Читать книгу "Хорошие солдаты - Дэвид Финкель"

Дверь открылась, и вошел еще один человек, офицер из батальона Национальной полиции, которым командовал Касим. Он нес поднос с банками севен-апа. На одной встрече за другой он только это и делал: подавал севен-ап. Он был молод, застенчив и настолько не от мира сего, что несколько подчиненных Козларича задались целью сделать из него мужчину и однажды преподнесли ему подарок, который заказали через Интернет. Это была эротическая игрушка под названием «карманная киска». Он посмотрел на нее сначала непонимающе, потом со смущением, но, поскольку это был подарок от гостей, принял ее с благодарностью и никогда потом о ней не упоминал. Сейчас, любезный, как всегда, он обошел всех, предлагая прохладительный напиток, а оставшиеся банки убрал в холодильник, который стоял в углу кабинета.

Дверь снова открылась, и вошел мистер Тимими с двумя другими хроническими жалобщиками, которые как вошли и сели, так сразу и принялись за свое. В дальней стене комнаты было два больших окна, по доносившимся из-за них мужским голосам было ясно, что подходят еще какие-то люди, и Каммингз поглядывал на шторы — возможно, прикидывал, остановят ли они полет гранаты.

Дверная ручка, поворачиваясь, издала звук, вошел кто-то с фотоаппаратом, Касим пересек комнату и сел за свой стол.

Дверь открылась в очередной раз, и еще двое из людей Касима с трудом втащили огромный стол. Следом внесли блюда с курятиной, хлебом, салатом. Угощение было ровно такое же, каким Козларича потчевали уже много раз. Никаких столовых приборов, все берут еду влажными пальцами, остатки под конец выносят полицейским, дежурящим снаружи, — и только теперь случилось то, благодаря чему Козларич понял: сегодня будет иначе.

Касим протянул руку под стол, вынул квадратную коробку с надписью «Хрустящая» на крышке, положил ее на стол и на безупречном английском произнес, обращаясь к Козларичу, фразу, которую, похоже, долго разучивал:

— Угощайтесь, пожалуйста, пиццей.

Это и правда была пицца.

В ней были и помидоры, и сыр, и, кажется, колбаса, и почти наверняка кусочки курицы.

— Никогда еще не пробовал иракскую пиццу, — сказал Козларич, начиная смеяться, а Касим, достав из-под стола вторую пиццу, гордо заявил:

— Ирак — первая страна во всем. В терроризме. В еде.

И, казалось, в нарушенных обещаниях. Но сегодня одно обещание было исполнено. Козларичу устроили праздник по случаю дня рождения.

— Это немного, это малость, — с довольным видом сказал Касим, отходя теперь в сторону. Он заплатил за пиццу из своего кармана, хотя при теперешней жизни лишних денег у него не было. — Подполковник К. заслуживает гораздо большего.

Кто-то надул три воздушных шарика, Иззи прикрепил их к потолку клейкой лентой.

Настало время подарков. Ручка. Часы. Нож. Вставленное в рамку изображение крепостных ворот Вавилона. Дишдаша.

Жалобщики перестали жаловаться и поздравили именинника.

— Подполковник К. Один из наших лучших друзей, — сказал один.

— Как вы считаете, у Америки и Ирака будет долгое совместное будущее? — спросил другой.

— Я уверен, что мы всегда будем друзьями, — ответил Козларич.

— Друг, — сказал мистер Тимими, целуя Козларича в щеку.

— Друг, — сказал ему Козларич.

Но самым поразительным угощением, превзошедшим даже пиццу, был торт. Его три шоколадных яруса были покрыты глазурью в форме завитков и цветов. На каждом ярусе имелись свечи и бенгальские огни, а на самом верху красовалось большое картонное сердце с надписью.

«С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ, ПадПалковник К.!» — гласила она.

Чтобы зажечь свечи и бенгальские огни, в ход пошли зажигалки, и, когда все это загорелось и засверкало, когда несколько человек запели: «Happy birdhday to you», а другие, взяв флаконы с аэрозолем «искусственный снег», наполнили воздух снежинками, только циник мог остаться равнодушен. А Козларич в свои сорок два циником еще не был.

— Невероятно, — сказал он, осыпаемый искусственным снегом. Он ел торт. Позировал для фотоснимков. — Этот день мне запомнится как лучший день рождения из всех, какие у меня были в Ираке, — сказал он, а потом настало время уезжать.

Он подошел к Касиму, поблагодарил его и поцеловал в обе щеки.

— Когда у вас день рождения? — спросил он.

— 1 июля, — ответил Касим.

Надев бронежилет, Козларич вышел наружу. Он взял с собой подарки и воздушные шарики, и вдруг, повернув за угол, он лицом к лицу столкнулся с иракцами, чьи голоса за окнами слышал Каммингз. Их было несколько десятков. Это были солдаты Касима, сунниты и шииты, внушающие Касиму доверие и не внушающие, и, увидев Козларича с подарками и шариками, многие из них закричали.

Козларич шел дальше. С ним шли Каммингз и другие военные.

С ним шел Иззи — в очередной раз одновременно в обществе американцев, на которых работал, и иракцев, среди которых жил.

Такова была жизнь, которую предложила ему война. Но сейчас — редкий случай в этой жизни — он не переживал внутреннего конфликта и не испытывал стыда. Слушая неумолкавшие возгласы солдат, он смеялся.

— Рождество! Рождество! — кричали они ПадПалковнику К.

9

11 ДЕКАБРЯ 2007 ГОДА

В этом месяце благодаря успехам, которых мы добились в Ираке, очередные группы наших военных вернутся домой.

Люди возвращаются.

Джордж У. Буш, 3 декабря 2007 года

Джеффри Сауэру предстояло стать одним из этих людей. Оставалось продержаться всего несколько недель.

Подполковник, как и Козларич, Сауэр командовал другим батальоном, прибывшим на ПОБ за несколько месяцев до 2-16, и всегда казалось, что его батальон именно на эти месяцы опережает Козларича и его людей по части всего, что им выпало. Например, в апреле, когда погиб Каджимат, Сауэр и его батальон находились посреди отрезка длиной тридцать один день, когда у них было убито девять человек.

— Посмотрите на этих ребят, — сказал он после девятого, перебирая их фотографии. — Замечательный парень… У этого была невеста… Четыреста отжиманий, четыреста приседаний… Кавалер Серебряной звезды, чтоб его…

— Мы все, когда приезжаем сюда, думаем, что о-го-го чего добьемся, — сказал он затем, зная что-то, чего Козларич тогда еще не знал.

Сейчас, в ноябре, зная еще больше о пределах наших достижений, он почти уже отбыл свой срок.

— Считаю ли я дни? — переспросил он однажды о том, чем военным не следовало заниматься, потому что это считалось такой же дурной приметой, как взять в столовой не коричневый поднос, а белый, как переступить порог не правой ногой, а левой. — Да.

Он объяснил, что ничего не может с собой поделать. Отправка домой уже так близка, сказал он, что каждый его солдат думает: «Я не хочу быть последним», и у него тоже были такие мысли, потому что впервые после приезда в Ирак ему приснился кошмарный сон с СФЗ: видишь, как налетает, а потом — пусто, все исчезает.