Читать книгу "Любовь и другие иностранные слова - Эрин Маккэн"

– Нет, Джози, только с твоей внешностью и длинным языком.

– Катриэна, – сурово одергивает ее мама, но меня это совсем не утешает: самой-то мне ответить нечего, разве что «заткнись» на нескольких бесполезных языках.

Одно хорошо: пока мама говорит с Кейт, они не замечают, как швея достает из кармана скомканный платок и подает мне. Я быстро вытираю глаза и пихаю платок в корсаж (там еще остается место!). Никто ничего не увидел.

До конца примерки я притворяюсь, что меня ужасно интересуют носки моих туфель. Я пытаюсь не замечать боль в горле, но это ужасно тяжело.

Глава 28

В воскресенье вечером я никак не могу заснуть. Кейт отказалась извиниться за то, что я называю оскорблениями, а она – свадебными планами. Она даже не признала, что ее замечания и правда были обидными. Теперь я, подавленная двойным грузом несчастий, стою перед трюмо, наклоняюсь поближе к зеркалу и пытаюсь оценить эстетическую разницу между собой в очках и собой без очков.

До вчерашнего дня я думала о них не больше, чем о ботинках. Просто необходимый мне предмет, который я надеваю ежедневно. Но сейчас, раз за разом надевая их и снимая, я слышу, как Кейт говорит: Смехотворно.

Мое настроение значительно улучшается в понедельник утром. Почти всю пару по социолингвистике я страшно напоминаю себе Софи: сижу и восхищаюсь тем, как совершенен Итан Глейзер. В нем идеально все, включая вот эти очки в проволочной оправе. Никто, даже Кейт, не решил бы, что ему нужно хоть что-то менять в своей внешности, на какое бы событие он ни собирался.

К концу урока я полна решимости бороться за свое право выбора (выбора того, как мне корректировать свое зрение), но за ужином мама говорит, что днем по почте пришли мои линзы.

– Я оставила их в твоей комнате на столе.

– Ох, прекрасно, – говорит Кейт со смесью облегчения и восторга.

Сегодня за ужином нас четверо. Джофф остался висеть вниз головой в старом мрачном амбаре за рекой. Или работает допоздна. Да, Кейт вроде что-то говорила про работу.

– Пойди примерь, – просит она меня. – До смерти интересно, как ты будешь в них выглядеть.

Я снимаю очки.

Кладу их на стол.

Смотрю на Кейт.

– Вот примерно так.

Папа говорит «Превосходно», и Кейт хихикает, а потом добавляет:

– Ну, тогда после ужина.

– Завтра, – возражаю я.

– Завтра утром.

– Завтра вечером.

– Завтра перед ужином.

– После ужина.

– Джози, – чуть не скулит она.

– Хорошо, после салата, но перед десертом.

– Джози, – повторяет Кейт со вздохом и выходит из игры, которая так мне понравилась. – Просто надень их завтра перед ужином.

Я неохотно соглашаюсь, и до самого конца ужина мы вынуждены слушать рассказы Кейт о письменных приборах с монограммами, индивидуальных программках церковных песнопений и трансляции ее свадебных клятв по центральному каналу. Что-то вроде этого. Я перестала слушать еще на том моменте, когда Кейт описывала, как пригласит королеву. Или нет, говорила, что сама будет королевой. Что-то в этом духе. А может, это мне послышалось.

Понедельник, 13 октября

Пока Кейт не начала планировать эту свадьбу, с ней было интересней. (Я останавливаюсь и размышляю о событиях, которые довели ее до такой жизни.) И виню я в этом Джоффа.

Во вторник вечером она врывается в дом через черный ход, выкрикивая по телефону расписание на неделю кому-то из своих коллег.

– Прости, – беззвучно обращается она к нам с мамой и поднимается к себе.

Я нарезаю помидоры для салата, когда Кейт сбегает по ступенькам со словами:

– Подожди, подожди, не вешай трубку. Джози, – это она уже мне, но тем же тоном, что и в телефон. – Линзы. Ужин. Бегом.

Я демонстративно поднимаю брови, выражая недовольство, но мама молча продолжает взбивать масло с уксусом в большой мерной чашке.

Я не тороплюсь. Дорезаю помидор, накрываю на стол. Кейт возвращается на кухню, одетая на сей раз в удобные джинсы и белую майку. Пока ее не хватил удар от того, что я все еще в очках, я говорю: «Я уже иду» – и бегом направляюсь в спальню.

Там я беру одну прозрачную линзу и одну (из второго набора) темно-золотистого цвета. Строго говоря, когда я делала заказ, эта пара называлась «линзами темно-медового оттенка», но на самом деле они оказались цвета зерновой горчицы. Самое оно к нынешним котлетам из индейки. К битве за ужином я готова.

Спустившись вниз, я сажусь за кухонный стол и опускаю взор, пока папа читает молитву.

Аминь.

А потом я таращу глаза на Кейт: она распространяется о том, как будет непросто закрепить фату на волосах, когда настанет великий и бестолковый день свадьбы.

– Мэгги считает, что лучше всего будет собрать волосы в маленький хвостик. Вот здесь, – она прикасается к макушке.

– Ого! – с преувеличенным энтузиазмом отзываюсь я.

– Но я не уверена. Если фата соскользнет, я буду выглядеть по-идиотски. А Мэгги говорит…

Кейт продолжает болтать, а мама передает мне салат и сразу же все замечает. Следует неодобрительный вздох.

– Джозефина, – тихо говорит она.

Когда я передаю папе миску, то смотрю ему прямо в глаза: пусть тоже будет в теме. Он ставит еду на стол, складывает руки на коленях и ждет неизбежного.

– …Я знаю, что на фате и так есть зажим, но я тут подумала… Если мы попросим какую-нибудь из белошвеек Миллисент подшить туда гребешок, совсем маленький, я бы…

Трыньк… стрела вылетела из лука прямо в Кейт.

– Маленький гребешок. Продолжай, – говорю я.

– Джози, что это! Сними их!

– Но тогда мне придется надеть очки. А мы все знаем, как смехотворно я в них выгляжу.

– Но я же… ты не… Ты не наденешь этого на мою свадьбу! – Она показывает на меня пальцем через стол.

– Сначала ты говоришь, чтобы я их надела. Теперь говоришь не надевать. Может, определишься уже наконец?

– Маленькое чудовище!

– Джозефина, Катриэна, – хором увещевают нас родители.

– Это ты хотела, чтобы я была хорошенькой у тебя на свадьбе, – меня удивляет злость, с которой я швыряю ей в лицо это слово – «хорошенькой».

– Но не… Ты не… Ты не собираешься надевать ЭТО!

– О, тебе отлично известно, что собираюсь! И надену!

– Джози! Ох!

– И это я еще уши не проколола. Увидишь, какие шикарные сережки я выбрала, – я перевожу взгляд на маму. – Маленькие хрюшки в цепях.