Читать книгу "Ясень и яблоня. Черный камень Эрхины - Елизавета Дворецкая"

– Фрия Эрхина готова принять вас в палатах Дома Четырех Копий! Она лишь требует, чтобы вы прошли положенные очищения перед тем, как явиться в дом Богини, и оставили у подножия зеленых валов все ваше оружие.

– А чем будет обеспечена наша безопасность?

– Я, сестра фрии, останусь вашей заложницей до тех пор, пока наши дела не будут завершены. Миром, как хочется верить.

– Тебе или фрии хочется в это верить?

– Сестра моя оскорблена, – сдержанно ответила Дер Грейне, которой достоинство не позволяло высказывать перед чужаками несогласие с Эрхиной.

– А я разве не был оскорблен, когда она ударила меня в спину? Разорила мой дом, зная, что меня там нет и я не могу постоять за свою землю? Увезла в плен мою сестру, обратила ее в рабыню и заставляла снимать с себя башмаки? Было бы только справедливо, если бы теперь я взял в плен ее сестру! – с угрожающим намеком добавил Торвард.

– Я в твоей воле, конунг! – спокойно и гордо ответила Дер Грейне, которой знание будущего придавало душевных сил. – Несправедливость унижает сотворившего ее, а не жертву. И в твоей власти решать, что ты посчитаешь справедливым.

Торвард смотрел ей в лицо и снова жалел, что Дер Грейне не была фрией острова Туаль с самого начала. А ведь Эрхина и впрямь рассчитывала, что он заставит ее ненавистную соперницу снимать с него башмаки.

Послав его ответ в Аблах-Брег, Дер Грейне получила оттуда целое приданое: шатер с постелью и утварью, припасы и служанок, так что устройство такой знатной девы фьяллям никакого беспокойства не доставило. Стан снова передвинули к морскому берегу, ворота открылись. Постепенно стали подвозить обещанные дары, пригонять скот, и в долине возле устья Даны целый день вкусно пахло жареным и вареным мясом. Передавая Торварду золоченые блюда, серебряные кубки и прочее, туалы вздыхали и с упреком намекали: никто еще не брал выкуп с самой Богини! А фьялли только смеялись, довольные, что получили в качестве выкупа те самые дары, которые предыдущие конунги при своих посвящениях оставляли в Аблах-Бреге.

Девять дней миновали, очистительные обряды завершились, и Торвард конунг с ярлами и ближней дружиной отправился в Дом Четырех Копий. Все были нарядно одеты и походили скорее на гостей, чем на завоевателей. Впервые бывшие здесь смотрели по сторонам с любопытством, а уже знакомые с чудесами Аблах-Брега поглядывали на валы, на бронзовые ворота, на внутренние постройки и на жителей, лепившихся толпами у каждых ворот и на улицах, с чувством снисходительного превосходства.

Фрия Эрхина, как и прежде, ждала нежеланных гостей в Срединном Покое. Все эти девять дней она изнемогала, разрывалась между ощущением, что ее драгоценный амулет где-то рядом, и полной невозможностью его получить! Необходимость вернуть амулет и была тем единственным доводом, которым старшие жрицы склонили ее принять конунга фьяллей. Угроза Торварда бросить камень в море дошла до вершины холма, а если он это сделает, никакие победы над ним уже не помогут! Тогда и на месте фрии должна будет оказаться другая, не запятнавшая себя поражением и бесчестьем!

Тончайшие намеки на это мучили Эрхину и заставляли против воли склониться, но душа ее кипела и она с трудом сохраняла внешнее спокойствие. В этом свидании она не видела смысла: ведь невозможно, чтобы она согласилась хоть на какое-нибудь требование наглого вора! Что бы ему ни вздумалось попросить, хоть изношенный башмак!

А что он потребует гораздо больше, она знала заранее. Своим сватовством Торвард сын Торбранда доказал, что он не из тех, кто довольствуется малым. Он хочет получить все. И ей нечего ему ответить! Трон Четырех Копий ощутимо шатается под ней, правительницей, утратившей силу и с тем право на власть. Если сейчас она не вернет «глаз богини Бат», то на ее троне окажется Дер Грейне. Она должна получить свой амулет назад – но нет такой силы, которая заставила бы ее примириться с тем, у кого он!

Ее томило чувство, будто она стоит, упершись лбом в глухую стену, сквозь которую обязана так или иначе пройти. И стена эта плыла сквозь время, дни проходили, Эрхина истомилась, не в силах спать и есть, но не видела ни малейшего просвета. Сознание своей зависимости и беспомощности рождали в ней гнев и ненависть такого накала, что, казалось, один взгляд ее сожжет врага. Могла ли она предположить, что все так обернется, в тот осенний день, когда впервые ждала его здесь? Пошли ей Богиня дар предвидения – ни за какие дары она не дала бы этому человеку благословения на власть!

А Дер Грейне, дрянь такая, наверняка же знала, но не сказала!

И вот он опять перед ней… Она сидит на своем высоком троне, а он стоит перед ней внизу, но почему-то смотрит на нее так, словно он гораздо выше… Почему, несмотря на весь ее гнев, почему ее пробирает такая неудержимая дрожь под его взглядом? Это совсем не тот человек, который стоял на этом месте полгода назад! Кажется, что не полгода, а десять лет прошли для него с тех пор – так разительно он изменился. Эрхина видела эту перемену, не подозревая, что и сама переменилась. То же смуглое лицо со шрамом на щеке, но взгляд совсем другой. Нет в нем прежней живости, открытого дружелюбия и жадного любопытства к жизни, готовности принять все, что она даст. Эти глаза стали старше на годы. Он уже не юный бог, выходящий на свои первые подвиги: он уже убил своего одноглазого Стража Моста и с этим стал старше. И на нее, Эрхину, которая указала ему дорогу к мосту посвящений, он смотрит не с гневом, не с обидой, не с враждебностью. Этого она ждала и готова была на его гнев ответить своим гневом, на вызов – вызовом. Но он смотрит иначе – с внимательным ожиданием и даже с тайным сочувствием. Душевная напряженность сделала Эрхину проницательнее, но это сочувствие оскорбило ее сильнее, чем самые наглые насмешки. Он не изображал торжество – он действительно чувствовал себя сильнее. Теперь не те времена, когда она повелевала его судьбой, держала в руках благословение богов. Она благословила его… и тем дала силу одолеть даже ее! И сейчас, глядя на него, Эрхина понимала: не в ее власти, даже и знай она все наперед, было лишить его благословения. Этот человек был благословлен богами изначально, а значит, все земные решения так или иначе обернутся к его пользе. Она выбрала противника не по себе… но признать это было для нее невозможно, с этой невозможностью она родилась.

Да, однажды она держала в руках его счастье – и бросила под ноги. И Богиня наказала ее за оскорбление любви. Теперь Эрхина понимала это, но свернуть со своего пути уже не могла. Погибнуть на нем ей казалось легче и достойнее, чем подчиниться. Но тайный гнет наполнял ее чувством беспомощности, беззащитности, и она не находила слов – ни для гнева, ни для вызова, ни даже для учтиво-холодного приветствия, затверженного с детства. Она не сводила с гостя застывшего взгляда и пыталась устрашить ледяным презрительным молчанием, не зная, что он отчетливо видит ужас в ее голубых, обведенных темной тенью глазах.

Но это молчание больше тяготило и унижало ее саму, и у нее первой не хватило сил его выносить.

– Очень смело ты стоишь передо мной… Торвард, конунг фьяллей! – вымолвила она наконец, и голос ее звучал глухо, натянуто и принужденно. – Не всякий вор может стоять так гордо перед тем, кого он обокрал!