Читать книгу "Сокровище семи звезд - Брэм Стокер"

Если бы у кого-то возникло желание записать полную и правдивую историю прожитой жизни, где нашлось место всему, что может выпасть на долю потомка Адама, его вполне могло бы удовлетворить то, что я испытал в течение сорока восьми часов. Разумеется, записывающему понадобился бы свет солнца и глубина тени, с помощью которых всегда можно выразить Небо и Ад, так как высочайшее Небо есть Вера, а сомнение отделяет один шаг от зияющей тьмы Ада.

Конечно, в те два дня бывали моменты, когда, осознавая всю прелесть Маргарет и ее любовь ко мне, я находил в себе силы избавиться от своих сомнений — как рассеивается иногда утренний туман перед восходом солнца. Но чаша весов почти все это время склонялась в пользу мрачных мыслей и ощущений.

Определенный Абелем Трелони день стремительно приближался, и меня охватило чувство неизбежного конца. Исходом, возможно, станет жизнь или смерть одного из нас, но к этому мы все уже были готовы. Этическая сторона эксперимента, основанного на религиозных поверьях, меня не волновала, так как этот опыт не затрагивал моих интересов. Что касается причин и исходов, то они не только не были в моей власти, но вообще находились за пределами моего понимания. Сомнения в успехе «великого эксперимента» были такими же, какие сопровождают любую деятельность, преследующую великие возможности. Для меня, чья профессиональная жизнь протекала в сфере интеллектуальных сражений, такая форма сомнения была скорее стимулом к борьбе, чем средством устрашения. Что же тогда вызывало тревогу, превращаясь в душевную боль, на чем сосредоточивались мои мысли?

Я начал сомневаться в Маргарет!

Вокруг чего сосредоточивались мои сомнения — вокруг ее любви, или честности, или доброты?.. Разумеется, нет. Она сама их вызвала, потому что изменилась.

Временами в течение прошедших нескольких дней я едва узнавал ее. Неужели передо мной та самая девушка, которую я встретил на пикнике и затем помогал ей охранять сраженного странным недугом отца? Тогда, даже в минуты печали, страха или беспокойства, она была сама жизнь, и забота, и спокойное достоинство. Теперь же Маргарет почти всегда держалась отстраненно, иногда пребывала в противоречивом настроении, словно ее разум, а также естество больше не принадлежали ей. Вплоть до времени, когда мы уехали из Лондона, в моей душе все время присутствовало чувство безопасности, пришедшее вместе с осознанием, что наша любовь взаимна. Но теперь я не знал, была ли рядом со мной моя Маргарет — прежняя Маргарет… Эту девушку я едва понимал, ход ее мыслей создавал между нами невидимую преграду.

Порой Маргарет словно просыпалась и говорила мне нежные и приятные слова, которые я часто слышал от нее прежде, — и все же в такие моменты она казалась мне наиболее непохожей на себя. Это выглядело так, как если бы она повторяла их словно попугай или под чью-то диктовку, подобно человеку, который умеет говорить и играть свою роль, но не имеет собственных мыслей. Постепенно я начал возводить между нами барьер, потому что более не мог разговаривать с ней легко и свободно. Полагаю, Маргарет тоже почувствовала это, так как начала избегать меня. Ранее она изыскивала всякую возможность быть со мной, точно так же, как я всегда стремился к ней; а теперь любая попытка одного из нас избежать встречи, уйти от общения причиняла новую боль нам обоим. Час за часом мы все больше отдалялись друг от друга. Если бы не ряд моментов, когда прежняя Маргарет возвращалась ко мне, полная привычного очарования, не знаю, что могло бы произойти. Но к счастью, подобное возвращение как бы давало новый старт нашим отношениям и сохраняло мою любовь к ней.

Я отдал бы весь мир за возможность поделиться с кем-нибудь своими сомнениями, но это было невозможно. Кому я мог довериться? Как мог я говорить о своих сомнениях по поводу Маргарет с кем-нибудь, даже с ее отцом? Мне оставалось только страдать — и надеяться.

Весь день в доме царила странная тишина. Каждый из нас был занят собственными мыслями, и это ощущалось даже в разговорах во время завтрака и обеда. Вечером я вышел прогуляться — в одиночестве. Сначала я попросил Маргарет присоединиться ко мне. Но девушка пребывала в безразлично-апатичном настроении, и, надо сказать, очарование ее молчаливого присутствия на меня уже не действовало. Рассердившись на самого себя и пытаясь охладить возникшее раздражение, я мерил шагами площадку перед воротами.

Прекрасный вид на море, тишина, нарушаемая лишь ударами волн, доносившимися снизу, и хриплыми вскриками чаек, то и дело взмывавших к серым небесам, придали моим мыслям спокойное течение. И все равно они постоянно возвращались к одной теме — к сомнениям, которые истомили меня. Бессознательно я обнаружил, что задаю себе вопрос, на который не могу найти ответа. Тем не менее здесь, в одиночестве, под влиянием морской стихии и мрачных скал, мой разум вновь заработал четко, в привычном ему ритме, продиктованном моей жизнью, и я начал трезво анализировать факты, тревожащие меня.

Точкой отсчета стало следующее: Маргарет изменилась — каким образом и под влиянием каких сил? Было ли это связано с ее характером, умом или продиктовано ее природой? Ведь физический облик оставался прежним. Я начал группировать все сведения, относящиеся к ней, начиная с самого рождения, обстоятельства которого были более чем странными.

Итак, согласно утверждению Юджина Корбека, рождение Маргарет стоило жизни ее матери и произошло тогда, когда ее отец со своим другом пребывали в трансе в гробнице в районе Асуана. Это состояние предположительно было вызвано женщиной — мумифицированной, но сохранившей, как мы имели разные поводы убедиться в этом даже до эксперимента, свое астральное тело, которым она могла распоряжаться по собственной воле. Таким образом, царица не испытывала затруднений с перемещениями в пространстве, и огромное расстояние между Лондоном и Асуаном превращалось в ничто. А та власть, которую колдуны использовали в некромантии, была направлена на мертвую женщину и ее ребенка, возможно тоже мертвого.

Мертвый ребенок! Допустимо ли, чтобы ребенок был мертв, а потом вернулся к жизни? Значит, в него вселился оживляющий дух — душа? Ка мертвой царицы и ее кху в состоянии были оживить то, что она выбрала. В таком случае Маргарет вообще могла быть не личностью, а просто вместилищем астрального тела царицы Теры, подчиняющимся ее воле!

Каждая клетка моего существа протестовала против такого вывода. Как мог я верить в то, что не было никакой Маргарет вообще, а рядом со мной оказалось тело, использованное в собственных целях женщиной, умершей сорок веков назад!.. Мои умозаключения завершились тем, что я отказался следовать логике.

По крайней мере, у меня была Маргарет!

Вновь логический маятник качнулся назад. Ребенок не был мертв, а если это так, имели ли колдовские чары вообще какое-нибудь отношение к ее рождению? Было очевидно (это я также знал от Корбека), что существовало странное сходство между Маргарет и дошедшими до нас изображениями царицы Теры. Как такое могло случиться? Речь не шла о воспроизведении, например, какого-то родимого пятна, которое запечатлелось в памяти ее матери, ведь миссис Трелони никогда не видела ни одного портрета царицы Теры. Даже ее отец не сталкивался с изображениями правительницы, пока не нашел усыпальницу всего за несколько дней до рождения дочери. От этого вопроса мне не удавалось так легко избавиться, как от предыдущего. Сомнение приняло облик непроходимого мрака, в котором, не подчиняясь никакому закону, изредка мерцали крошечные точки света, что, казалось, продлевало существование этой темноты.