Читать книгу "История Церкви. Вторая ступень. История - Андрей Николаевич Зайцев"

территориях. Немецкое командование дало свое формальное согласие, и русское духовенство и митрополит Сергий пытались найти пределы допустимого компромисса в сотрудничестве с врагом. На северо-западе СССР началось стремительное открытие храмов: за 2,5 года число действующих церквей увеличилось с десяти до более чем трехсот. Открывались воскресные школы, священники и их помощники выполняли колоссальный объем работы. Отец Алексий Ионов – один из участников Псковской миссии – рассказывает о том, как из глухой деревни пришла к нему молоденькая учительница, чтобы стать преподавателем Закона Божьего. При этом девушка призналась, что сама ничего не знает о вере. На вопрос, как же она собирается преподавать, учительница ответила: «Я буду прежде сама учить урок, прорабатывать материал, а потом буду пересказывать его детям»[202].

Водосвятный молебен на Днепре и крестный ход верующих села Лоцкаменка (Украина).

Фото нач. 40-х годов XX в.

Уже очень скоро, за первые несколько недель, деятельность Псковской миссии привела к возрождению религиозной жизни в этих краях; люди потянулись в храмы, все большее число из них изъявляло желание приступить к таинству Причастия; совершались крещения, венчания и отпевания.

Как вспоминает один из священников миссии, отец Алексий Ионов, «за одной литургией приобщалось Христовых Таин от 500 до 800 человек… крестить приходилось до 80 младенцев одновременно, совершалось до 10 отпеваний с погребением, венчали по 3–5 пар, как правило, в одно и то же время. Службы в воскресный день начинались в 7 часов утра и заканчивались для священника с такими крестинами, погребениями, венчаниями в 4 часа дня»[203].

За успех миссии митрополиту Сергию (Воскресенскому) пришлось заплатить антисоветскими политическими заявлениями (а в конечном итоге и своей жизнью). Так, 8 апреля 1944 года в Риге прошло Архиерейское совещание, на котором был осужден большевизм и поставлена под сомнение искренность заявлений советской власти о ее поддержке Православной Церкви. «Для большевизма нет ничего святого ни на небесах, ни на земле. Большевизм попирает самое дорогое для человека – его свободу, его религию, его национальность. Большевизм все приносит в жертву сатанинскому замыслу мировой революции, которая должна уничтожить все религии, смешать все народы в одну безликую массу и поработить все человечество», – говорилось в воззвании совещания[204]. Но даже в этом явно вынужденном тексте владыка Сергий не осудил Московскую Патриархию и своего собрата, митрополита Сергия (Страгородского). В храмах Псковской миссии не могли открыто поминать митрополита Сергия, но вместо него поминали митрополита Ленинградского и Новгородского Алексия (Симанского) как епископа, под чьим управлением территории миссии формально находились. Фактически же управление осуществлял митрополит Сергий (Воскресенский) и сотрудники Псковской миссии, и оно было отнюдь не безопасным – фашисты могли расстрелять людей, если бы нашли у них послание владыки Алексия к жителям оккупированных территорий (об этом послании мы скажем чуть дальше).

Т-34-85 «Дмитрий Донской» 38-го отдельного танкового полка.

Фото. Зима 1944 г.

29 апреля 1944 года на дороге из Вильнюса в Каунас митрополит Сергий (Воскресенский) был убит. Большинство историков считают, что убийство совершили переодетые партизанами нацисты, но существует также версия (неподтвержденная, впрочем, фактами), что это было делом рук самих партизан. Сама Псковская миссия просуществовала до освобождения северо-западных территорий СССР советскими войсками. Часть священников, опасаясь репрессий, ушла вместе с немцами, другие остались в СССР и были приговорены к длительным срокам за сотрудничество с фашистами[205].

Чтобы закончить разговор о том, как фашисты относились к христианству, процитируем одну фразу Адольфа Гитлера, произнесенную им 26 января 1943 года в своей ставке:

«Римское государство было уничтожено христианством; так называемая религия Павла революционизировала рабов и римское недочеловечество… Римские деятели культуры, римское государство создавали прекрасные произведения искусства, а так называемые произведения искусства, созданные христианами тех лет и сохранившиеся в катакомбах, несли большевистско-футуристические черты. Вся величина противоположности между язычеством и христианством проявляется в гигиене, которую оба имели: мы даже сегодня удивляемся римским водопроводам и баням! Христианство, напротив, подавляло всякую природно-необходимую гигиену»[206].

Перенесемся теперь за линию фронта и посмотрим, что делала Православная Церковь для победы над врагом и как советская власть оценивала эти усилия.

Уже 24 июня 1941 года община ленинградского Князь-Владимирского собора обратилась в Ленсовет с просьбой открыть на средства общины лазарет для раненых бойцов. Храм пообещал выделять на его устройство и поддержание 30 тысяч рублей ежемесячно (напомним, что с 1929 года Церкви запрещалось вести какую-либо деятельность, кроме богослужебной, так что формально подобной просьбой община храма нарушала советские законы).

Лишь 5 января 1943 года Сталин разрешает митрополиту Сергию (Страгородскому) перечислять пожертвования верующих на танковую колонну на специальный счет в банке. С этого момента Русская Православная Церковь де-факто получает статус юридического лица. Но еще до этого духовенство и миряне помогали солдатам как могли. Собрали вещи и деньги, молились о победе русского оружия и даже пытались наладить шефство над ранеными в госпиталях, хотя верующим запрещали устраивать для раненых концерты[207].

Даже в блокадном Ленинграде клирики и миряне не просто старались ободрить и поддержать замерзающих и голодающих людей, но героически служили в холодных храмах (до которых прихожанам порой приходилось добираться через весь город), перечисляли деньги и отдавали последние вещи на помощь фронту. Вот отрывок из письма помощника регента Спасо-Преображенского собора Ленинграда Ивана Лебедева:

«Я, можно сказать, понемногу умираю. Силы мои подорвались. Я сейчас лежу. Одни кожа и кости. Сидим несколько дней на одном хлебе. Конечно, все теперь так существуют, но хочется жить. Спасите жизнь… Со мной вместе голодает жена, дочь и девятилетний внук, отец которого на фронте. Нет ни продуктов, ни денег. Спасите жизнь. И. Лебедев».

Ивану Лебедеву было дано 300 рублей из кассы взаимопомощи собора, но это не спасло его жизнь[208].

Из блокадного Ленинграда митрополит Алексий (Симанский) призывал верующих, оказавшихся на оккупированных территориях, помогать партизанам и бороться с фашистами. Послание православного иерарха партизаны использовали как листовки, а немцы обещали расстрелять каждого, у кого найдется этот текст.

Война вообще приводила к странным формам взаимодействия православного духовенства и Советской армии. Бывали случаи, когда командиры просили прислать в войска патриотические проповеди митрополитов Сергия (Страгородского), Алексия (Симанского) или Николая (Ярушевича). Искренние молодые советские солдаты могли благоговеть перед партией и одновременно – писать матерям с просьбой помолиться о них: «Мама, я вступил в партию. Мама, помолись за меня Богу!»

Сами власти так до конца и не