Читать книгу "Двойная рокировка - Ной Чарни"

Итак, один человек купил на блошином рынке рисунок в надежде, что тот окажется дороже, чем за него запросили. Покупатель не знал, кому он принадлежит, но решил попытать счастья. И принес его в галерею «Колнаги», на Олд-Бонд-стрит. Тамошний эксперт сказал ему, что рисунок действительно стоит дороже заплаченной суммы, и предложил за него двести фунтов. Это сулило немалую выгоду, и человек с радостью согласился.

Через неделю он снова пришел на Олд-Бонд-стрит и остановился перед витриной «Колнаги». Там висел его рисунок, продававшийся за шестьдесят тысяч фунтов. Возмущенный клиент решил изысканно отомстить и при этом неплохо заработать. Он научился подделывать рисунки, хотя раньше никогда этим не занимался. Человек он был смышленый, с несомненными художественными способностями, и искусством подделки овладевал по книгам. В качестве материала для своих рисунков он использовал недорогие книги шестнадцатого века. Изучил стилистику итальянских художников того периода. Растворил краску, которой были напечатаны купленные им книги, и нарисовал свою первую фальшивку. Его друг, взявшийся исполнить роль продавца, позвонил в «Колнаги». Там ответили, что будут рады посмотреть рисунок. Друг принес подделку в салон, сказав, что та долгое время принадлежала его семье, но о художнике им ничего не известно. Эксперты салона заявили, что это работа известного итальянского художника шестнадцатого века, и предложили за нее сто тысяч фунтов. Так началась карьера талантливого фальсификатора.

В последующие годы он, по его признанию, изготовил и продал через «Колнаги» сотни рисунков старых мастеров. Он водил за нос горе-экспертов прежде всего из чувства справедливости, желая отомстить за нанесенную обиду. В финансовом отношении «Колнаги» не нес никаких потерь. Банковский же счет нашего умельца регулярно пополнялся за счет его рукоделия. «Колнаги» стал основным источником его доходов. Долгое время ему удавалось избегать разоблачения, меняя продавцов и постоянно расширяя круг подделываемых художников. В конце концов он попался, и только в процессе следствия выяснился истинный масштаб его деятельности. Именно тогда его имя стало синонимом успеха на непростой стезе криминального творчества.

Музей Гетти купил у «Колнаги» несколько рисунков, которые один из его кураторов впоследствии признал поддельными. Речь шла о нескольких миллионах долларов, пущенных псу под хвост, поэтому музей категорически отказался от проверки рисунков и не поддержал своего куратора. Хотя тот узнал руку мстителя, который к тому времени уже умер. Тем не менее музей замял это дело. Куратора с позором уволили, обвинив в некомпетентности. Он попал в черный список и был исключен из художественного сообщества. Сейчас он работает за границей под чужим именем.

Уикендена потянуло в сон. Он уже слышал эту историю. Парня сдали его же коллеги, и тот угодил в тюрьму. Инспектор рассеянно обвел взглядом обращенные к нему затылки. Сплошные блондинки с высокими прическами. Он ничего не имел против такой аудитории.

Гарри проснулся от звука аплодисментов. К лектору подходила профессор Шейла Маклеод. Уикенден был с ней знаком и всегда восхищался этой женщиной.

— От имени Института Куртолда позвольте мне поблагодарить доктора Коффина за его восхитительную лекцию, из которой мы узнали столько интересного. На следующей неделе у нас выступит профессор Дэвид Саймон, всемирно известный специалист по романской архитектуре и скульптуре. Он расскажет о своей работе в кафедральном соборе Джакарты. Благодарю вас за внимание.

Публика, переговариваясь, потянулась к дверям. Коффин заговорил с Маклеод, поглядывая на унылого человека, ссутулившегося в дальнем углу зала.

Зал опустел, но профессор Маклеод продолжала беседовать с Коффином. Уикенден кивнул ему, но тот не заметил. Тогда Гарри сделал вид, что у него затекла шея. Наконец Коффин поймал его взгляд, и Гарри неторопливо приблизился к нему.

— Рад вас видеть, инспектор, — приветствовал его Коффин, протягивая руку.

Когда он коснулся руки Уикендена, тот чуть заметно отшатнулся. Всякие неожиданные прикосновения он расценивал как посягательства на свою личную территорию. Посмотрев некоторое время на протянутую руку, инспектор в конце концов пожал ее, издав при этом непонятный щелкающий звук. Коффин ответил крепким рукопожатием. Он был в черном костюме итальянского покроя, из-под которого виднелась накрахмаленная голубая рубашка.

— Доктор Коффин…

— Просто Габриэль, — перебил его тот и повернулся к Маклеод. — Мы с инспектором старые знакомые. Сотрудничали, когда я служил в итальянской полиции, можете себе это представить? Гарри, сейчас у меня небольшой фуршет со студентами. Я вас приглашаю. Надеюсь, вы не против?

— Я… нет… с удовольствием.

— Ведите нас, Шейла.

Габриэль с Гарри последовали за Шейлой, которая повела их вниз по пологой винтовой лестнице. В сумеречном полумраке внутреннего дворика окна Сомерсет-хауса светились мягким опаловым светом, падавшим на светло-серый камень стен вместе с кораллово-розовыми отблесками заката. Напротив серебрился бьющий фонтан.

Они вошли в галерею, расположенную рядом, и поднялись по винтовой лестнице, знакомой по карикатурам Роландсона. На последнем этаже находились залы с картинами импрессионистов, и здесь прохаживались студенты, стараясь не слишком удаляться от столов, сервированных на площадке. Коффин прошелся по залам. «Завтрак на траве» Мане, «Дон Кихот» Домье. Моне, Сезанн. Он пригубил вина, отдававшего танином и серой.

— Они считают, что для студентов сойдет любая дрянь, — заметил Коффин.

Гарри чуть заметно улыбнулся.

— Я люблю Дега, — продолжал Габриэль. — Искусствоведы считают, будто в его пастелях с изображением купающихся женщин есть что-то непристойное, поскольку он изобразил их в некрасивых позах. Одна поднимается из ванны, другая расчесывает длинные рыжие волосы. Но я всегда видел в этом лишь страстную любовь к женскому телу.

Уикенден в ответ только хмыкнул.

— Вы не интересуетесь искусством, Гарри? — спросил Коффин, проходя в следующий зал.

— Я выслеживаю преступников, доктор Коффин. Я умнее, чем они, и мне это нравится. Для меня не важно, что они украли — машину, мешок с деньгами или кусок холста с краской. Я люблю разгадывать головоломки. Конечно, во всяком деле нужно понимание. Но деньги, которые крутятся в этой сфере, приводят меня в недоумение. Сам я никогда не отличу Дега от Моне или любой другой красивой мазни. Я против них ничего не имею, но не более того. К счастью, успех моей работы не зависит от моих художественных пристрастий. Я, как и вы, уважаю мастерство как таковое. И мне безразлично, в чем оно проявляется — в игре в шашки, шахматы или в ограблении…

— Я когда-то играл в шахматы, — перебил его Коффин, не отрывая взгляда от картин. — Так, баловался, когда был помоложе. Посмотрите-ка, Гарри, для вас это будет интересно, — указал Коффин на две картины, висевшие рядом на стене.

Это были черные прямоугольники с цветными пятнами и бесформенными включениями, похожими на взвесь, плавающую в чернилах. Гарри остановился рядом с Коффином. Он был на голову ниже и выглядел старомодным.