Читать книгу "Португальская колониальная империя. 1415-1974 - Анатолий Хазанов"

«Ассимиладуш» были в основном выходцами из мулатской интеллигенции. Реже это были африканцы, получившие такой статус. «Ассимиладуш» пользовались правами португальского гражданства и имели ряд связанных с этим привилегий: могли беспрепятственно передвигаться по стране, не платили подушный налог, освобождались от принудительных работ и т.п. Такие люди имели больший доступ к образованию и потому в большей степени впитывали в себя европейскую культуру. Однако и они испытывали на себе расовую дискриминацию: при поступлении на работу, в учебное заведение, при повышении в должности предпочтение всегда отдавалось европейцам.

Какова же могла быть в подобных условиях социальная функция этого социального слоя, созданного колонизаторами, каково могло быть их отношение к колониальному строю? Отвечая на этот вопрос, С. Клингтон пишет: «Их реакция на то, что колониальная власть все обещала и ничего не дала (в смысле удовлетворения их личных и социальных потребностей), проявилась также как “великий отказ”, характеризующий степень антиколониалистского сопротивления: в итоге — восстание против принятия ценностей, навязанных цивилизацией колониальной державы на уровне экономических и культурных структур».

Именно этим объясняется, почему из среды «ассимиладуш» вышли многие видные деятели национально-освободительного движения. Как отмечалось в памфлете, изданном ангольскими патриотами в Алжире в 1969 г., политика ассимиляции в португальских колониях, по существу, провалилась, «так как “ассимиладуш” были первыми, кто заложил теоретические и практические основы борьбы за национальное освобождение».

С «индиженаш» португальские власти обращались как с категорией людей, не имевших прав португальского гражданства. Они подвергались расовой дискриминации, принудительному труду и произвольному налогообложению. Сохранилось много свидетельств существования бесчеловечных форм расовой дискриминации в португальских колониях. Приведем для примера отрывки из уже упомянутых воспоминаний К.М. Перейры, относящихся к 1961 г.: «В кафе было три туалета. На дверях были надписи: “Для дам”, “Для господ”, “Для индиженаш”… После прибытия я услышал первое португальское слово на ангольской земле. Это было ни больше ни меньше как слово “пес”, которое мне потом часто приходилось слышать в течение двух лет. Разгружали ящики. Один пузатый белый, подгоняя черного докера, крикнул: “Эй ты, пес, неси осторожнее!” Я навсегда запомнил этот первый цветной “слайд” на улицах Луанды».

Если целью португальской колониальной политики официальное законодательство считало ассимиляцию туземцев, то средством достижения этой цели объявлялся «направляемый», то есть принудительный, труд.

«Если мы хотим выполнить свою колонизационную миссию, мы должны внушить чернокожему мысль о необходимости трудиться и освободиться от своей лени и развращенности», — писал министр колоний В. Машадо. Хотя законодательство формально запрещало использование принудительного труда для частных предприятий, фактически оно широко применялось. Хозяев обслуживали «вербовщики», которые поставляли за определенную сумму необходимое им число рабочих.

Принудительное изъятие рабочей силы осуществлялось португальскими колонизаторами в исключительно широких масштабах. Каждый год только на сельскохозяйственные, горные и строительные работы в Анголе колониальные власти вербовали 250 000 рабочих. Общее число лиц, привлекавшихся к принудительному труду в Анголе, в 1957 г. составляло не менее 300 000.

Широкое распространение принудительного труда в португальских колониях было обусловлено рядом факторов экономического характера. Главный из них состоял в том, что на этих территориях никогда не было земельного голода. Ввиду слабой демографической концентрации, изобилия плодородных земель, дающих хорошие урожаи даже при низком уровне агрокультуры, африканец располагал существенным средством производства — землей. Будучи занято в натуральном секторе и лишь самым поверхностным образом вовлечено в сферу товарно-денежных отношений, большинство населения не испытывало экономической потребности продавать свою рабочую силу.

Чтобы заставить африканца работать на плантациях европейцев в обмен на крайне низкую оплату, было только одно средство внеэкономического принуждения — насилие. По словам А. Каштру, «использование силы являлось результатом невозможности отделить туземного производителя от его средств производства». Это своеобразие экономической ситуации внесло свою специфику в функционирование административного аппарата. «Поэтому, — писал российский исследователь В.Л. Шейнис, — внеэкономическое воздействие государства на формирование армии труда в португальских колониях выразилось главным образом не в единовременном акте экспроприации (или серии таких актов), не в косвенной форме денежного налога, а в наиболее прямой и непосредственной роли поставщика рабочей силы. Эта деятельность с начала XX в. стала одной из главных функций колониальной администрации».

Особенно широко применялась система принудительного труда в Мозамбике. В этой колонии каждый здоровый мужчина, если он не был землевладельцем и не мог доказать, что трудится на собственной земле, ежегодно привлекался к шестимесячной трудовой повинности. Заработная плата, которую получали в это время африканцы, была в 10 раз ниже, чем у белых. Во многих секторах хозяйства Анголы использовались «законтрактованные» рабочие. Португальские власти зачастую использовали полную зависимость от них африканского населения для принудительной вербовки рабочей силы, не утруждая себя при этом даже подыскиванием убедительных доводов.

Когда плантатору требовалась рабочая сила, он подавал заявку в департамент по делам туземцев. Заявки распределялись среди местных вождей, которым приказывали набрать в своем районе необходимое число рабочих к определенной дате. Единственной возможностью для африканца избежать принудительной «контрактации» было представление письменного доказательства того, что он работает по найму у европейца. В первую очередь «контрактации» подлежали лица, не уплатившие налога. Даже отбывание «контракта» в предыдущем году не избавляло от новой «контрактации». Как пишет американский историк-миссионер Л.В. Гендерсон, более 20 лет проживший в Анголе, «слово “контракт” было фарсом, когда оно применялось к отношениям между африканским работником и его белым нанимателем».

Принудительная вербовка «законтрактованных» была прибыльным бизнесом для колониальной администрации. Пошлина, которую получали чиновники от плантатора за каждого «законтрактованного», часто была равна или даже превышала заработную плату этого последнего за 18 месяцев работы.

По свидетельству Гендерсона, «ангольцы смотрели на… чиновников как на врагов, которые могли заставить любого “туземца” работать в любом месте, в любых условиях и на любого работодателя».

А. Каштру следующим образом описывает методы заключения «контрактов»: «Эта форма вербовки “контратадуш” осуществляется широкой сетью вербовщиков — профессиональных охотников на африканцев для собственников… Прежде всего, они должны получить согласие “контратаду”. Для этого используют различные методы: обманывают, лгут, спаивают, нанимают африканцев, которые должны ходить из деревни в деревню, расхваливая место работы, и т.п. Если все это не помогает, начинают действовать местные административные власти… Африканцу говорят, что, если он “подпишет контракт, его могут освободить от работы на государство, где не платят никакого жалованья”… В присутствии административного лица, который разыгрывает роль “защитника” интересов африканца, спрашивают “контратадуш”, идут ли они на “контракт” добровольно, те хором отвечают: “Да!” Затем проводится медосмотр, а поскольку врачи получают по 20 эскудо за каждого признанного годным, принимаются все, у кого нет явных физических дефектов. Затем их на грузовиках отправляют на работу… Поэтому в Анголе говорят, что вербовщик — это человек, который покупает белых и продает черных».