Читать книгу "Снайперы - Владимир Никифоров"

На третий день пути проходили место гибели каравана и рождения Клима, и неожиданно для него теплоход сделал оборот, подошел к берегу, и Клима нашел на верхней палубе штурман: «Клим Степанович, поедемте на берег!» Они выехали втроем: штурман, Клим и парнишка-практикант. Клим собрал голубеньких цветочков и постоял у могилы, а практикант ловко и быстро покрасил памятник белилами. Возвращался Клим на судно под взглядами трех сотен туристов и пассажиров, стоявших на всех палубах в глубоком молчании, и сразу же поднялся в рубку. «Спасибо», – сказал он вопросительно взглянувшему на него Гнилину, тут его голос сорвался, и Клим сделал было шаг навстречу капитану, но тот не двинулся с места и ответил подчеркнуто сухо: «Не за что. Мы выполняем приказ». И дал команду рулевому идти на оборот. Клим повернулся и вышел из рубки. Дина увидела его лицо и все поняла. Наутро штурман вывез его на теплоход-толкач, капитан которого был старшим в северной хозрасчетной группе экипажей. Он прибыл на толкаче в Северный порт и несколько дней провел там, коротко сойдясь с его начальником Витей Масловым, который считался в пароходстве лучшим коммерсантом и первым бабником – сменил четырех жен; на этот раз его женой была длинноногая Тамара, летающая по дому в коротком халатике.

«Маяковский» вернулся раньше, чем прилетел Клим, Гнилин успел обойти все нужные кабинеты, и, когда Клим появился в управлении, его тут же вызвали к начальнику пароходства. Тот, лучезарно улыбаясь, дал почитать ему письмо экипажа, возмущенного недостойным поведением начальника ОТЗ: вел себя высокомерно, игнорировал командиров, ежедневно потреблял спиртные напитки, водил к себе женщин… Клим прочитал и посмотрел на бывшего тут же Гаврилова: «Мне написать заявление?» Тот отвел глаза, а начальник пароходства улыбнулся еще радостнее: «Если б ты был беспартийным, мы бы вопрос решили сами! А раз ты – в партии, то она и будет решать твою судьбу!» «Ну, – сказал Гаврилов, – рассказывай!», когда Клим вошел вслед за ним в его кабинет. И Клим рассказал – почти все: «… Женщин я к себе не водил. Ко мне приходила лишь жена писателя Петрова с дочерями в поисках мужа, с которым, я, каюсь, выпивал несколько раз». Гаврилов долго молчал, потом спросил: «Ты сам понимаешь, что натворил? Ты ведь всех нас… обосрал! Что тебе стоило прийти к Гнилину, выпить с ним, похвалить его – а его есть за что хвалить! А ты обиделся, что тебя выселили из люкса!» Клим хотел было возразить, но решил промолчать: пусть считают его мальчишкой и выскочкой, с такого меньше спросу. «Мы тут решили собрание не собирать, обсудим тебя на парткоме. Ты там так же четко, как мне. И ничего лишнего!»

Предложение секретаря парткома, бледного, тихоголосого, неприметного, бывшего когда-то капитаном «самоходки», – объявить выговор – не набрало голосов. Ограничились предупреждением и предложением управлению пароходства рассмотреть вопрос о соответствии Гордеева К. С. занимаемой должности. «Бежать тебе надо отсюда подальше, – сказал Гаврилов, когда они пришли в его кабинет. – Есть у меня вакансия начальника пристани в Таловке. Она приписана к порту, так что поезжай сейчас прямо к Базарову». – «А он кто сейчас?» – «Пока ио, но, думаю, что Москва утвердит его». Борис поднялся ему навстречу, обнял, подвел к посетительскому столу, сел напротив: «Ну, что написала эта гниль, я знаю. А что было на самом деле?» – «Выпил пару раз с одним хорошим, талантливым и слабым человеком…» Базаров придвинулся ближе, насколько ему это мог позволить живот: «Ну а Динку?..» Клим опустил глаза: «С горя…» Базаров захохотал: «С горя! Где бы мне такое горе найти!» – «Да брось ты! Твоя Светлана – всех Дин стоит!» «А ты откуда знаешь? – продолжал веселиться Борис. – То-то она мне твердит: я не верю ни одному слову Гнилина!» Клима бросило в жар: он после возвращения боялся взглянуть в глаза Светланы, вдруг он там увидит такое же презрение и обиду, как в Надиных глазах. «А теперь давай серьезно. Работы в Таловке еще много, лес до конца октября будет поступать, но коллектив там хороший, работают давно, дело знают. Жить будешь на дебаркадере, там и отопление, и баня. – Встряхнул мощными плечами: – Эх, я бы сейчас на пару туда с тобой! Вот бы погуляли!»

И Клим стал жить и работать в Таловке. В понедельник уезжал первой «Ракетой», а в субботу последней возвращался в город. С Надей они ночевали в одной комнате, не стали показывать Ане, что семья рушится. К началу ноября все работы на пристани были закончены, работников отправили в отгулы и отпуска, а Клима Базаров посадил в коммерческий отдел: «Займись навигационным отчетом! Сделай грамотный экономический анализ!» На демонстрации Клим дико простудился, его ломало и корежило три дня, третью ночь он метался в жару, в бреду; ему вдруг захотелось припасть к горячему телу Нади, казалось, лишь в нем его спасение… Проснулся он здоровым. Надя отправила Аню в школу и пришла к нему в постель: «Как ты думаешь, Клим, меня за один день прогула не уволят с работы?» Он привлек ее к себе: «Пусть увольняют! Лишь бы ты была со мной!» – «Правда? Ты хочешь – со мной?» Неожиданно перед ним возникло лицо Светланы: она смотрела на него такими грустными глазами, словно он уходил не из их отдела, а из ее жизни. Он помотал головой и сказал Наде: «Только с тобой!»

Базарова перед Новым годом приказом министра назначили начальником порта, и он, пригласив Клима в свой кабинет на рюмку коньяка, раскрыл ему карьерные перспективы: «Посиди пока ио в коммерческом отделе, а как утвердят новое штатное, назначим тебя замом по экономике. И еще вот что, – Базаров неожиданно потупился, словно стыдясь чего-то: – Нам нужно претензионную работу поднимать, а то столько дел проигрываем! Мне тут порекомендовали одну: молодая, активная, с высшим юридическим образованием – как раз то, что нужно!» Клим пожал плечами: «Да я как-то не считал, что мы плохо работаем по претензиям. Дело поставлено четко, с клиентами всегда находим общий язык». «Да не возникай ты! Просто мне позвонили оттуда! – И он поднял указательный палец. – Ты не думай, что я обошел тебя, вот ее заявление, без твоей визы все равно не будет приказа». Он протянул руку к стопке бумаг и положил перед Климом заявление Вики: «Ты же знаешь, что Великая – дочь Волохова, зав транспортным отделом обкома, что я мог поделать?» – «А ей зачем это нужно? Я же знаю ее, она в горсуде работала». – «Да что-то там не сложилась, а здесь она будет под папашиным контролем, и если проявит себя – мы ее тормозить не будем! Ну что, визируешь?» – «А куда деваться?» – «Это точно! А Волохов может и дальше пойти, для флота это очень важно!»

И Вика появилась у них в отделе после Нового года – деловая, строгая, взрослая. Никаких личных (лишних) разговоров они не вели, ровно в пять женщины расходись по домам, а Клим шел к Базарову на вечерние «посиделки». И все же разговор состоялся – на праздничном вечере по случаю Восьмого марта в портовской столовой, на котором блистал Базаров: дарил подарки, целовал ручки, танцевал, пел. У Клима отчего-то все больше портилось настроение, и Вика что-то поняла, потому что сама пригласила его на танец. «Что с тобой, Клим? – спросила она. – У тебя все хорошо?» – «Все хорошо. А у тебя?» – «Да как-то не очень. Я с сыном переехала к родителям, так мне удобнее, мама на пенсии, квартира в центре, а Петр – ни в какую. Живет в нашей квартире один, хотя – один ли?» – «Что же дальше?» – «А ты, как старший товарищ, что посоветуешь?» Ему хотелось сказать, что Петр – не пара ей, тем более, сейчас, когда Волохова прочат в секретари обкома; у Петра развился комплекс, и он будет только нарастать. «Петр учится в институте?» – «Да не хочет он! Я, говорит, повидал этих “теоретиков”, ничего не знают и не умеют!» – «Зря он так. Ему надо в чем-то утвердиться, а без высшего образования, сама знаешь…» – «Значит, у нас с ним нет будущего?» – «Я этого не сказал». – «Но подумал?» – «Какая разница, что я подумал?» Она опустила глаза: «Зря ты так, ведь мы… ведь у нас…» Танец кончился, и он повел ее к столу. Она вдруг поглядела на него с лукавой улыбкой: «А хочешь, я Базарова соблазню?» «Не надо…» – но она уже шла к Борису, и вскоре они стремительно пронеслись мимо Клима с такими откровенно счастливыми лицами, что он тут же ушел по-английски.