Читать книгу "Грехи отцов отпустят дети - Анна и Сергей Литвиновы"

* * *

Ведь все началось на самом деле полугодом раньше.

Каждый раз мамаша с отцом собачились по поводу того, где младшая дочка отдыхать будет. (Старшая, Кристина, благополучно отбыла к тому времени в Тобольск.) Мать требовала, чтобы гулена-отец во искупление оплачивал для Фенечки заграничные языковые школы, интернаты на Мальте, в Англии или в Штатах. Тот всегда старался сбить цену, ссылаясь на то, что он не Рокфеллер и без того девочкам всегда помогает. Борьба меж родителями протекала с переменным успехом. И однажды Арбузов-старший предложил как компромисс: пусть младшую дочь возьмет к себе на лето бабушка – та самая вдова дипломата, архитекторша и рисовальщица. С ней, отцовской матерью, Фенечка и не виделась никогда. А не встречались они не только потому, что та проживала в эмиграции, но и потому, что отношения отца с бабкой оказались не ахти и только в последнее время с трудом восстанавливались.

Вдовая бабушка, будучи наполовину иудейкой, еще когда разваливался Советский Союз и все, кто только мог, отсюда бежали со скоростью примерно два миллиона жителей в год, уехала навсегда на Землю обетованную. С тех пор там и жила в полном одиночестве – зато практически на самом берегу ласкового моря.

В ходе переговоров с матерью отец напирал: «Они еще с бабкой подружатся, она прикольная. Да и девочке надо по жизни не только брать, но и помочь старушке. У мамаши моей как раз сейчас непростое время – лечится она, химиотерапия и все прочее».

– Ты хочешь, чтобы моя дочь еще и бесплатно за свекровью ухаживала?! От которой я ничего никогда, кроме проклятий, не видывала?!

– О чем ты говоришь! «Ухаживала»! В Израиле знаешь как сильно развита социальная служба! Однако, с другой стороны, немного милосердия по отношению к тому, кто нуждается, нашей дочери не помешает. И английский, кстати, подтянет – там вся молодежь легко по-английски спикает.

Короче, убедил отец. Да самым простым способом уговорил – купил билеты до аэропорта Бен-Гурион и обратно и завел на Фенечку валютную кредитку, куда положил деньги на расходы. А потом еще носился по Москве, приобретал продукты питания, которые на Святой земле не найдешь и по которым бабка дюже соскучилась (а ей, Фенечке, тащи!): бородинский хлеб, рыбу масляную, омуля с угрем, антоновские яблоки, хамсу, бакинские помидоры. (Именно бакинские, как будто помидоров на Земле обетованной нехватка.) В общем, улетела.

Бабка, невзирая на свой возраст (глубоко за восемьдесят), палочку и химиотерапию, лично приехала, да за рулем, встречать внучку. Свою красненькую маленькую «Хонду Джаз» она водила лихо, бешено перестраиваясь и вызывая нервные сигналы соседей по потоку.

– Дашь мне потом поводить? – попросила внучка. Бабка настаивала, чтоб сразу ее называли на «ты» – да и на иврите, как она сказала, вежливого местоимения «вы» просто нет. – Я права недавно получила, у меня и международные есть.

– Конечно, моя дорогая! – воскликнула бабуленька. – Мне же легче будет!

Она понравилась внучке. Действительно, прикольная бабуленция.

Вот только жилье оказалось мрачное – в южном пригороде Тель-Авива. Да, из окна краешком видно синее-синее море. Но сама квартирка без прихожей, сразу вступаешь в гостиную. А еще есть крохотная кухонька и маленькая спальня. Потолки низкие, по углам все захламлено, примерно как у матери в квартире, даже хуже: книги, игрушки, картинки, подушки, статуэтки, всякая хурда-бурда.

Бабка тут же усадила Фенечку обедать.

– У нас тут самое дешевое и самое вкусное – это фрукты и овощи. И моло>чка прекрасная, и булки, и восточные сладости, – бабушка тяпнула сладкого израильского винца и разболталась. – Рыба тут дорогая, мясо-куры обыденные. Свинина и морепродукты – только в русских или арабских лавках. Кошрут, понимаешь ли.

Откуда-то запел-запричитал муэдзин.

– Бабушка, как это вы тут позволяете?

– Рядом Яффа. Арабский город. Зато там в шабат магазины открыты, всегда можно перехватить, если забыл что-то купить.

С бабкой оказалось прикольно. Ничем она Фенечку не ограничивала. Гулять можно было куда и когда угодно, насильников-хулиганов здесь нет, а террористы – они ведь и средь бела дня взорвать могут, или вдруг ракета из Газы долетит. Фенечка ходила одна на пляж – за ней увивались местные, русскоязычных тут оказалось множество, и даже те, кто на Земле обетованной родился-вырос, «великий-могучий» не забывали. Даже в лавках висели объявы на русском.

Ездила Фенечка на экскурсии: в Хайфу, на Мертвое море, в Иерусалим и Вифлеем. Природные красоты и чудеса, типа полежать в сверхсоленой воде Мертвого моря, на нее подействовали, а вот никакого религиозного озарения в святых местах не посетило. Она видела, как со слезами прикладывались русские паломницы к вертепу Рождества или к благоуханному камню миропомазания, и делала так же – но сама при этом ничего не чувствовала. И отец, и мать с младых ногтей учили ее: бога нет. Рассчитывать в жизни надо только на себя. Она и рассчитывала.

Бабульке по хозяйству помогать не требовалось. К ней приходила социальная работница, да на двадцать часов в неделю – за это платил местный соцстрах. Соцработница покупала продукты и готовила, прибиралась, помогала бабушке мыться и выслушивала миллион ее историй из прошлой жизни.

Но однажды, на второй день Фенечкиного пребывания, бабулька сказала:

– Завтра меня не будет целый день.

– А куда ты?

– В больницу, на химиотерапию.

– А как ты поедешь?

– Ножками. Сяду в машину и поеду.

– За рулем? И туда, и обратно?

– Ну конечно.

– Далеко?

– Это Рамат-Ган, на севере Тель-Авива.

– А мы на юге? А если тебе после химии плохо будет? Помнишь, ты говорила, что бывает? Как ты рулить будешь?

– Ну, уж как-нибудь.

– Э, нет. Давай я тебя повезу. Заодно попрактикуюсь.

– Зачем тебе это надо? Целый день без моря терять!

– Знаешь, я сюда не ради моря приехала, а ради тебя.

Это произвело на бабульку впечатление, и назавтра они встали затемно, еще в шесть, чтобы в семь выехать и к восьми по местным пробкам прибыть в больницу.

Сначала вести машину у Фени получалось плохо. Все ее оббикивали и подрезали. Девушка терялась, а старуха подзуживала: «Ты и вправду, крошка моя, права получила? И водить умеешь? Что-то непохоже». Но Феодосья Ивановна сцепила зубы и все-таки здоровыми-невредимыми привезла их обеих в огромный госпиталь, расположенный в северном пригороде Тель-Авива. Удачно запарковалась на крытой многоэтажной парковке со знаком «инвалид» (бабулька относилась к этой привилегированной прослойке).

Фенечка раздобыла инвалидную коляску и повезла престарелую родственницу в местный раковый корпус. Там, в корпусе, в противовес жаре-духоте на улице, вовсю морозили кондишены. Девушку поразила царившая внутри деловая атмосфера. Не пахнет никакой больницей, электронная очередь, бесплатно раздают кофе и булки. Люди снуют, есть и тяжелые, землистого цвета, с выпавшими волосами, в косыночках или в париках, но не чувствуется никакой безнадеги. Все деловито заняты излечением. И только в уголку юная очкастенькая девушка плачет-заливается.