Читать книгу "Закон свободы - Дмитрий Силлов"

Я резко катнулся веретеном, схватился за ствол, нависший надо мной, после чего ударил с двух ног. «На контур». То есть, куда попаду. Когда ты крепко держишься за оружие противника, неважно, куда прилетит ему удар с ноги. Тем более – неожиданный. Эффект всяко будет одинаковым. Если, конечно, ты сможешь хорошо ударить.

Я очень постарался, от души. Потому что не люблю, когда меня пинают. Невежливо это. А хамов нужно учить.

Боец был плечистым, мощным, в тесной камере едва поместился. И, понятное дело, своим телом загородил товарищам обзор. Поэтому когда амбал вдруг ни с того ни с сего отлетел назад, прямо на своих дружков, те среагировали предсказуемо. То есть, неправильно. Не ожидали они такого поворота, и потому вместо того, чтобы рассредоточиться вдоль противоположной стены, стояли толпой, выглядывая из‑за плеча здоровяка и пытаясь рассмотреть, что происходит в камере.

Поэтому после моего удара возле входа в камеру образовалась куча из человеческих тел, многоголосо орущая преимущественно матом.

– Ты чо, Шатун, охренел, мля?! На ногах не держишься нах?!

Ну и далее в этом роде.

Надо отдать должное Шатуну – получив двойной пинок «в душу» и лишившись основного ствола, он не растерялся. Вместо того, чтобы броситься вперед, дабы отнять оружие и восстановить справедливость, он рванул из поясной кобуры массивный пистолет…

И даже почти успел навести его на меня.

Но я уже перевернул то, что мне досталось, двинул регулятор мощности на максимум, и нажал на спуск, моля про себя, чтобы переводчик огня не стоял на стрельбе «жарой» или «электродом». Потому что если он все‑таки стоит не на пулевой стрельбе, а на режиме работы аномалиями, мы все в этой тесной камере изжаримся заживо…

Надо отдать должное Шатуну, он при жизни был парнем не самым глупым. То есть, в камеру зашел не просто заключенного своей «G‑3» потыкать, но и чтоб в случае чего пристрелить без ущерба для себя. Правда не учел он, что в камере валяется не измученный пытками несчастный ученый, а самый обыкновенный сталкер. И теперь сполна расплатился и за хамство свое, и за свою досадную ошибку.

«G‑3» машинка универсальная. Может и аномалией стрельнуть, а может и пулей, пробивная способность которой за счет гаусс‑эффекта в разы сильнее, чем у обычной. Ну и то, что пули эти сами по себе не что иное, как мини‑аномалии, тоже немаловажно. Поэтому длинная очередь прошила насквозь не только Шатуна вместе с его тяжелой броней, но и тех, кто стоял за ним.

Порой жизнь смахивает на очень плохой кинобоевик, где герой одной очередью срезает кучу вражьей силы. Но когда у тебя в руках пушка Гаусса, плохой сюжет для фильма становится объективной реальностью.

Шатун еще стоял, пытаясь зажать руками отверстия в туловище, каждое сантиметров по пять в диаметре – «G‑3», по ходу, стреляет боеприпасом, расширяющимся при попадании в цель. Из ран умирающего бойца хлестала кровь, а позади него беззвучно падали его товарищи: расширяющаяся пуля на выходе из тела дает отверстие, в которое свободно проходит кулак взрослого мужчины. После чего, расплющенная в блин, продолжает лететь дальше.

Когда Шатун наконец рухнул на пол, позади него возвышалась куча разорванного мяса. А в сплошь залитой кровью стене коридора зияли большие, ровные, круглые дыры – измочалив несколько человек, пули‑аномалии пробили бетонную стену на глубину без малого в полметра. Жуть да и только.

Но я человек не впечатлительный. Поднявшись на ноги, я первым делом нашел в куче окровавленной плоти пару приличных берцев, обутых на две оторванные ноги. Повезло хозяину ног, умер быстро и без мучений. И ему уже точно никогда не понадобятся ни обувь, ни ноги. Поэтому я не испытывал угрызений совести, для удобства зажав оторванную конечность под мышкой и расшнуровывая обувку. Когда ты забираешь у человека то, что ему сто процентов больше не нужно, и при этом не имеешь возможности спросить у него разрешения, какие тут могут быть угрызения?

И вообще: когда мы берем с них после боя, это трофей. Когда же они – ни дай Зона – берут после боя с нас, это мародерство. И не надо путать эти два диаметрально противоположных понятия. Ибо всегда были, есть и будут мы, и те, кто с нами, которые априори хорошие. И те, кто против нас. Которые по определению гады, сволочи и уроды позорные. При этом абсолютно неважно, что они думают то же самое о себе и нас, только с противоположным знаком. Важно лишь одно – кто с кого снимет годные ботинки после боя. И только.

Закончив со шнурками и размышлениями, я обулся, потопал подошвами по полу, прислушиваясь к ощущениям. Нормально. Не совсем мой размерчик, чуток маловаты, но стерпится‑слюбится‑разносится. Выбор‑то все равно невелик. Пули‑аномалии распотрошили вражью силу в лоскуты вместе с амуницией и боеприпасом, так что парной обуви я более не нашел. Как и столько магазинов к моей пушке Гаусса, сколько хотелось. Всего два и обнаружил, причем второй слегка помятый. Что, как я помню, опасно – может у самого стрелка в руках взорваться и испепелить на хрен в вихре аномальной энергии. Но кто не рискует, тот не сталкер. Поэтому будем пробовать.

Признаться, было у меня искушение двинуть следом за Касси и академиком, благо они далеко уйти не могли. Но в то же время я понимал: как только Кречетов и его клоны обнаружат, что ценному пленнику все‑таки удалось свалить из комплекса подземных лабораторий, следом немедленно будет послана погоня посерьезнее той, что отправили за мной и Касси. Амбициозные и жестокие люди типа Кречетова не любят проигрывать.

Поэтому я сейчас бежал в противоположном направлении, держа в руках «G‑3» и готовый стрелять во все, что движется…

Но в коридоре было тихо. Я добежал до ворот, вышиб расширяющейся пулей труп, вваренный в отверстие, через которое мы с Касси проникли в тюрьму, вылез наружу, и побежал дальше.

* * *

До лаборатории Кречетова было примерно с полкилометра. Несколько раз я прятался в полутемных коридорах‑ответвлениях, когда по основному коридору проезжали какие‑то механизмы, либо быстрым шагом проходили то ли патрули, то ли группы клонов, отправленных на очередное задание. Сейчас мне не было резона с ними пересекаться. Когда есть цель, но мало патронов, совершенно ни к чему строить из себя супермена. Признаться, после потери руки я перестал безоговорочно верить в свою личную суперудачу. И реально фантастическое возвращение конечности в данном случае совершенно ничего не изменило. Так что лучше спрятаться и переждать, чем выпендриться, засветиться и нарваться.

В общем, через четверть часа я уже осторожно выглядывал из‑за угла, рассматривая ворота, перекрывающие вход в лабораторию Кречетова. Возле них стальными статуями застыли два охранника в экзоскелетах с такими же, как у меня, пушками Гаусса в руках. Ну, поехали.

Когда враг в экзо, а ты – лишь в одном камуфляже, то у него несомненное преимущество в броне. А у тебя – в скорости передвижения. Но когда в руках у противоборствующих сторон «G‑3», броня не имеет значения.