Читать книгу "Королева в ракушке. Книга вторая. Восход и закат. Часть первая - Ципора Кохави-Рейни"

он, пожимая ей руку. “Но очень близки душой”, – ответила Лотшин.

“Это чувствуется с первого взгляда”. Пронзительно голубые глаза Израиля проникли вглубь ее мечтательных глаз – ощутить линию жизни Эдит, чей образ в романе был списан с Лотшин. Он объяснил этой красавице, что ему важно узнать Наоми через атмосферу дома, в котором она росла. Из рассказа Лотшин постепенно вырисовывались корни мировоззрения выпускника Гейдельбергского университета господина Леви. На его просвещенное поколение повлияли рационализм, романтизм, эмпириокритицизм и реализм. Они диктовали культурную атмосферу дома.

“Тысячи книг стояли на полках”, – вспоминает Лотшин.

Книги по философии старых и новых времен, книги по истории, научные сочинения, поэзия Генриха Гейне, Иоганна Вольфганга Гёте, Райнера Мария Рильке и, конечно же, сочинения гигантов литературы восемнадцатого, девятнадцатого и двадцатого веков – Даниэля Дефо, Чарльза Диккенса, Густава Флобера, Федора Достоевского, Льва Толстого, Томаса Манна и многих других. “Общество любителей творчества Гёте собиралось один раз в месяц в огромной библиотеке покойного отца и обсуждало различные события и проблемы мировой культуры”.

“Но они не могли выразить то, что им особенно не давало покоя – смуту, тревогу, страх, проникших в их мир с начала двадцатого века”, – добавляет Наоми.

Израиль никак не может подобрать ключ к замкнутости Наоми.

Лотшин приглашает его на кухню. Она возится у плиты. Волнение румянит ей щеки. Она пытается вспомнить главные пункты речи отца на одной из встреч любителей Гёте в их библиотеке. Отец был привержен личности и эпохе гражданственности, и потому говорил, что Гёте, величайший из немецких творцов, с болью отказался в своих произведениях от индивидуального мира аристократов духа. В романе “Годы странствия Вильгельма Мейстера” слышится эхо борьбы между обществом и личностью. Грядет диктатура Хама. И отец добавлял: “Нет ничего более омерзительного, чем большинство, масса, ведомая приспособленцами, людьми слабыми и трусливыми, масса, которая не ведает, чего она хочет”. И завершил отец свое выступление следующими словами: “Следует перекинуть мост над глубокой бездной, которая отделяет мир Гёте от нашего мира”. И слова эти были обращены к современной молодежи, лишенной надежды и знания основ жизни.

С наступлением вечера Израиль расстался с сестрами и уехал в Тель-Авив. Наоми осталась ночевать у сестры, легла рядом с ней, и та прошептала в темноте: “Не потеряй его”.

Глава пятая

Наоми с детства претила претенциозная атмосфера их берлинского дома. Девочка остро переживала конфликт между дедом и Гейнцем. Она вспоминает картины тех лет.

В Германии растет политическое противостояние. Социал-демократически настроенные рабочие на металлургической фабрике вернулись к работе с удвоенной энергией, не обращая внимания на синяки и раны, полученные в уличных драках. Но после гибели одного из рабочих во время демонстрации нервы Гейнца сдали. Полиция не вмешалась, хотя убийство было делом рук нацистов.

Клубы сигаретного дыма висят в кабинете. Гейнц – заядлый курильщик.

“Успокой свои нервы!” – деда раздражает слабость внука.

“Не надо нервничать”, – Фрида поддерживает деда.

Начало сентября 1953 года. В подробном письме к Наоми Израиль подводит итог своим размышлениям о будущем романе.

Твой роман предстает сейчас, как роман семейный. Это – семья евреев, чья судьба диктуется событиями второй половины двадцатого века. Это семья, пустившая корни в Германии, разделила все иллюзии поколения эмансипации. Все традиции особой еврейской экономики, и особого строя еврейской жизни, все трудности врастания в германское буржуазное общество, которое тянуло за собой тяжелые последствия средневековья, можно было преодолеть реформой религии. Твой дед, который, конечно же, не был большим приверженцем иудейской веры, ходил со всей семьей в христианскую церковь, в воскресенье, чтобы присутствовать на обрядах. Он остался евреем, но посещение церкви в воскресенье стало гражданским долгом, как и его верность кайзеру. Семья твоя осталась еврейской – и это одно из самых великих чудес. Его следует объяснить.

Но вернемся к главному в твоем романе. Перед нами несколько поколений: дед и бабка, и ваша семья – господин Леви и мать (следует расширить круг этого поколения – и я тебе позже скажу, как я это себе представляю), сыновья и дочери – поколение продолжателей. Последние разделяются по кругам еврейской судьбы этого поколения: в стране Израиля, в Аргентине, и следует для цельности (естественно, романа) кого-нибудь послать в Соединенные Штаты Америки, а кого-нибудь (тебе это будет трудно, и, может, от этого откажемся) в Советский Союз. И тогда перед нами предстанет полная картина еврейской судьбы в двадцатом веке.

Несомненно, главная проблема – невозможность для евреев создать капиталистический режим, и следует совершить скачок – своим путем, через независимость – создать режим коммунистический (кибуц, революционное сионистское движение). Так возникает связь с будущим: Иоанна, Бумба – и их дети, уже выросшие в кибуце – история охватывает четыре поколения, в которых – война за Независимость, штурмовые отряды – Пальмах (Бумба, Саул) – пугающе обширный фон, который следует медленно и упорно одолеть. Для этого надо разбить текст на части, сосредоточившись вокруг каждого события. Причем разбить так, чтобы общая цельность не терялась, и в конце каждой части как бы возникало начало следующей. Так писал свои романы Бальзак. Полагаю, в начале своей работы он не предполагал, что его герои вновь появятся в его следующих романах, и из всего этого возникнет “Человеческая комедия”. Но ничего плохого нет в том, что будешь это знать заранее. Тебе надо быть готовой к тому, что будут минуты или дни, или даже месяцы, и эта работа разрастется до невероятной степени, приводя тебя к разочарованию, а то и отчаянию, когда всем хаосом она обрушится на тебя.

Тебе будет необходимы твердость души, терпение, упрямство, умение преодолеть страдание и, главное, упорство.

Ты сама отлично ощущаешь идею большого по охвату произведения. Ты сама мне говорила, что не желала бы начать роман с 1848 года. Разве не так? Даже с 1815. Выбери дату. Лучше – с 1848. Начало больших надежд. Это будет, в общем, 100 лет – слишком много для тебя. Это – дело всей жизни человека. Прочти несколько семейных романов. Например, “Семья Тибо” Роже Мартен дю Гара – роман хороший, с небольшой французской пикантностью и чрезмерными излияниями души в первых частях. Но, в общем-то, роман хороший. Или “Сага о Форсайтах” Голсуорси – добротный английский роман. Последние его части – настоящая классика. Следовало бы тебе снова прочесть “Войну и мир” или “Анну Каренину”. И в нашей ивритской литературе есть несколько попыток – роман “В пустоте” Кабака (абсолютно бездарен), “Братья Ашкенази” Зингера (прилежный труд с немногими искрами таланта).

Присмотрись,