Читать книгу "Последняя истина, последняя страсть - Татьяна Степанова"

– А вдруг нет?

– Зря, зря. Мы с вами профи. Зачем лгать друг другу? Вы здесь человек Кабановой. Я хотел спросить у вас. Как она вообще?

– То есть?

– Она договороспособная?

– Насчет чего?

– Насчет всего, что интерес представляет и оперативный, и семейный.

– Наверное. Я не знаю. – Катя не понимала, к чему он ведет, боялась ошибиться.

– Она вас на коротком поводке держит.

– Что вы этим хотите сказать?

– А то, что у нее и для вас тоже все строго дозировано. – Аристарх Бояринов смотрел на Катю уже презрительно. – Вы о ней вообще хоть что-то знаете, кроме того, что она вам сама рассказывает?

– Я… конечно, знаю!

– Ну, например, то, что ее муж повесился?

– Ее муж? Врач-офтальмолог?! Она говорила – он болел и умер…

– Ее первый муж, врач-дантист. Отец Лесика и Петьки. Она всем говорит, что это был несчастный случай. А это был суицид. В архиве даже есть уголовное дело.

Катя не знала, что ему сказать. А он снова усмехнулся и почти дружески, снисходительно потрепал ее по плечу – эх ты, святая простота.

– Я так понимаю, что это было очень давно. – Катя наконец собралась. – А вы-то откуда это знаете, Аристарх?

– А где я раньше работал, по-вашему? В нашей конторе чего только не узнаешь, даже оставаясь за бортом ее. Связи-то не рвутся. И если насчет оплаты договоритесь, еще и не такое можно узнать. Так вы передадите ей?

– Что я должна передать прокурору Кабановой?

– Чтобы оставалась договороспособной. Или стала ею, сломав собственные стереотипы.

Глава 27

Шрам

Катя размышляла – что это было? Попытка Аристарха шантажировать прокурора Кабанову? Или что-то другое? Некое предложение ей. Но только вот о чем?

Ее отвлек шум у дежурной части. Герда Засулич с Петей Кабановым с утра пораньше явились в отдел с петицией об освобождении задержанных в палаточном лагере. Катя отметила – Петя впервые с момента смерти брата так открыто выступает на стороне экологического комитета спасения. Герда, поправляя на носу модные стильные очки, пыталась вручить петицию дежурному Ухову и требовала майора Ригеля – сюда, ну прямо немедленно, сей же час. За всем этим действом наблюдал Гектор Борщов. Костюмчик от Армани после жесткого задержания угодил в утиль – Вилли Ригель ссудил Гектора на время вещами из своего гардероба: черными спортивными брюками, серой футболкой и затертой черной косухой в заклепках, в которой гонял на своем старом мотоцикле. Байкерский прикид Гектору шел.

Двери отдела распахнулись: явился Фима Кляпов – как всегда, элегантный, одетый с иголочки, однако бледный и угрюмый. Катя заметила, что под глазами у него залегли тени. Узрев его, Герда сразу демонстративно повернулась спиной. Он к ней не подошел. Достал из кармана пиджака мобильный и стал что-то писать. Отправил. У Герды мелодично зазвенел мобильный в сумке. Она достала, глянула и… вернула мобильный в сумку.

Катю вдруг осенило – он ведь ей пишет! До чего дошло, а? Стоят в трех шагах друг от друга, и он ей шлет сообщение в мессенджере!

– Вы обязаны принять петицию! – громко заявила Герда. – Смотрите, сколько народу подписало. По крайней мере, майор Ригель, творящий произвол, должен узнать, на чьей стороне общественное мнение!

– Петиция – это не вредно, – пробормотал Гектор Борщов примирительно. – Могли бы почтой направить.

– Я подумала – может, и у вас здесь, в полиции, кто-то тоже захочет подписать. Совершить благородный поступок в защиту незаконно арестованных. Выразить свой гражданский протест. Может, вы сами подпишите?

– Легко. Давайте завизирую, – ответил Гектор тоном «настоящего полковника ФСБ». – Семен Семеныч, ручка найдется? – Он забрал у дежурного ручку, черкнул, обратился к Пете Кабанову: – Между прочим, из-за вас они сидят. Палаточный лагерь – ваша идея. Вы-то на свободе гуляете, а они, бедолаги, по десять – пятнадцать суток схлопотали.

– Мы делаем все возможное, чтобы всех наших вытащить, – ответил Петя.

– И мы все знали, на что идем! – гордо заявила Герда. – Мы не боимся. Если кто-то думает, что нас можно запугать или остановить…

– Между прочим, насчет благородных поступков, – прервал ее Гектор, – сегодня ночью майор Ригель по-крупному жизнью рискнул, чтобы задержать похитителя вашей дочки. Так что будьте в курсе, дорогая. И непременно подруге своей Лизе об этом скажите.

Герда вспыхнула и сразу как-то смешалась вся. Словно слова растеряла.

– Давай я подпишу, – глубокий низкий баритон.

Фима Кляпов, не глядя на Герду, забрал у Гектора Борщова и ручку, и петицию.

В этот момент из коридора появились Вилли Ригель в форме и двое полицейских, которые вели в кабинет экспертов Горбатько в наручниках, чтобы сфотографировать его и откатать пальцы. Горбатько глядел в пол. Однако, проходя мимо Фимы Кляпова, который «визировал» петицию Герды, он внезапно вскинул голову, остановился. Застыл на месте, уставившись на широкую загорелую кисть Кляпова.

– Шрам у него! – выпалил он хрипло, словно квакнул. – Гляньте – на руке! Я ж этот шрам видел тогда, в лесу, ночью, когда мне под нос бумаги с вопросами… Это ж он! Он меня там… Это ж шрам такой, примета… Он меня бил, спрашивал, потом за ноги повесил. Он и мажора-помоечника прикончил!

Фима Кляпов медленно повернулся. Герда… она оперлась рукой на барьер у окна дежурки.

– Это он меня повесил, а до этого выбил все про Кабанова! Насчет похищения вон ее девчонки! – выкрикнул Горбатько. – Вот же он – его убийца!

– А ты, гляжу, в ящик там у помойки не сыграл, – произнес Фима Кляпов хладнокровно. – Надо было петлю на шею тебе, мрази… Оплошал я с тобой.

– Так, значит, это правда? – спросил Вилли Ригель Кляпова.

– Да.

– А по поводу убийства Алексея Кабанова?

– Я его замочил, – просто ответил Фима Кляпов. – Он на ее ребенка посмел покуситься. За такое и смерти мало. Я его сам. Потому что, – он повернулся всем своим массивным корпусом к Герде, – потому что он причинил вам боль, Герда. Заставил вас страдать. Потому что девочку украл, как последний подонок, чтобы вы больше не протестовали против его стройки. Чтобы согласились на его условия. Вот за это я его и замочил. А вам я скажу сейчас: мне от вас ничего не нужно. Если нет взаимности, нет ответного чувства – мне от вас вообще ничего не надо! И тюрьмы я не боюсь. Я вам желаю счастья, Герда, в жизни. Авось сыщете его с каким-нибудь ботаником-экологом, а не с таким, как я – бандитом и капером. А то, что вы меня прилюдно по морде отхлестали и обвинили в такой подлости, как похищение дочки, бог вам судья.

Он шагнул к майору Ригелю.

– Идем, парень, в твои застенки. Сажай меня к этой ботве палаточной. Я чистосердечное признание тебе напишу.