Читать книгу "Хроники странствующего кота - Хиро Арикава"

Норико испустила тяжелый вздох:

– Я даже представить себе не могла, что люди могут доедать кошачьи объедки, пока не познакомилась с Нана.

– Такое бывает, если в доме есть кошка. К тому же это вовсе и не объедки, Нана даже не притронулся к грудке, так что все стерильно.

Сатору положил кусочек курицы в свою тарелку с новогодним одзони.

– Что подумают люди, если узнают, что я кормлю тебя тем, от чего отказался даже кот? Пожалуйста, не рассказывай никому.

– Те, у кого есть кошки, поймут.

После этого Норико и Сатору поздравили друг друга с Новым годом и принялись за одзони.

– Нана живет у меня только три месяца, но я успела понять, что кошки – очень странные существа.

Ах вот ты как про меня думаешь! Хорошенькое поздравление с только что наступившим Новым годом! Нет, такое оскорбление я стерпеть не могу!

– И эта коробка…

Картонная коробка все еще стояла в углу гостиной. Норико мстительно заявила, что хочет выбросить коробку до наступления Нового года.

– Новая будет намного лучше…

Нет уж, извините, но это не так.

– А почему он норовит залезть в коробку, которая явно мала для него по размерам? Ведь это же видно сразу…

Врезала по больному, да?

– На днях он попытался засунуть лапу в ларец для украшений.

– Да-да, это кошачьи повадки, – радостно согласился Сатору.

– А как-то он попытался засунуть лапу в крошечную коробочку с часами!

Ну что я могу сказать? Это инстинкт, обыкновенный инстинкт. Коты всегда стараются найти себе укромное местечко, где они могут схорониться.

И когда я вдруг обнаруживаю хорошенькую квадратную коробочку, которая чуть приоткрыта, инстинкт повелевает не упускать случая. А вдруг, если я засуну туда лапу, там сработает какое-то хитрое устройство, которое позволит залезть мне туда целиком? Правда, до сего момента мне так и не повезло.

Хотя я слышал историю про одного кота, который постоянно требовал, чтобы ему открывали все двери, в надежде когда-нибудь найти за одной из них вечное лето. Этот кот живет в другой стране[40].

– Извини, что-то больше не хочется, уже наелся.

Сатору положил палочки для еды, так и не доев одзони. На мгновение на лице Норико промелькнуло отчаяние. Она положила в миску Сатори только одну лепешку омоти. И Сатору почти не притронулся к роскошному набору о-сэти рёри[41], который Норико купила в дорогом универмаге специально для новогоднего угощения.

– Было очень вкусно. Мама всегда клала в одзони корень таро, горох и морковь. И ты тоже. У твоей еды такой же вкус, как у маминой…

– Это потому, что блюда моей сестры напоминали мне о доме. Вкус родины.

– Когда ты взяла меня к себе, я был ужасно рад, что твоя еда точно такая же, как дома. Ты готовишь так же, как мама. Я испытал огромное облегчение. Наверное, потому-то я так быстро привык к тебе.

Сатору посмотрел на Норико со светлой улыбкой.

Норико судорожно вздохнула, словно от удивления. И как-то испуганно отвела глаза и потупилась.

– Я… Я была не самым хорошим опекуном, – пробормотала она. – Наверное, тебе было бы лучше с кем-то другим…

– Я рад, что меня взяла к себе именно ты, – ответил Сатору, проигнорировав слова Норико.

Норико снова сглотнула и издала какой-то странный булькающий звук, похожий на кваканье лягушки. Ну, кто говорил при нашей первой встрече, что я издаю неприятные звуки горлом? Теперь сама издаешь непонятно какие звуки, разве не так?

– Но то, что я тебе сказала, прямо сразу, как только взяла тебя…

– Я бы все равно узнал об этом когда-нибудь. Ты все сделала правильно.

– Но… – Норико шмыгнула носом, не поднимая глаз. И снова сглотнула, как лягушка, издав булькающий звук, а в промежутках между бульканьем все повторяла «прости меня, прости меня»… – Я не должна была тебе этого говорить в тот момент, – хрипло добавила она.

* * *

Когда Норико узнала о гибели сестры и ее мужа, она ехала на похороны с твердым намерением взять Сатору к себе, хотя еще была не замужем. Она так и не успела отдать «долг» сестре. Значит, по крайней мере, должна позаботиться о Сатору. Сатору – это самое дорогое для сестры.

Родственники со стороны мужа чисто формально приняли участие в похоронах и отбыли, даже не затронув вопроса, что будет с мальчиком. Для них Сатору был совершенно чужим, посторонним ребенком. Те немногочисленные родственники, что еще оставались со стороны сестры, тоже не выказали желания взять Сатору к себе. Когда Норико заявила, что станет опекуном племянника, некоторые выразили беспокойство, мол, она не замужем и ей не следует брать на себя такое бремя. Большинство предлагало отдать Сатору в приют.

Сатору – это ребенок ее сестры и зятя. Если бы у мальчика совсем не было родственников – это одно дело. Однако, поскольку у нее, родной тети, имелись достаточные финансовые ресурсы, Норико пренебрегла бы своими прямыми обязанностями, если бы сдала ребенка в приют. Поэтому, невзирая на всеобщее сопротивление, она настояла на своем решении.

Когда прошли похороны и все вопросы с наследством были улажены, Норико сообщила Сатору, что она будет его опекуном.

– Тебе никто не говорил об этом. но когда-нибудь ты все равно узнаешь правду, поэтому я сама расскажу тебе. Сатору, твои родители – не родные тебе. Вас не связывают узы крови, – пояснила она.

Все равно когда-то он узнает. Поэтому лучше сказать сейчас. Реальность – это реальность. Так считала Норико, но, увидев лицо Сатору, тотчас же поняла, что совершила большую ошибку.

Сатору побледнел, его лицо исказилось, глаза сделались пустые.

Точно такие же глаза у него были сразу после смерти родителей. Он приблизился к стоявшим в местном муниципальном центре гробам с таким выражением, словно потерял все, что у него было в этом мире. И даже такому прямолинейному и бестактному человеку, как Норико, мгновенно стало понятно, что вот сейчас по ее вине Сатору еще раз за одно мгновение потерял все, что у него было в этой жизни.

Когда на панихиду пришел его школьный друг, Сатору расплакался в первый раз за все это время. Со временем выражение глаз у него изменилось и стало таким же, как прежде.