Читать книгу "Пустогрань - Ксения Сергеева"

Он с силой встряхнул Маричку и взвыл: мимо пронесся скоростной поезд, снося обоих с ног. Оглушенные, они покатились по каменистой насыпи. Маричка больно стукнулась локтем об огромный черный валун, Охотник скрылся где-то в подлеске, его не было видно. Глаза застилали слезы, но Маричка, баюкая в ладони ушибленный локоть, осторожно приподнялась. Поезд уносил с собой дребезжание, слабо покачивались провода линии электропередачи, за спиной теснился заболоченный ельник, колючки цеплялись за ноги. Охотник исчез. Маричка быстро присела, прислонясь спиной к камню. Затаиться и понять, что делать дальше.

Она не может осознанно менять иллюзию, но в моменты опасности у нее это получается. Главное – быть готовой к перемене обстановки. А что если ее закинет в жерло вулкана?! Маричка тяжело дышала, слезы остужали разгоряченные щеки, локоть простреливало. Что делать, что… Она оглядывалась по сторонам. Слева чавкнула кочка, Маричка затаила дыхание. Белка взмыла на хиленькую осинку. В коленках Маричка чувствовала ледяной холод. Нужно идти. Иначе все это продлится вечно. Или Охотник все же поймает ее, ухватится за дар – и уже не отпустит, как паук, вьющий кокон вокруг пчелы.

Маричка еще несколько секунд просто дышала с закрытыми глазами, а потом рванулась вверх по насыпи. Она чувствовала, как за ней поднимается Охотник, у него не выйдет наброситься на нее из засады, нет! Она лишит его такой удачи! Маричка взбиралась наверх, окатыши тащили вниз, осыпаясь ручьем под ногами. Она бежала, помогала себе руками, не оборачиваясь, бросала себе за спину полные пригоршни мелких камушков, чтобы отвлечь, остановить. Она почти рухнула на рельсы, но тут же вскочила. Прямо напротив возникло изодранное лицо Охотника. Он уже не ухмылялся, он хищно скалился, он зол, Маричка смотрела в глаза-точки и молчала, судорожно выравнивая дыхание.

Охотник снова бросился в атаку, но его опрокинул на Маричку очередной состав. Они не почувствовали удара, а провалились в узкую яму, над ними грохотал товарный поезд, а Маричка все смотрела и смотрела в черные капли глаз. В их поблескивающей темноте таилась Пустота. Маричка не чувствовала его веса, не чувствовала его рук, дыхания и острых костей, она видела Пустоту и не отпускала ее. Пустота разворачивалась темно-серой скатертью, ковром в безлюдных залах из камня и пыли, пыль обращалась в ничто за следами Марички. Уже не было ни железной дороги, ни поезда, ни лопаток, упирающихся в землю, ни звенящих стрижами рельс, был только замок Пустоты, который находился в мире Пустоты, и в нем Маричка медленно шла, оставляя следы в слое ничего. Маричка про себя считала шаги, чтобы удержаться хотя бы за тупые нелюбимые цифры. Здесь не пахло, не сквозило, не существовало цвета или верного контура. Каждый штрих, за который удавалось зацепиться взглядом, размывался. Не было ни направления, ни времени, никакой цели или пульса. Движение само по себе сходило на нет. Цифры оборвались. Маричка застыла. Ни звука, даже ее собственное дыхание здесь замирало. Сколько она стояла так, не двигаясь, или двигалась, но просто не понимала этого, потому что ни одного ориентира здесь не существовало? Только шуршащее в голове ничто, затормаживающее все мысли, все устремления, все надежды. Маричке нестерпимо захотелось присесть, но она побоялась, что ее засосет в слабо подрагивающую под ходом ее сердца трясину. Страх, сердцебиение, колени, вот она, она здесь, она в Пустоте. Маричка щелкнула браслетом по запястью. Звука не последовало. Вдруг, одна за другой, мимо пронеслись серые тени, бесплотные, но двигающиеся, Маричка ринулась за ними. Она не вполне понимала, что ищет, но была уверена, что поймет, когда найдет. Еще много-много – или всего лишь десять? – шагов, теней вокруг становилось все больше. Они не касались Марички, не дарили тепла или ветра, но она ощущала их присутствие и упрямо двигалась вперед, пока тонкая, в нитку, полоса света не прочертила горизонт.

Маричка побежала, спотыкаясь, увязая в пустотах, как в зыбучем песке, проваливаясь по пояс, стряхивая с лица клочья ничего, срывая дыхание и разжигая в легких огонь. Вокруг колыхались уже видимые призраки: корни деревьев, карандаши, лица, чей-то почерк, балконы, дороги сплетались в орнамент, ведущий к границе. И Маричка столкнулась с ней. Как со стеклом, толстым, прочным, непроницаемым для звука. А за стеклом под грязной стеной сидел мальчишка лет четырех. Перемазанное личико, не просохшие еще светлые полоски от слез, полные страха и отчаяния глаза, израненные стопы и кровящее плечо. В ладошках – искалеченное тельце птицы, вокруг обломки и запах гари. Маричка набросилась на стекло с кулаками. Так важно, так нужно достучаться, сломать грань между ней и мальчиком! Она непременно спасет его, поможет, не позволит Пустоте, подкрадывающейся к нему, завладеть израненной душой. Граница пружинила и не поддавалась. Маричка сбила костяшки в кровь, криком сорвала голос, но мальчик даже не взглянул на нее, он приветствовал подкрадывающуюся Пустоту и принимал ее, чтобы выбросить наконец мертвую птицу и уйти. Маричка упала на колени и разрыдалась. Стекло померкло, подернулось дымкой, из-за него на Маричку печально и встревоженно смотрел тот самый мальчик в белоснежной рубашонке, вокруг него порхала еще живая колибри, мальчик что-то шептал, но слов не удавалось разобрать. Маричка силилась услышать, умоляла говорить громче, прислушивалась снова и снова – и наконец поняла.

Вся она сосредоточилась в каждой капле Зерен, что ей удалось накопить. Они звучали. Они двигались. Они светились всеми цветами радуги и вспыхивали в памяти лицами своих владельцев. Маричка посмотрела на ладони. Кончики пальцев уже поглощались Пустотой, но там, где исчезала человеческая плоть, появлялись слабо поблескивающие контуры, они становились все ярче и ярче, заливая запястья, руки, одежду. Маричке было нестерпимо жарко и невыносимо холодно одновременно. Сердце билось, рвалось наружу – и Маричка позволила ему вырваться, взорвать Грань ослепительным светом. Больно, как больно! И как красиво. Она упала на спину. Над нею Пустота разрывалась, отваливалась шматками грязной фанеры под оглушительными ударами колокола и звоном осколков. Откуда это? Маричка не могла пошевелиться. Серость разваливалась, размалывалась, не оставалось ни единой поверхности или даже точки, чтобы ухватиться взглядом. Мальчик исчез, исчезла Граница и пыль. Только воздух, свет и пульс. Маричка закрыла глаза, прислушиваясь к сердцебиению. У Пустоты не может быть сердца. Значит – это она сама. Жива. В пустоте не бывает жизни. Как только она видит жизнь, она больше не пуста. И колокола – это ее, Маричкин, пульс. Такой громкий… Как же тяжело. И так хочется спать… Нужно идти, нельзя здесь оставаться. Никак нельзя. В этой новой пустоте уже нет места Пустоте, ведь есть она, Маричка, и ее воля. Мимо пронеслась колибри, за ней – еще одна, еще три – стая юрких птиц зависла в небе. Маричка лежала на песке. Рука свесилась в ручей. Пальцы онемели от холода родниковой воды… Холод. Маричка медленно поднялась, и удар ветра смел с ее волос резинку, волосы растрепались. Она снова сидела на льдине. Одна. И вокруг нее было так много всего: снег, ветер, воздух, лед, море, белые медведи, тюлени, геологи, станции, карты, космические спутники, звезды, планеты, Млечный путь и Габриэлло, неоново-желтым бочком выглядывающий из сугроба.

Маричка с трудом поднялась, проползла до йо-йо и сжала его в руке. Как же хочется домой. Где-то за спиной хлопнула дверь, но больше Маричка ничего не слышала.