Читать книгу "Синдром Фауста - Джоэль Данн"

Порой я его искренне жалел. Порой – чуточку завидовал. Мне казалось – он способен видеть и слышать те краски и звуки, которые мне недоступны.

– Знаешь, – а ведь я тебя, порой, ревную…

– Ты о возрасте?

Я усмехнулся. Чувства выражать труднее, чем желания. В отличие от однозначного «хочу» они куда многозначней.

– Нет, Руди, – не о нем. О возможностях, которые перед тобой открылись.

– Тогда ты завидуешь не мне, – довольно быстро возразил он, – а Времени. Это оно делает с человеком все, что ему вздумается.

Я так и знал: он все поймет и переиначит по-своему.

– Руди, – сказал я, – время – лишь только дорога, путь. Мы, люди, двигаемся по ней, но в разные стороны. Все зависит от нас самих.

– Ты всегда был чересчур самонадеянным. Переубеждать его не имело никакого смысла. Это бы ни к чему не привело. Надо было возвратить его к знакомым ориентирам:

– А знаешь, ведь ты прав Лола действительно была похожа на женщину с ренуаровского полотна. Только такую надо было бы писать не маслом, а пастелью.

Он замолчал. Я задел старую, но все еще ноющую рану.

– Я не художник, – глухо откликнулся он. – У них глаз иначе устроен.

– Ты никогда не задумывался? Может, ты везде и повсюду инстинктивно ищешь именно ее?

Мне показалось, я услышал глухой, тоскливый вздох.

– Сравниваешь с ней. Представляешь, как бы она поступила в том или ином случае.

– Чарли! – В голосе его зазвучала задумчивая нежность. – Никто другой так не способен меня чувствовать, как ты.

Но я возвратился к тому, с чего начал:

– Да, но она ведь давно уже совсем не та, какой ты ее помнишь. Значит, охотишься ты за миражом…

Вместо того чтобы удержать его на весу, я заскользил вместе с ним к обрыву в пропасть. Мгновенно спохватившись, я взял себя в руки: ну нет, старик, тебе это не удастся! Сейчас ты разозлишься на меня так, что сразу придешь в себя. Поверь мне, уж я на это мастер.

– Скажи, – продолжил я. – Ты оставил ее из-за ее ребенка или потому, что не она о тебе, а ты о ней должен был заботиться?

Тут его прорвало:

– Да пошел ты! Я, по крайней мере, не превращаю нелегальных эмигранточек в одалисок и прислужниц. Сколько лет ты морочишь голову Селесте?

– Скоро десять, – покаялся я, чтобы он выдал мне индульгенцию.

– А ведь ей, кажется, уже тридцать шесть…

– Она меня уже наказала, – усмехнулся я.

– Ты шутишь! – оторопел он.

– Вроде нет. Все слишком взаправду и всерьез…

– Что случилось? – зазвучала в его голосе тревога.

Я побарабанил пальцами по столу:

– Она ушла от меня…

– Как ушла? Ты ее выставил, что ли?

– Нет, Руди, – сообщил я роковую новость. – Она беременна. Я сказал, чтобы она сделала аборт, и она меня оставила.

Он так свистнул в трубку, что я от неожиданности вздрогнул.

– Вернется!

Я промолчал. Другому всегда легче справляться с твоими трудностями. Чтобы переменить тему, он спросил:

– Тебе что-нибудь известно о моем семействе?

Наверное, внутри самого себя он все еще не свыкся со своей новой ипостасью. Ампутированная конечность ноет еще долго и болезненно. Ничего – и это пройдет…

– Очень мало, – словно бы оправдываясь и тем самым не заставляя его испытывать смущение, вздохнул я. – Оставляю записи на автоответчике Абби, но ответа не получаю. А детям твоим я звонить не хочу…

– И не надо, – согласился он. – Слушай, а если бы действительно она родила… Селеста… Появился бы ребенок…

– Представь себе, – рассердившись, рявкнул я, – что нечто подобное произошло бы с тобой…

По-видимому, он представил.

– Ты прав, – согласился он.

– Руди, – сказал я ему, – воспринимай все, как есть. Лови минуту, как кайф. Заставь себя поверить, что такой выигрыш, как у тебя, не доставался еще ни одному человеку на земле. Ты – первый, кто получил возможность начать жить заново. Был рабом и вышел на свободу…

– Знаешь, что самое странное? – спросил меня задумчиво Руди. – Я ведь понятия не имею, что мне делать с этой своей свободой…

РУДИ

Вот уже несколько дней, как у меня испортились контактные линзы. Я зашел в магазин оптики. Аккуратненький, как подарочный сверток, китаец усадил меня в кресло и целых полчаса менял стекла, заставляя вглядываться в таблицы с буквами. И наконец, несколько растерянно произнес:

– Сколько лет вы носили их, сэр?

– Больше десяти.

– И они вам не мешали?

– Нет, конечно, – слегка раздраженно ответил я. – А в чем дело?

– У вас совершенно нормальное зрение. Контактные линзы абсолютно ни к чему.

Нервничая, я стал убеждать его, что что-то не так. Что вкралась какая-то ошибка. Но он обиженно, но решительно настаивал на своем. Внезапно меня пронзила догадка: а что, если мое зрение сейчас соответствует изменившемуся возрасту. И холодная, скользкая ящерка страха снова мелькнула в насторожившемся позвоночнике.

«Что же ты выиграл? – язвительно осведомился Виртуальный Руди. – Что из уважаемого профессора стал уличным музыкантом? Или – что из семейного человека превратился в бродягу?»

Руди-Реалиста почему-то поблизости не было, и Виртуальному Руди некому было ответить. И застегнутый на все пуговицы и добропорядочный, как аптечный шкаф, Виртуальный Руди вдруг заговорил другим языком:

«Кому ты нужен будешь потом, в твоем будущем, старый мудак? Кто вытрет тебе твою обосранную жопу? Наденет пеленку? Поднесет к твоему слюнявому и трясущемуся рту говенистую жижу каши? Споет не колыбельную, а отходную?»

По-видимому, Руди-Реалист не очень хотел попадаться ему под горячую руку. Я был в растерянности.

А вечером меня снова посетила гостья… Деревья на улице чуть припорошило, но потом пошел дождь, и по тротуарам потекли ручейки слякоти. Я торопился домой, чувствуя, как сырой и холодный ветер забирается за шиворот.

В парадной меня поджидала Ксана:

– Не выгоните?

– Ты вся мокрая, – сказал я, глядя на ее короткое вымокшее пальтишко. – Пошли… Давно ты здесь?

– Нет! Минут десять…

По щекам ее все еще ползли слезинки влаги, а под шапочкой, как всклокоченная намокшая птица, повисла прядь волос. Мы поднялись по лестнице, и я открыл дверь. Пропустил Ксану вперед: