Читать книгу "Мы мертвые - Майк Шэкл"

я пришлю кого-нибудь забрать бумаги.

Он ушел. Тиннстра, сжимая в руках пальто, отступила в угол и сползла на пол. Лучше никому не мешать и надеяться, что все скоро закончится.

Тиннстра оглядела других людей в комнате. Она узнала Мать Розину. Верховная жрица Четырех Богов была одной из самых разыскиваемых Эгрилом людей. Она была невысокого роста, но широкоплечая, с темными волосами, собранными сзади в конский хвост, открывавший выбритые края черепа. Татуировки из священных писаний тянулись от ее подбородка вниз по шее до тяжелых шерстяных одежд, демонстрируя ее первостепенную преданность Ало, Богу Жизни. Эгрил заплатил бы за ее голову золотом, которого хватило бы на год жизни. Она оглядела Тиннстру с ног до головы, и на ее лице было ясно видно разочарование.

Рядом с Розиной стоял мужчина, и на мгновение Тиннстре показалось, что у него на лице краска, но второй взгляд убедил ее в обратном. Это были татуировки, похожие на те, что были у жрицы, но не в честь Четырех Богов. У мужчины на щеках были вытатуированы слезы. Много-много слезинок. Он был Плачущим Мужчиной.

Дрожь пробежала по телу Тиннстры. Плачущие Люди были заклятыми врагами Шулка. Они были организованными преступниками, которые контролировали незаконную работорговлю по всей Джии, а также действовали как ростовщики, контрабандисты и многое другое похуже. Они были единственными, кто процветал после вторжения. Они взяли под контроль торговлю продуктами питания на черном рынке. Когда люди голодали, морковка стоила месячной зарплаты. Она слышала рассказы о людях, добровольно продающих себя и свои семьи в рабство за обещание регулярного питания и защиты от Черепов, и Плачущие Люди пользовались этим отчаянием. Но поссорься с Плачущими Людьми, и был большой шанс, что тебе перережут горло. Они отмечали каждое убийство новой татуировкой — слезинкой на своем лице. И тот мужчина с Розиной был весь в них. Милостивые Боги, что я здесь делаю?

Подошла молодая женщина с повязкой на глазу, заставив Тиннстру вздрогнуть:

— Я пришла за путевыми письмами.

— Вот... — сказала Тиннстра. Она протянула девушке свое пальто.

Люк открылся.

В комнату чуть ли не ввалился шулка с мечом в руке, его рубашка была испачкана кровью, а лицо покрыто порезами. Не обращая внимания на пальто Тиннстры, девушка бросилась к нему и помогла сесть на ближайший табурет.

За ним последовал еще один мужчина, неся на руках девочку.

— Аасгод! — закричал Харка и подбежал к нему.

Тиннстра уставилась на него, открыв рот. Лорд-маг. Аасгод был советником нескольких поколений членов королевской семьи, но выглядел не старше сорока. Он был хорошо сложен, широкоплеч. Пот блестел на его лысой голове, как кристаллы на темной коже. И кровь, тоже — на его лице, на его одежде. Он тяжело дышал. Девочке на его руках было не больше трех или четырех лет, длинные темные волосы закрывали ее лицо, и она явно оцепенела, потому что крепко прижималась к Аасгоду. Ее красивое платье было неуместно в этой комнате. Она, должно быть, была дочерью Кариина.

Появилась еще одна шулка, женщина по имени Лира, которую Тиннстра знала по Котеге. Ее меч тоже был обнажен и окровавлен. Она захлопнула за собой люк. С ними больше никого не было. Ни короля. Ни королевы. Ни других детей.

Аасгод поднял взгляд, его глаза сияли в темноте:

— Нас предали. Король мертв.

18

Яс

Киесун

Как может один маленький листок бумаги весить так много? Весь день Яс чувствовала, как он давит на нее, становясь тяжелее с каждой секундой, напоминая об опасности, которой она себя подвергла. Она сказала себе, что у нее просто паранойя. Никто ничего не заподозрил. И все же она по-прежнему подпрыгивала каждый раз, когда кто-то звал ее по имени, представляя, что каждый приближающийся Череп идет ее арестовывать. Если так и дальше пойдет, у нее случится сердечный приступ еще до конца дня.

— Что ты задумала? — спросила Арга, когда они переодевались.

Яс вскинула голову, щеки залились краской: «Что ты имеешь в виду?» Ей не понравилось, как Арга смотрела на нее — словно что-то знала.

— Что ты собираешься делать, когда мы уйдем отсюда? — Арга повесила униформу обратно на вешалку и достала из одного из шкафчиков сверток с одеждой. — Какие у тебя планы?

Яс чуть не рассмеялась от облегчения: «Ничего. Никаких планов. Мне нужно вернуться к моему мальчику». Она отвернулась, чтобы засунуть сложенную бумагу между своей одеждой, когда доставала ее из шкафчика, не зная, куда спрятать ее на выходе. Охранники у ворот почувствуют бумагу, когда будут ее обыскивать — они найдут список в одно мгновение, если она не будет осторожна. Она вообще не подумала об этом. Совсем.

— Сколько ему лет? — Арга надела поношенную рубашку, которую много раз латала и зашивала.

— Что? — Яс оглянулась через плечо на Аргу. — Извини. Я была за много миль отсюда.

— Я спросила, сколько лет твоему сыну.

Яс подняла свою блузку. Ее юбка лежала поверх бумаги, которая равно казалась открытой.

— Восемнадцать месяцев. Он настоящее маленькое наказание. — Она возилась со своими туфлями, понимая, что перебарщивает, но нервы взяли верх. Она поставила туфли рядом с юбкой. — Я бы сделала для своего сына все.

— Ну, если тебе интересно, кое-кто из нас ненадолго задержится на кухне. Один из парней раздобыл пару бутылок вина у его высокой и могущественной светлости наверху, и мы собираемся выпить. Можешь присоединиться к нам, если хочешь.

— Я бы с удовольствием, но мне нужно вернуться домой. — Яс сунула листок в туфлю, ее щеки вспыхнули, когда она это сделала. В тысячный раз она спросила себя, что она делает. — Они будут меня ждать.

— Жаль. Это хорошее вино, по-видимому.

— Не думаю, что я бы заметила разницу.

— Я знаю только одно — оно лучше, чем крысиная моча, которую в наши дни в реальном мире выдают за выпивку. И мне нужно выпить чего-нибудь такое, что не было сварено в чьем-нибудь саду за домом.

— В следующий раз. — Яс натянула юбку и надела туфли. Бумага хрустнула под ее ногой.

Каким-то образом Арга этого не заметила. Она закончила одеваться, подошла к Яс и сжала ее плечо. Яс вздрогнула.

— Тебе нужно выпить капельку. Это помогает расслабиться. — Арга побрела на кухню, оставив Яс наедине с чувством вины.

Она взяла себя в руки, насколько смогла, и последовала