Читать книгу "Круги Данте - Хавьер Аррибас"

― Что с вами происходит? ― спросил его телохранитель.

― Мне удалось вспомнить то, что раньше я был не в состоянии вспомнить, ― пробормотал Данте. ― То, что объясняет многие сомнения, но что абсолютно успокаивает мой дух…

Франческо заинтригованно смотрел на своего собеседника, который, казалось, побледнел и был взволнован.

― Теперь я знаю, что убийцы у того дерева тоже следовали указаниям моего текста, ― продолжал Данте, ― но они руководствовались отвергнутой версией, которую я старался стереть с лица земли. Но даже поэтому я не могу называть себя вдохновителем этих жестокостей…

Он чувствовал себя плохо. Он снова стал дрожать от внутреннего холода. Его мучило головокружение, словно душа испугалась и решила покинуть бренное тело.

― Нам нужно идти, ― произнес Франческо.

Это были слова, которые поэт желал услышать.

Глава 39

Скоро они покинули эту шумную и переполненную таверну. Пока они возвращались во дворец, дождь лился, подобно потоку слез. Казалось, что скорби обоих мужчин материализовались в огромной черной туче и вылились в конце концов дождем на их головы. Данте мучился от холода в костях, ломоты во всем теле и невыносимого головокружения. Он устал, и новых мыслей у него не было; поэт чувствовал себя так, словно ему пришел конец. Он подумал, что его спутник мог рассказать о своем сеньоре, но поэт не желал ни с кем объединяться. Он не знал, может ли доверять Франческо теперь больше, чем раньше, может ли назвать его своим новым другом после разговора о личных переживаниях. У Данте почти не было времени на обдумывание реакций, а спешка без размышлений противоречила темпераменту поэта. Тем не менее, его теперь ничто не волновало. Он хотел только спать. Его даже не смущала мысль о том, что он мог проснуться посредине кошмара. Но, к его удивлению, этого не произошло.

Он спал глубоким сном и проснулся, когда встало солнце. Тошнота помешала встать с кровати. Ему удалось собраться с силами и сесть, но голова казалась изнутри исколотой булавками, а желудок горел, словно в нем развели костер. Он приписал свои мучения вину из таверны и сосредоточился на том, чтобы закрепить тело в сидячем положении. Ему помог отвар из засушенных цветков розы с нежным вином, помогающий избавиться от боли в голове, глазах и ушах. Несколько трав с ароматом аниса влили тепло в его тело. Потом он блуждал по комнатам дворца, которые были открыты для гостей. Граф Гвидо Симон де Баттифолле превратил свой дом в форт, в котором можно было встретить солдат, патрулирующих коридоры; часть комнат стали импровизированными казармами для гвардии. Несомненно, ситуация во Флоренции была весьма деликатной, но Данте задавался вопросом: к чему в действительности готовился наместник короля Роберта ― к атаке или к обороне? Поэт прохаживался по разрешенным местам, рассматривая убранство и внутреннюю архитектуру здания. В некоторых комнатах оказалось по нескольку дверей, которые вели в другие покои. Если использовать все эти проходы, то дворец можно было легко превратить в лабиринт. Данте подумал, что во дворце могут быть и другие гости, подобные ему; однако, кроме солдат, поэт встречался только со слугами, которые, хоть и вели себя почтительно, но смотрели на него с неподдельным любопытством.

Здание не могло не поддаться болезни реформаторства, которая захватила город. Многое изменилось в комнатах, которые Данте посещал раньше. Он узнал ― хотя даже не мог войти туда, потому что двери были закрыты и охранялись ― салон Совета Ста, где Данте бывал однажды во время своей работы в Совете. Он спустился в красивый внутренний патио. Это был островок мира, где прогуливались птицы, а в городе, так близко за этими стенами, ситуация была взрывоопасной. Поэт осторожно спустился по лестнице, прикрепленной к стене, и радовался, гуляя, словно путешественник. К патио примыкало несколько входов на нижний этаж, а там трудилось множество слуг. Один из них показался Данте знакомым: сутулый старик с большим тазом в руках, который двигался медленнее остальных. Поэт узнал его и пошел навстречу.

― Кьяккерино! ― приближаясь, воскликнул он.

Человек остановился, но не собирался подходить к нему первым. Прищуренными глазами он смотрел на чудака, который окликал его по прозвищу.

― Теперь ты узнаешь меня? ― сердечно спросил Данте, подойдя совсем близко. ― Я гость графа, с которым ты говорил несколько дней назад.

― Конечно, мессер! ― воскликнул слуга и сопроводил свое восклицание почтительным поклоном. ― Вы должны простить меня. Я говорил вам, что мои глаза давно служат мне не слишком хорошо.

Старик поставил таз на землю. Было очевидно, что он доволен тем, что кто-то прервал его работу, потому что у него теперь есть хорошее оправдание для отдыха. Другие слуги ходили вокруг них и смотрели с любопытством, но никто не приблизился к ним и не прервал свои дела.

― Ты на кухне? ― спросил Данте, кивком головы указывая на таз, который стоял на земле у ног слуги.

― Да, ― ответил тот лениво. ― Меня послали к горшкам и кастрюлям, потому что я не могу говорить с ними.

― Надеюсь, что не стал причиной твоих проблем, ― произнес поэт с участием. ― Если в моей власти…

― Ох, нет! ― кротко заверил его слуга. ― Не волнуйтесь. По правде говоря, я глупый и болтливый старик, и я не должен надоедать гостям. Я больше пригожусь на кухне.

― Я подумал, что ты наказан по моей вине, ― настаивал Данте.

― После стольких лет службы меня не убьют несколько палочных ударов, ― продолжал слуга спокойно. ― Кроме того, быть на кухне ― это не такое страшное наказание, как вы можете подумать. Там остается еда и мне разрешено брать больше, чем мои слабые зубы могут сжевать, так что есть даже кое-какие преимущества. Можно выходить из дворца без особенного контроля стражников, ― добавил он, понижая голос и подмигивая.

Данте улыбнулся, представив, какую пользу могло принести это знакомство со стариком, всегда готовым увильнуть, отставив в сторону свою работу.

― Сегодня вы кажетесь очень загруженными, ― сказал поэт, меняя тему.

― Да, ― подтвердил слуга, который тут понизил голос почти до шепота. ― Важные гости… это не значит, что вы не из их числа, конечно.

― Какого рода гости? ― спросил Данте.

― Да…

Кьяккерино на мгновение замолчал. Он сомневался, нужно ли снова передавать сплетни, возможно, боясь наказаний. В конце концов он решил дать волю своей страсти.

― Кажется, что это важные горожане Флоренции. Хотя могут быть и другие приглашенные из более знатных родов, даже приближенные к королю, ― таинственно прошептал он. ― Граф ― человек очень общительный.

«Я в это верю», ― подумал Данте. Наместник поддерживал отношения с очень многими людьми, совсем непохожими друг на друга и даже противоположными друг другу до такой степени, что это нельзя было себе представить ― только увидеть собственными глазами. Вряд ли старик мог знать много об этом деле в том смысле, в каком это волновало Данте, и, кроме того, он подумал, что не нужно, чтобы другие видели, как долго они разговаривают со слугой. Незнание того, на кого можно положиться, заставляло соблюдать осторожность. Поэт возвращался в свои покои, с любопытством размышляя о Кьяккерино и влиянии, которое могла оказать его миссия на жизнь во Флоренции. Снова в своей комнате он нашел два подноса с едой, принесенные слугами в его отсутствие. Он позавтракал умеренно, потому что его тело не отзывалось на пищу энергией здорового человека, и потом решил полежать на кровати с закрытыми глазами, размышляя в тишине. Он снова погрузился в густой и плотный сон, от которого очнулся, когда тьма уже стала поглощать дневной свет. Он встал с постели, гадая, сколько же времени прошло. Сейчас Флоренция казалась ему миражом, недостижимым так же, как и во времена изгнания. Ему с трудом удалось вспомнить, что улицы города рядом, стоит взглянуть в окно. Стена тайн и анонимности, которую вокруг него воздвигли, заставляла его чувствовать себя дальше от Флоренции, чем когда он был вдали от нее. Приход Франческо де Кафферелли окончательно вытащил его из объятий сна. Юноша вошел со своей обычной решимостью. Его зажженный светильник вернул краски в комнату Данте. Молодой человек приветствовал поэта без излишней фамильярности.