Читать книгу "Гренадилловая шкатулка - Джанет Глисон"

— Допустим, все так и есть, как утверждает мадам Тренти: Партридж в самом деле ее сын от лорда Монтфорта, и в этом качестве он предстал в Хорсхите. При данных обстоятельствах кто мог бы желать его смерти?

— Бенефициары наследства Монтфорта? — предположил Фоули.

— Совершенно верно. Возможно, они опасались, что лорд Монтфорт признает свои обязательства перед новоявленным отпрыском, хоть он, по всей вероятности, и является незаконнорожденным. А кто эти бенефициары? Вероятно, Элизабет Монтфорт — вдова его светлости, Роберт — его сын и мисс Аллен — его сестра, так?

— Я не знаю всех подробностей. Мне известно, что наследником является Роберт, кое-что по завещанию отписано Элизабет, в том числе право пожизненного проживания в Хорсхите. Что касается мисс Аллен, полагаю, она, как и прежде, остается домоправительницей с тем же жалованьем.

— Значит, — подытожил я, охваченный дурным предчувствием, — главным наследником лорда Монтфорта является его сын Роберт. Второй бенефициар — его супруга Элизабет. И, как мы только что видели, сейчас они оба находятся в Лондоне.

Едва я произнес эти слова, ко мне вернулся прежний страх. Не знаю, кто наехал на меня возле дома мадам Тренти, но это было сделано умышленно. Тот инцидент не был случайностью, ведь не зря же мне показалось, что я уже где-то видел кучера. Кроме того, я сам видел в его глазах угрозу. Не исключено, что это тот самый человек, который убил Монтфорта или Партриджа, либо их обоих. А меня хотели убить потому, что я пытаюсь установить истину.

Я вспомнил, как мне было неприятно в Хорсхит-Холле оттого, что я ощущал вокруг себя опасность, как я Стремился поскорей уехать из этого злосчастного дома и как страх, который я почувствовал там, продолжал преследовать меня и по возвращении в Лондон. Он не был беспочвенным. Доказательство — мчавшаяся на меня карета. Мне действительно грозит опасность. Когда убийца узнает, что я спасся, он возобновит охоту на меня. Это абсолютно ясно. Я содрогнулся от ужаса.

Почему убийца боится меня? Почему кто-то хочет убить именно меня, а не Фоули или Уэстли, которые ведут расследование? Ответ очевиден. Убийца ждет неприятностей от меня, а не от них. Почему я опаснее их? От пришедшей на ум мысли я похолодел еще больше. Моя жизнь под угрозой, так как, по мнению убийцы, я уже знаю нечто такое, что может изобличить его. Следовательно, теперь, когда я увидел его, он станет еще решительнее. Однако сам я не ведал, какой существенной информацией обладаю, не знал, кто пытался меня задавить. Я не заметил и не раскрыл ничего такого, что давало бы ключ к разгадке. Я понял, что мое положение безнадежно, и эта мысль сразила меня. Я в клещах какой-то непостижимой тайны, которая уничтожит меня, а я так и не узнаю, за что погиб. Но, даже объятый паникой, я продолжал искать выход из тупика, и мне вдруг подумалось, что, если я вспомню, кто гнал карету, которая чуть не задавила меня, я раскрою тайну обеих смертей. Нужно попытаться вспомнить лицо, которое смотрело на меня.

Преисполненный решимости, я закрыл глаза. В ушах вновь зазвучал перестук копыт, в нос ударил запах лошадиного пота, сердце сковал страх от ощущения неминуемой гибели. Я увидел, как колеса стремительно приближаются и проносятся мимо, едва не задев меня. Я попытался представить лицо человека, пронзившего меня злобным взглядом, но перед глазами стояла одна темнота.

Глава 11

Письмо Партриджа потрясло меня до глубины души, и все же в какой-то степени оно помогло мне. Те немногие сведения, что я извлек из него, несли утешение. Странное облегчение, снизошедшее на меня по первом прочтении письма, не проходило, когда я перечитывал его во второй и в третий раз. Мне было горько, грустно, и все же я стал спокойнее, вновь обрел доверие к своему другу. Во мне окрепла решимость во что бы то ни стало раскрыть обстоятельства его смерти.

После того как Фоули высадил меня возле мастерской, я вернулся за свой рабочий стол, вновь достал письмо и стал укладывать страницы по порядку. Перебирая листы, я вдруг увидел еще один документ — маленький клочок бумаги. Должно быть, Фоули отдал мне его вместе с письмом, а я сразу не заметил. Документ был составлен 20 декабря, спустя несколько дней после увольнения Партриджа и за шесть дней до того, как он написал мне письмо. Я узнал почерк Чиппендейла.

Ул. св. Мартина, 20 декабря 1754 г.

Джон Партридж

Жалованье за четыре недели 4 фунта 4 шиллинга 0 пенсов

Плюс расходы мастерской:

льняное масло………… 2 шиллинга 0 пенсов

терпентин…………… 1 шиллинг 6 пенсов

пчелиный воск………… 3 шиллинга 0 пенсов

клей (1 фунт)………… 9 пенсов

железные скобы (8 штук)… 3 шиллинга 0 пенсов

багет и штапики………… 2 шиллинга 5 пенсов

оселок……………… 6 шиллингов 5 пенсов

За вычетом

Доставка ящика с инструментами……… 1 шиллинг 6 пенсов

Итого к выплате……… 5 фунтов 1 шиллинг 7 пенсов

Я внимательно изучил запись Чиппендейла, хотя существенной информации, как мне показалось, она не содержала. Из написанного следовало, что наш хозяин все-таки выдал Партриджу жалованье за месяц вперед, — вероятно, видя, что я постоянно недоумеваю по поводу исчезновения своего друга, он счел, что тайное удаление неугодного работника прошло успешно. Почесывая голову, я перечитал ведомость и едва не подпрыгнул от радости. В перечисленных расходах ничего примечательного не было, но одна позиция — плата за доставку инструментов — обращала на себя внимание. Очевидно, речь шла о вывозе вещей Партриджа из мастерской. Но к нему на квартиру они доставлены не были — это Я узнал, когда заходил к нему домой. Если Чиппендейл поручил перевозку, как обычно, Фезерби, у меня есть шанс выяснить, где в Лондоне жил Партридж после своего исчезновения и до того, как он отправился в Хорсхит. Возможно, там я найду еще какие-то зацепки, ведущие к разгадке его трагической смерти.

Был ранний вечер. Обычно Фезерби отдыхал от дневных трудов в таверне «Карета и лошади». Это здание с маленькими окнами и низким потолком находилось в конце улицы святого Мартина, где пребывало в неизменном виде последние сто лет. Фезерби оказался там, где я и ожидал, — сидел у очага над пустой пивной кружкой и наблюдал за поединком двух возчиков, состязавшихся в силе рук. Я подошел к нему, но он даже не взглянул на меня, а в ответ на мое приветствие пробормотал:

— Ну давай, парень, жми. Неужто позволишь, чтобы Джеймсон одержал над тобой верх?

Из чего я заключил, что Фезерби поставил (по глупости) трехпенсовик на более молодого и слабого соперника — бледного тщедушного юнца с сальными волосами и прыщавой кожей.

— Не на того поставил, Фезерби, любой подтвердит, — прокряхтел Джеймсон, здоровый детина с лоснящимся, как колокол, лицом, и тут же повалил руку соперника на стол.

— Как дела, Фезерби? — спросил я, плеснув в его кружку пива из кувшина, который принесли по моему указанию.