.

После похлопываний по щекам от Дубка надо бы ещё и сохранность зубов у Красновой проверить. Целостность челюсти тоже могла быть нарушена.

Схватив на руки, я понёс Аню на «высотку»,