Читать книгу "Лишь пять дней - Джули Лоусон Тиммер"

Она и не думала устанавливать какие-то правила для детей и следить за их соблюдением, просто не видела в этом смысла. Считала, что они и сами узнают, как только оступятся.

Но все это — не повод отобрать у родителя ребенка. А будь это так, говаривала Скотту Дженис, то большинство родителей были бы лишены родительских прав. И если тараканы в кухне, отсутствие дисциплины и долгие «зависания» матери вне дома в подозрительной компании считать веским основанием для лишения ЛаДании прав на ребенка, то огромное количество людей в Мичигане должно было отдать своих детей в добрые руки.

Прошлой осенью, в те долгие ночи, когда он общался с Франни, она в общем-то говорила Скотту то же самое! Она пыталась втолковать, что история малыша не уникальна и ничем не отличается от тысяч таких же историй в Детройте, Кливленде, Хьюстоне и во множестве других городов по всей стране. И есть огромное количество людей, которые могли бы стать лучшими родителями, и огромное количество детей, которых могли лучше кормить, уделять больше внимания, помогать с домашним заданием, окажись они в других семьях.

Но это не означает, что разлучать их с родителями — правильно! Нет в Америке ни одного детского психолога, который бы подтвердил, что хороший дом, нормальная дисциплина и вкусные и полезные обеды заменят ребенку любовь его родителей.

— Правительство не может требовать от граждан быть идеальными родителями! — повторяла Дженис Скотту. — Мы надеемся, что для своих детей они стараются быть лучше, чем они есть. И если родители любят детей, если дети не брошены, им ничто не угрожает, мы считаем, что этого достаточно, и переключаемся на следующую семью.

Как бы Скотту хотелось, чтобы и для него этого было достаточно! Осознавать, что Куртис живет с матерью, которая любит его, что он не предоставлен сам себе.

Мужчина себя уговаривал, мол, так и есть, и повторял это каждый день.

Но, несмотря на эту ежедневную мантру, он не мог контролировать свои эмоции. Стоило лишь представить, каково Куртису теперь в квартире матери. Эта мысль разрывала его на части. Скотт думал о способностях мальчика и о том, что они пропадут, если их не развивать, то есть если он будет вести прежний образ жизни. Снова не будет сделана домашняя работа, уровень чтения, который удалось подтянуть, вновь опустится к старым показателям, и мальчик снова будет частым гостем в кабинете директора.

А вдруг он не сможет даже получить диплом об окончании средней школы? Речь даже не о колледже, даже не о том, чтобы вырваться из своего района, который держит в своих тисках многих, в том числе и ЛаДанию. Он не сможет преодолеть порочный круг наркотиков, нищеты и спиртного.

Брэй боролся за то, чтобы вырваться, и победил. Но он уникальный, один на миллион, с необычным сочетанием таланта, физических данных, ума и трудолюбия, которые, очевидно, старший брат унаследовал от отца и которые младшему не достались.

Скотт надеялся, что восемь лет — слишком юный возраст, чтобы судить о способностях, но пока не было похоже, чтобы у Куртиса был такой же потенциал, как у брата, такие же физические данные. Живя в доме у Коффманов, малыш мог чего-то достичь, мог просто нормально жить, в конце концов. Скотт и Лори все бы сделали для этого. А без них? Мысль о возможном развитии событий причиняла Скотту почти физическую боль.

Мужчина плюхнулся на стул и еще раз оглядел опустевшую комнату.

— Все будет хорошо! — сказал он себе, но голос прозвучал неуверенно, слабо и сипло.

— У него все будет в порядке! — попытался он снова. Получилось лживо.

Произнося слова, в которые мужчина сам не верил, он представлял карту лего-города, пустые книжные полки, баскетбольные плакаты на стенах. Ему казалось, будто они размыты. Казалось, вся их сила, польза, цвет, эмоции, — все исчезло с уходом малыша.

Глава 24 Мара

Мара смотрела на компанию, расположившуюся в ее гостиной, и понимала — буквально в метре от нее находятся четыре человека, которые, помимо Тома и Лакс, являются самыми важными в ее жизни. Со стороны Стэф раздалось громкое фырканье, Мара повернулась и посмотрела на профиль подруги. Как обычно, лицо Стэф было будто разделено на две части — быстро двигающиеся губы и застывшие внимательные глаза. Она была первым человеком после родителей Мары, кому Том сообщил о результатах анализа крови.

Стэф была дома и ждала у телефона. Она взяла выходной, а Тому объяснила это тем, что независимо от результата ее реакция будет очень громкой и неприличной.

Безусловно, когда она орала, Том отодвинул трубку от уха.

— Черт бы побрал всю эту хрень! Буду через десять минут.

Первую часть фразы она повторяла бесчисленное количество раз в течение недели. И Пори тоже стал ее повторять, к большому неудовольствию своей жены.

И к неудовольствию Джины, подумала Мара и перевела взгляд на вторую подругу. Джина со всей ее южной вежливостью была способна вести себя соответствующим образом. Стэф же никогда не снисходила до этого.

До болезни только постоянное вмешательство Мары препятствовало этим леди вступать в драку. И удерживать, скорее, приходилось Стэф, потому что Джина никогда бы не приняла участия в таком вульгарном акте насилия. Но дурные вести изменили отношения между ними. Различия, которые раньше раздражали их друг в друге, превратились в милые черты, предмет добродушного подтрунивания.

В таблице «до и после болезни» этот момент как раз был в графе положительных изменений. Мара усмехнулась, когда заметила, что Джина положила руку на предплечье Стэф, чтобы та чуть усмирила свой язык и придержала поток нецензурных слов.

Стэф нетерпеливо стряхнула руку Джины и в ответ на замечание, которое Мара не услышала, заявила:

— Я знаю, я сама так думала! Я имею в виду, какого хрена, правильно, Пори?

Мара засмеялась, увидев, как Джина вздрогнула, а Нейра поджала губы. Но по крайней мере Джина не выскочила из комнаты от возмущения, как случалось до диагноза Мары. И хотя южанка никогда не ругалась, за последние четыре года она научилась ценить прямоту Стэф. А та была благодарна подруге за помощь Маре, ибо всемогущий юрист всегда знала, на кого можно положиться и кому позвонить.

— М-да, — как-то ответила Стэф Маре, когда подруга пожаловалась, что, мол, из-за болезни лицо стало угловатым. — Да, я вижу, ты стала сильно тощей. Но нет ничего, что не поправили бы румяна и хороший тональный крем. Запишу нас в салон красоты. А после заедем купить косметику и подберем самый лучший тон.

Но и Стэф вскоре убедилась, что Джина — это нечто большее, чем хранилище правил этикета.

Она была преданна и неутомима. Эти качества, важные в работе секретаря, еще важнее в дружбе. Она раскладывала почту на столе Мары, помечая, что для нее, а что для Тома, проверяла, прочла ли Мара свои письма. Как-то она провела выходной, наводя порядок в их прачечной комнате, в шкафах, чтобы Маре было проще содержать вещи в определенном порядке: так легче вспоминать, где что находится.