Читать книгу "Летающий джаз - Эдуард Тополь"

Ричард Кришнер возбужденно озирался в B-17s, на фюзеляже которого было голубой краской выведено «Yankee Doodle». Не менее броские надписи, да еще с голыми красотками во всю высоту фюзеляжа, были и на других бортах — «Dragon Lady», «French Kiss», «Forever Amour» и т. п. Но Ричарду было не до этих надписей. Он не был на борту «летающей крепости» с июля прошлого года, и теперь с какой-то неожиданной даже для себя сентиментальностью вдыхал тот особый запах смеси горючего, пороха, брони, бомб и машинной смазки пулеметов, который не то существует в действительности, не то мнится всем пилотам боевых самолетов. Он знал, что надышаться этим запахом нужно сейчас, в первые полчаса полета над Адриатикой, пока генерал Эйкер не увел свою армаду на недосягаемую для немецких зениток высоту, где придется надевать кислородные маски и подключать электрический подогрев одежды. Конечно, как ему ни хотелось, но в пилотской кабине, где Айра Эйкер сидел у штурвала и, покуривая черную сигару, властно держал правую руку на рычагах управления двигателями, а второй пилот лейтенант Гейтс следил за приборами, Ричарду места не было. И возле штурмана, который под спаренным пулеметом носовой турели скрючился над своими картами, сверяя по ним курс эскадры и расстояние до Дебрецена, или возле инженера-механика, следившего за расходом топлива с видом банкира, теряющего деньги во время Великой депрессии, тоже не устроишься. Зато во чреве самолета — пусть даже тесно забитом бортовыми пулеметами, ящиками боезапаса, запчастями на случай боевых повреждений, громоздким оборудованием для фотосъемки бомбовых ударов и стеллажами с двухсоткилограммовыми бомбами у бомбового отсека — можно было протиснуться к бортовым стрелкам-пулеметчикам. Поскольку «Янки Дудль» Эйкера вылетал из Бари на юго-востоке Италии, а Вторая бригада бомбардировщиков полковника Лойера, в которой прежде служил Ричард, — из Сицилии, поговорить со своими однополчанами Ричард не успел и теперь хотел хотя бы у пулеметчиков выяснить, кто еще остался в армии из тех, с кем воевал он год назад. К сожалению, сказали ему пулеметчики, почти никого — редкие счастливчики, выполнив норму в 25 боевых вылетов, улетели домой, раненые валяются по госпиталям или, как сам Ричард, перешли на тыловую службу, а остальные погибли во время зимних бомбардировок Германии и трагических первых рейдов «Большой недели». Век стратегических бомбардировщиков, даже таких надежных, как B-17, недолог — пять-шесть боевых вылетов и, как при игре в русскую рулетку, тебя уже сбили. Разве Ричард не знает это по себе?

Он знал. Глотнув горячий кофе из термоса одного из пулеметчиков, он устроился на ящиках с лентами пулеметных патронов калибра 12,7 мм, закутался в свой меховой костюм и под гул четырех двигателей мощностью 1200 лошадиных сил каждый тут же уснул. Если их атакуют «мессеры», стрельба из заряженных пулеметов его разбудит…

4

ПОЛТАВА. 2 июня 1944 года

Между тем Полтава готовилась встречать долгожданных гостей. Хотя во избежание немецкого радиоперехвата никто даже шифровкой не сообщил генералу Дину о вылете авиабригады, тем не менее еще 1 июня в Полтаву вместе с тридцатью американскими и британскими корреспондентами прилетели представители Генштаба ВВС — генерал-лейтенант авиации Дмитрий Грендаль и генерал-майоры Николай Славин и Степан Левандович. Еще одним самолетом прибыли Аверелл Гарриман с дочкой Кэтлин и с ними генерал Джон Дин и дюжина дипломатов и членов Военной миссии.

В отличие от московских чиновников, Полтава отнеслась к союзникам очень радушно. Вот выдержка из секретной переписки американской Военной миссии в СССР со Штабом командования войсками США в Европе:

«На 2 июня 1944 года постоянный состав персонала Восточного командования представлен [в Полтаве] 158 офицерами и 1017 военнослужащими рядового состава, а также 2 офицерами и 12 служащими, временно прибывшими для установки сигнальной аппаратуры. Поведение американского персонала очень похвально. По прибытии все прослушали лекции о правильном поведении, дисциплине и неразглашении секретной информации. Никаких сложностей не возникает в общении с местными жителями. В действительности отношения крайне сердечные. Русские проводят вечеринки по любому поводу, на них даже трудно отвечать адекватно. Например, когда 4-я группа персонала прибыла поездом, русские не только предоставили матрасы и постельное белье, но и шампанское на всех! Иными словами, московская бюрократия для Полтавы не характерна. Американские военные чувствуют себя в городе свободно и легко братаются с русскими».

Это радужное донесение я мог бы слегка оттенить секретными донесениями СМЕРШа о немедленной отправке на фронт советских женщин-военнослужащих, вступивших в преступную «неслужебную» связь с американцами. Бывший начальник оперативного отдела базы полковник Н.Ф. Щепанков вспоминает: «Все мы были молоды. А это время любви. Одну нашу девушку из инженерного батальона едва не увезли в Америку. Потянулись друг к другу сердца, и американец взял русскую к себе на борт бомбардировщика. Но кто-то доложил об этом контрразведчикам, и девушку ни американский летчик, ни мы больше не видели».

Но я не хочу портить праздничную обстановку встречи с первой авиабригадой союзников. Все и так нервничали, понимая, что от успеха первого рейда американцев зависит дальнейшее советско-американо-британское военное сотрудничество, на создание которого потрачено столько сил, нервов и средств. Если немцы перехватили бомбардировщики и сорвали бомбардировку Дебрецена или из-за испортившейся погоды рейд отменен, русские военные начальники, у которых и так постоянный скепсис на лицах, поставят крест не только на все последующие челночные рейды, но и на создание американских авиабаз на Дальнем Востоке, столь нужных для разгрома Японии.

Тем временем погода в Полтаве действительно ухудшалась — с ночи зарядил дождь, к утру он перешел в сплошной ливень.

А сообщений из Италии все не было.

А небо чернело и чернело.

А Левитан уже который день вещал, что: «в районе севернее Яссы наши войска успешно отбили все атаки пехоты и танков противника. На остальных участках фронта — без существенных изменений». Переводя с языка Совинформбюро, это означало, что Красная армия не то увязла и в Яссах и по всей линии фронта, не то переводит дыхание и — дай бог! — готовится к чему-то серьезному…

Начальник Управления спецопераций Генерального штаба КА, руководивший связями Генштаба с американской Военной миссией, генерал-майор ГРУ Николай Славин, принявший накануне фронтовые сто грамм, скептически махнул рукой и ушел спать в генеральский вагон-люкс, что стоял в стороне от аэродрома. Генерал Дин беспомощно смотрел ему в след. Поскольку открытие Второго фронта постоянно откладывалось, русские генералы и особенно Славин все чаще насмехались над членами американской Военной миссии. Однажды, еще в феврале, Дин, вспылив, даже поспорил со Славиным на дюжину бутылок водки, что американское вторжение в Европу состоится не позже мая месяца. И — проиграл, два дня назад вынужденно поставил Славину два ящика «Московской особой». Понятно, что теперь у Славина было чем заняться в свободное время.

Гарриман, Дин и остальные американцы тоскливо томились в штабе Перминова и Кесслера. Здесь же слонялись корреспонденты «Правды», «Известий», «Красной Звезды», «Комсомолки», американские и британские журналисты, которые обещали генералу Дину писать только позитив.