Читать книгу "Горожане. Удивительные истории из жизни людей города Е - Анна Матвеева"

Какое счастье, что мама успела порадоваться за него, в 2009 году её не стало. Рак. Какое горе думать о том, что болезнь эта могла стать следствием тех дней, когда нечему было радоваться, некем гордиться…

В 2013 году Евгений Ройзман выдвигает свою кандидатуру в мэры Екатеринбурга – не столько для того, чтобы взять очередную цель, сколько потому что эта должность обезопасит его близких от преследований.

Оппоненты не брезгливы, в хозяйстве всё сгодится, а козырной картой становится тот давний срок, отбытые и не забытые три года. Преступнику во власти делать нечего, считают враги, но город без наркотиков решает иначе. Ройзман становится мэром ровно через тридцать лет после своего освобождения из тюрьмы. Политологи в недоумении, страна в удивлении, оппоненты в нокауте, а впрочем… Подождите, ещё посмотрим, как он справится с этой работой! Быть чиновником – это не только носить костюм вместо привычных джинсов. Нужно стать частью системы, слиться с нею в экстазе, и тогда, может быть… А если грести против течения, делать всё по-своему, далеко не уплывёшь, даже если на твоей стороне мирская слава и народная любовь.

Екклесиаст сказал, что всякий успех в делах производит взаимную между людьми зависть. Близкие друзья не смогли примириться с возвышением старого товарища, более того, углядели в поведении новоиспеченного мэра тот самый прогиб перед системой, которого не было, а был лишь выбор: работать так, как умеешь, или не делать ничего вообще.

Глава города по уставу имеет мало полномочий – об этом было известно задолго до старта выборной гонки. Должность почётная, спору нет, но несколько декоративная: завод не построишь, порядка не наведёшь, но все шишки будут привычно валиться на голову мэра: мы за тебя голосовали, а на улицах всё та же грязь!

В рабочем кабинете Ройзмана висит портрет Иосифа Бродского кисти Миши Брусиловского. Из новозаведённых порядков – всегда открытые двери в кабинет, личный приём граждан по пятницам и пробежка по набережной городского пруда. Бег – это жизнь. Беги-беги, думают враги, но желающих примкнуть с каждой новой пробежкой всё больше, а в августе 2015 года проходит первый екатеринбургский марафон. Мэр одолел дистанцию с выдающимися для своих лет результатами. «Не, на полтинник он, конечно, не выглядит, – заметила бежавшая рядом девушка, – вот только поседел в последние годы сильно».

Личный приём у мэра – местный соломонов суд, куда каждый несёт свою проблему, как в сказке о волшебнике Гудвине. Кому-то нужна смелость, кому-то – защита, некоторым – чтобы просто выслушали и утешили.

И вот слёзы угнетенных,А утешителя у них нет;и в руке угнетающих их —сила,а утешителя у них нет.

После каждого приёма Ройзман с прежней скрупулёзностью заполняет страницу личного дневника, открытого в сети всем желающим. Запись от 6 ноября 2015 года:

«Юле было двенадцать лет. Она украла жвачку в киоске. Её поймали, родителей оштрафовали, а Юлю поставили на учёт в детскую комнату милиции. Потом она исправилась. Хорошо училась, окончила институт, устроилась на работу, хорошо себя зарекомендовала и пошла на повышение. Но неожиданно вмешалась служба безопасности, и повышение зарубили. Выяснилось, что она привлекалась и до сих пор стоит на учёте. Ей было очень обидно. Мало того что карьера не сложилась, ещё и все об этом узнали. А ведь десять лет уже прошло. И она мне говорит: «Ну, посмотрите, какая несправедливость! Я понимаю, что это самое начало моей жизни, и такой позор, я даже не знаю, как дальше жить. Такой стыд, такая неудача, и в самом начале». Я вдруг говорю: «Слушай, я тебе расскажу. В 1942 году на Южном фронте было очень тяжело, прибыло пополнение. И в первом же бою один восемнадцатилетний вдруг бросил оружие, заткнул уши и побежал куда глаза глядят. Его еле поймали, и военный трибунал приговорил его к расстрелу. Должны были расстрелять перед строем, но обстановка была очень тревожная, поэтому его вывели несколько человек – прокурор, представитель военного трибунала дивизии и врач. Поставили на краю воронки, выстрелили в него несколько раз, и, когда он упал, врач зафиксировал смерть. Его столкнули в воронку и сапогами нагребли земли. Кое-как закидали и ушли. Через некоторое время солдатик ожил, сумел откопаться и пополз в расположение части. На пути оказалась землянка прокурора, и он туда скатился. Представляешь, сидит такой прокурор и с чувством выполненного долга кушает тушёнку, как вдруг на пороге возникает окровавленный покойник, которого он только что едва ли не собственными руками расстрелял и собственными ногами похоронил!.. Вой, конечно, крики, набежали все. Солдатика давай перевязывать. Всё-таки ребёнок совсем, восемнадцать лет. Что делать, никто не знает, а добить никто не берётся. Доложили председателю трибунала фронта Матулевичу. И тот распорядился: «Ввиду исключительности обстоятельств заменить расстрел сроком заключения, а всех исполнителей расстрела ввиду нарушений приказа и преступной халатности разжаловать и направить в штрафную роту». Что и было исполнено. И никого из них не осталось в живых, потому что разжалованные штабные, как правило, погибали в первом же бою. А бойца, когда немножко подштопали и подлечили в госпитале, в связи с нецелесообразностью и, видимо, невозможностью отправления в тыл, также определили в штрафбат и отправили на передовую, где он принимал участие в самых жестоких боях, был ранен, выжил, вернулся в строй и дошёл до Берлина. У него была медаль «За отвагу», «За боевые заслуги» и орден Красной Звезды. К концу войны у него уже выросли усы. И он всегда удивлялся тому, что его жизнь началась лишь с того момента, когда его расстреляли и закопали. Через шестьдесят лет в родной деревне его именем назвали улицу».

Юля, вероятно, впечатлилась и уж точно успокоилась.

И так – каждую неделю. Приходят и страдальцы, и сумасшедшие, и аферисты, и отчаявшиеся.

Матёрые политики посмеиваются: разве мэрское это дело, лично выслушивать каждого горожанина, впрягаться в тяжбы, как в упряжку, переводить бабушек через дорогу своими руками? Мерзкое дело – судить того, кто пытается спасти каждого просящего и не ждёт благодарности.

В 2015 году Екатеринбург получил от своего мэра подарок – Музей наивного искусства. Всю свою коллекцию, тщательно собираемую, лелеемую, ненаглядную, Евгений Ройзман передал Екатеринбургу, не рассчитывая на ответную признательность. Но главный подарок городу всё-таки не музей, а он сам – мэр, которого можно «потрогать руками». Представители власти в народ ходят редко и следят главным образом за тем, как при этом просматривается периметр. К екатеринбургскому мэру приходят запросто – он выслушает, подскажет, поможет. Вот так, среди прочих, к нему приходит настоящая слава, является, как те посетители, что толпятся в приёмной. Непонятно, кстати, когда он успевает их выслушивать, а может, девочки, это не один человек? Может, и вправду существует несколько ройзманов – один проводит вечера с невьянской иконой и жертвует деньги на восстановление православных храмов, другой не ест трефного и помогает синагоге, третий поддерживает художников, четвёртый открывает в городе хоспис, пятый отправляется в очередную экспедицию, шестой сожалеет о том, что не может больше писать стихов?..