Читать книгу "Все или ничего - Джудит Крэнц"

Впервые в жизни уверенность Сильвии Норберг в том, что она всегда делает единственно правильный выбор, ее подвела. Двадцать девять лет она прожила, подчиняясь своим собственным правилам, опираясь на свои собственные, независимые суждения, стремясь к самореализации и добиваясь ее, что было ее правом. Случай, непредвиденный и непредсказуемый, не признающий ни правил, ни свободы, всегда оказывался на ее стороне. Она никогда не задумывалась над этим, просто верила, что родилась под счастливой звездой. И все же есть закон, который управляет случаем: в любовных отношениях правит именно он.

Как-то после небольшого приема в начале третьей недели декабря 1969 года Сильвия вместе с партнером по фильму возвращалась в отель, где остановилась группа во время съемок в Греции. Они рано уехали с приема, спеша вернуться в отель незамеченными, чтобы провести вместе последнюю ночь, прежде чем распрощаться и разъехаться в разные стороны: он – в Рим, она – на ранчо. Ночь выдалась темной, дорога оказалась разбитой, невозможно было ничего различить в темноте, а итальянец мчался на полной скорости. На крутом повороте машину вынесло с дороги, швырнув на утесы. И водитель и пассажиры погибли.

На Рождество 1969 года Сильвия Норберг домой не вернулась. Впервые в жизни она не получила того, что хотела.

VII

Ни Майк, ни Джез не пережили бы годы жизни без Сильвии, если б не взаимная близость и поддержка. После страшного потрясения пришло осознание глубокой и непоправимой потери, горя, которого никто не мог с ними разделить. Они стали совершенно необходимы друг другу, эти двое, каждый из них знал: второй постоянно прислушивается, стараясь услышать легкую быструю поступь, серебряную россыпь смеха за стеной; отец и дочь, все еще видевшие стройную женскую фигурку, склонившуюся над охапкой свежесрезанных цветов, словно на мгновение задумавшись, прежде чем поставить их в вазу; молчаливо решившие, какую пластинку они никогда больше не станут слушать, какие книги навсегда отодвинут на заднюю полку, какую мебель переставят, чтобы пустующее кресло Сильвии не напоминало об отсутствии той, с чьим отсутствием им только предстояло попробовать смириться.

Джез еще шесть лет ходила в среднюю школу в Сан-Хуан-Капистрано, каждый день преодолевая верхом на пони расстояние туда и обратно – с ранчо в богатый историческими событиями город, настолько спокойный, что там долгое время не было даже полицейского. Когда девочка подросла, соседки настоятельно стали советовать Майку Килкуллену послать ее в школу-пансион, называя в числе одной из лучших прекрасную школу в Санта-Каталине, к северу от побережья. Майк Килкуллен даже представить себе не мог жизнь на ранчо без дочери, как не мог не признать, что Друзья правы. Когда Джез первый раз услышала о грозящей разлуке, она яростно запротестовала, однако к четырнадцати годам, после нескольких лет подспудной борьбы, согласилась уехать в женскую церковную школу в Ла-Йола, расположенную относительно неподалеку, так что она могла приезжать домой в конце каждой недели.

Весной 1978 года, накануне окончания школы, Джез начала строить планы о поступлении осенью в Центр искусств. Эта школа прикладных искусств, расположенная в Лос-Анджелесе неподалеку от университета, имела неплохую репутацию по части фотодела, такую же солидную, как «Брукс» в Санта-Барбаре или же Центр искусств в Пасадене.

Со времени смерти Сильвии прошло уже много лет, и Майк Килкуллен мрачно подумал, что «траурной церемонии», как это назвали люди, давным-давно уж пора прекратиться.

Видит бог, спустя четыре года после автокатастрофы он начал поглядывать по сторонам, честно пытаясь найти женщину, о которой мог бы заботиться. Претенденток, едва стало известно, что он немного оправился, оказалось хоть отбавляй. Холостяку трудно избежать бесконечных приглашений от соседок, действующих из самых лучших побуждений, особенно если он живет в непосредственной близости от бурных центров гостеприимства, таких, как Ньюпорт-Бич или Лагуна-Бич. Майк Килкуллен отважился побывать на вечеринках вдоль всего побережья от Сан-Диего до Лос-Анджелеса, не обращая внимания на настроение и считая своим долгом не превратиться в отшельника.

Он даже завязал несколько романов – осмотрительных, добропорядочных и вполне приличных, но ни один из них не перерос в эмоциональную привязанность.

Скорее рано, чем поздно, любая попытка перевести эти знакомства на уровень, отличный от обычного времяпрепровождения, влечения или физической страсти, проваливалась, чахла и увядала.

К тому времени, как Джез окончила церковную школу, Майк Килкуллен вынужден был признать, что его чувство к женщине похоронено вместе с Сильвией. Всю силу своей любви он перенес на Джез, не забывая и старших дочерей и стремясь к тому, чтобы они как можно больше времени проводили на ранчо. Отец пытался установить с ними те отношения, которые связывали их до развода. Надежды тут было мало, учитывая влияние Лидии на дочерей, но Майк не отступал, каждую осень со всем семейством приглашая их на фиесту.

Как признавался сам Майк, выруливая с ранчо и устремляясь по шоссе, с каждым ушедшим годом ранчо Килкулленов приобретало для него все большую ценность, его сохранность и целостность становились целью жизни. Со стороны шоссе ему было видно, что все пространство вокруг превратилось в бесчеловечное, исполинское, безжалостное скопление домов, дорог и официальных зданий – сотворенная человеком машина для производства денег, оскверняющая своим дыханием и океан, и горы на границе. Эти ублюдки превратили рай в место для парковки, думал он с яростью, отвергая предложение за предложением, касающиеся его собственности. Где-нибудь, господь свидетель, им придется остановиться!

Джез была подавлена тем разочарованием, которое возникло у нее после первого же года обучения в Центре искусств, хотя и понимала, что для профессионального мастерства ей необходима техническая подготовка. Мало ли какая проблема возникнет перед ней на задании – она должна уметь справиться с любой.

Она поступила в эту школу, уверенная, что легко одолеет чисто техническую сторону дела, поскольку умеет уже так много, прошла путь от простейшего фотоаппарата до более сложного, прочла все, что только подворачивалось под руку, и сделала массу снимков. Люди хвалили ее работу, называли ее одаренной, правда, профессионалов среди них не было.

Джез понимала, что она всего лишь любитель, увлеченный человек и что рядом с ней нет никого, кто мог бы ее поправить. Знала, что ей необходимы учителя, которые помогут ей найти себя, для того и нужна школа со множеством классов, где учат делать снимок, не глядя в глазок видоискателя, учат так фокусировать внимание на движущейся цели, чтобы оно превратилось в автоматизм, где всем студентам разрешено делать портреты друг друга в свободном стиле, с одним лишь условием – подчеркнуть характер объекта.

Правда, все эти хитрости студенты познавали уже на старших курсах, первый же год Джез провела за изучением основ, как будущий автомеханик, еще ни разу не заглянувший в ходовую часть автомобиля. Она научилась в темноте заправлять и извлекать пленку в любом фотоаппарате, а инструктор, стоя рядом, засекал время, изучила азы техники работы в темной комнате, хотя дома в течение долгих лет проводила в ней бесконечные часы.