Читать книгу "Пустогрань - Ксения Сергеева"

Глава двадцать вторая

Возвращение

Маячник чуть не задохнулся под порывом ветра. Он вошел во вьюжную льдистость, обернулся, Муська изо всех сил удерживала дверь, вот-вот готовую сорваться с петель. Тень вился поземкой в поисках Марички.

– Нашел!

Подрагивающее тепло девочки слабо светилось алым. Маячник поднял ее на руки и двинулся к двери. У порога уже намело порядочный сугроб, Муська расчищала снег носком ботинка, подпирая дверь спиной. Маячник с Маричкой на руках вышел, а Тень почти выдуло из заснеженного мира на лестничную клетку. Муська отскочила от двери и бросилась к девочке, помогла опустить ее на пол, схватила ледяные ладони и принялась согревать дыханием. Дверь билась со снежными заносами. Маячник колдовал над входом. Никто не произносил ни слова, пока губы Маячника беззвучно шевелились. Наметенный снег стаивал. Ресницы Марички дрожали. Муська гладила девочку по голове. Ветер за дверью стихал, сходил на нет, пока не умерли все звуки вьюги.

– Закрыл. – Маячник устало потер ладони о щеки.

– Она справилась?

– Я видел колибри.

Муська озадаченно посмотрела на Тень, тот выдохнул и, подняв девочку, двинулся к лифту. Маячник неожиданно улыбнулся.

– Что смотришь? Часто видела колибри на полюсе?!

– Я и полюс на чердаке не часто вижу.

Тень уже вызвал лифт и укладывал Маричку на сиденье.

– Нужно поторапливаться. Она замерзла и очень устала.

Муська бросила взгляд в окно. Огромные полупрозрачные силуэты духов медленно и неслышно двигались, они уходили так же неторопливо, как и пришли, не оставляя следов. Только воздух за их спинами становился прозрачнее.

Маричка полулежала на диване в квартире Петровского, до самого горла укутанная в плед. Ее еще мелко знобило, но вторая уже чашка горячего чая, поданная услужливым Гансом, делала свое дело. Ей пока запрещали даже говорить и строго смотрели на нее, когда она открывала рот. Впрочем, Маричка была за это благодарна: она страшно устала, и даже глотки чая давались ей с трудом.

Долгое время все, чем были заняты обитатели квартиры, – это смотрели на неторопливо уходящих духов. Один за другим хранители городских домов покидали район. Они размывались горизонтом и казались всего лишь сном. Тень несколько раз выходил в коридор. Возвращаясь, он ограничивался кивком, но все понимали, что дом приходит в стабильность: лестницы больше не текут, окна не меняют цвет и форму, пол не вращается, а двери подъездов снова наполняются магнитной тягой.

Маричка смотрела на чемодан. Его атласное нутро опустело, теперь в нем бродили крошки-цыгане, кое-кто из них уже возводил там палатку. На вопросительный взгляд Марички Василий Петрович покачал головой: мол, расскажет, но не сейчас. Маричка кивнула. Она со слабой улыбкой наблюдала, как Марк-Марионеточник деловито плетет салфетку, сидя в кресле. Что-то в его осанке поменялось, будто плечи чуть опустились, расслабились. Он иногда поглядывал на Маричку, но тут же отводил глаза. Маячник шушукался с Тенью, провожая духов города взглядом. Оба смотрели в окно и, наверное, уже прокладывали какие-то еще маршруты. Муська спала, свернувшись черным клубком на коленях у Марички. Деловито шурша, то скрывался на кухне, то появлялся Ганс. Он успел украдкой шепнуть Маричке, что Сонника доставили домой, а Хижак почему-то унес с собой все вилки. Баба Зина подсказывала неугомонным цыганам, как надежнее закрепить колышки, а Петровский все смотрел и смотрел на Маричку, пока она не согрелась окончательно и не заснула.

Маричка проснулась с полчаса назад. Все это время ее снова поили чаем и укутывали, пока баба Зина наконец не присела на край дивана и не попросила девочку рассказать, что же все-таки случилось на чердаке. Слова поначалу не давались Маричке, как будто она молчала век, но ей самой было так интересно произошедшее, что рассказать о нем хотелось как можно быстрее. Конечно, чтобы потом услышать ответы на вопросы. Ее никто не перебивал и ничего не спрашивал, все только переглядывались друг с другом, а цыгане покачивали головами и что-то бормотали, наверное, повторяли, чтобы заучить историю для новой песни. Маричка завершила рассказ последним глотком чая и отрицательно покачала головой на вопросительный кивок Ганса1236: нет, чая с нее достаточно на следующие несколько лет. Василий Петрович покачал головой:

– Выходит, Пустота не всевластна. Она только выстраивает непреодолимый барьер между тем, что не может уничтожить, и порабощенным. Граница так прочна, что разрушить ее способна только живая душа… Маячник говорил, что видел в снегу колибри…

– Они вырвались следом за мной. Но рядом с тем мальчиком была только одна. Он так плакал оттого, что она умерла. И оттого, что умерли все, кого он любил. И я чувствовала, как ему больно и страшно. И как к нему подбирается Пустота, как она уже рвется из него самого, как он радуется ей, потому что ему больше не будет больно, никогда-никогда… А потом он был другим, и птичка рядом была жива…

– Птичка, что ты видела первой, была мертвой душой, которая уже не способна справиться с Пустотой, я уверен. Но ты пробила трещину в грани, появилось воспоминание о еще живой душе-колибри, оно и подсказало тебе обратиться к нашим силам.

– Получается, и у Охотников есть душа?!

– У всех она есть. – Василий Петрович поднялся со стула и прошелся по комнате. – И способна к возрождению, как оказалось. Стоит только маленькой девочке разбить в кровь костяшки.

Маричка покосилась на перебинтованные пальцы:

– И где же теперь эта птичка? Колибри… Душа…

– Кто знает. – Петровский покосился на бабу Зину. – Ее встретят те, кто поможет добраться к месту. Мы всегда встречаем провожатых в тот момент, что предназначен для этой встречи. Может быть, ей пока стоит просто полетать…

– И она заставила меня… Но я так и не поняла, что сделала и как… То есть я знала, конечно, что должна попасть в Пустоту и уничтожить ее, вытащить на свет, как Сонник выщипывает свои сны, но… Кажется, я была сначала в себе, а потом – не в себе, а потом опять…

– Ты запутала Охотника, затянула его в себя, чтобы там развернуть его Пустоту. И ты ушла в нее очень глубоко. Дошла до горизонта Пустоты и все же всколыхнула в нем память о прошлом, о том, что душа у этого чудовища существовала, что она просит свободы… А именно она намекнула тебе, что за твоей силой стоит еще и наша. И мы можем и должны тебе помочь. От всей души.

– Да-а-а… Я светилась вся. А Пустота как будто съедала меня.

– Таким, как ты, это не грозит. – Баба Зина улыбнулась. – Поэтому мы и доверились тебе.

– Таким, как я?

– Я надеюсь, что с таким даром ты не одинока, но даже если и так, то в тебе достаточно света и места для света, чтобы прогонять Пустоту.

– Поезд был не настоящий?

– Конечно! Иначе тебя бы с нами не было! – вставил Марионеточник. – Правда, в конце ты расклеилась. Мне едва удалось тебя вытянуть оттуда в этот ваш снежный мир, к порталу. А могла бы забродиться по своим потайным дорожкам да и не выйти. У тебя там, кажется, сосны, ручейки…