Читать книгу "Купленное время. Отсроченный кризис демократического капитализма - Вольфганг Штрик"

фиксированной цене у производителей более конкурентоспособных стран.

В международной экономической системе девальвация как институт работает по принципу гандикапа в таких видах спорта, как гольф или конный спорт, в которых различия между участниками настолько велики, что без уравнивания возможностей они разделились бы на тех, кто постоянно выигрывает, и тех, кто постоянно проигрывает. Чтобы слабые игроки имели возможность принять участие в соревновании, сильных игроков ставят в заведомо невыгодное положение: в гольфе это выражается в том, что слабые игроки получают дополнительное количество ударов, в конном спорте – в виде дополнительного груза, который при забеге получают потенциальные победители. В политэкономии национальных экономических обществ для этих целей служит прогрессивное налогообложение – или, по крайней мере, оно должно так использоваться[185]. В этом смысле устранение девальвации в Европейском валютном союзе является ликвидацией прогрессивного налогообложения, или же гандикапа в скачках.

Международная экономическая система, допускающая девальвацию, обходится без права вмешательства какой-либо страны или международной организации в экономические или жизненные уклады своих стран-членов. Она толерантно относится к разнообразию и благожелательно – к автономному сосуществованию, бережно координируя периферию. Она не предполагает, что ведущие страны в состоянии реформировать отстающие по своему образцу, и не требует того, чтобы последние оплачивали первым предоставление лицензии. Таким образом, отказ от евро, напоминающий в его нынешнем виде золотой стандарт 1920-х годов, может вновь привести к тому, что Поланьи обозначил как

возможность относиться с терпимостью к стремлениям других стран строить свои внутренние институты по собственному разумению, что позволит человечеству возвыситься над пагубной нормой XIX в. о необходимости безусловного единообразия внутренних систем в рамках мировой экономики [Polanyi, 1957 (1944), p. 253; Поланьи, 2002, с. 274].

Вне всякого сомнения, находясь под влиянием возникающего тогда, в 1944 г., послевоенного порядка, Поланьи продолжает:

Уже сейчас можно видеть, как на развалинах старого мира возникает фундамент мира нового – экономическое сотрудничество правительств и свобода отдельных стран устраивать свою жизнь по собственной воле [Ibid., p. 254; Там же].

Гибкий валютный режим, который мог бы возникнуть после ликвидации евро, согласится с тем, что политика представляет собой нечто большее, чем профессиональная экзекуция мер по рационализации, и отведет ей центральное место в своем устроении из уважения перед коллективными идентичностями и традициями, которые репрезентируются через политику. Международная экономическая система, допускающая девальвацию, защищает себя, что, между прочим, соответствует мысли Хайека, как система распределенного интеллекта, обходясь без «Претензий знания» (Хайек Ф. Претензии знания. Лекция памяти Нобеля. 11 декабря 1974 г., Зальцбург, Австрия. <http://hayek.ru/hayek2.html>). Хайек справедливо настаивал на том, что подобные системы превосходят планируемые централизованно; то, что было ему недоступно как экономисту, – представление, адресованное Поланьи против него, о том, что рыночно справедливый и рыночно покорный транснационально-капиталистически обустроенный мир, который Хайек считал естественным состоянием и видел в этом источник мира во всем мире для своей либеральной федерации, можно произвести только путем планирования, так как он предполагает разрушение предыдущих партикуляристских структур социального сосуществования и социальной солидарности.

Режим девальвации позволяет проводящим его странам избежать необходимости ведения переговоров по вопросам структурных реформ и компенсационных выплат. Вмешательство более конкурентоспособных стран в управление менее конкурентоспособных представляется в рамках этого режима излишним, равно как и «меры по стимулированию роста», которые постоянно рискуют быть неправильно понятыми со стороны реципиентов, воспринимающих их как плату за вход на рынок или как межгосударственное налогообложение конкурентоспособности, потому те, кто должен их осуществлять, отказываются это делать. Международные конфликты возникают только тогда, когда страна проводит девальвацию слишком часто. Впрочем, при чрезмерно частом использовании своего капитала доверия страна очень быстро потеряет больше, чем сможет приобрести с помощью периодического восстановления своего экспортного потенциала. Уже поэтому не стоит опасаться того, что для улучшения своих позиций на рынке страны начнут пользоваться девальвацией сверх всякой меры[186].

ЗА ЕВРОПЕЙСКИЙ БРЕТТОН-ВУДС

Европейский валютный союз был политической ошибкой, так как, несмотря на чрезмерную гетерогенность стран еврозоны, он исключил возможность девальвации, не упразднив одновременно с этим национальные государства и демократию на национальном уровне[187]. Вместо того чтобы усугублять проблему, дополняя валютный союз «политическим союзом», который является не чем иным, как окончательным возведением на престол государства консолидации, можно попытаться, пока еще кризис предоставляет такую возможность, вернуться в Европе к упорядоченной системе гибкого обменного курса[188].

Такая система, которая бы признавала существующие различия между европейскими обществами, вместо того чтобы пытаться устранить их при помощи неолиберальных реформ, была бы политически и экономически менее требовательной, чем валютный союз. Она бы обошлась без надменной уравниловки проектировщика единства и установила свободное взаимодействие между странами-участниками, а не настаивала на их слиянии. Таким образом, растущее чувство зависти и ненависти между европейскими народами было бы лишено основания. В политическом плане более гибкий валютный режим положил бы конец нынешней коалиции между экспортными отраслями севера (прежде всего Германии), с одной стороны, и государственного аппарата и среднего класса юга – с другой; той самой коалиции, которая сегодня сокращает заработную плату и пенсии простых людей в Средиземноморском регионе, чтобы состоятельные горожане и дальше могли себе позволить приобретать роскошные немецкие автомобили по фиксированной цене, а их производители – рассчитывать на стабильно низкий обменный курс; коалиции, в которой неолиберальные модернизаторы стран-должников юга Европы в обмен на предоставляемую им финансовую и моральную поддержку от стран северной Европы вынуждают своих граждан подчиниться власти рынков и международных организаций и принять справедливость международных законов рынка.

Моделью для новой европейской валютной системы могла бы служить Бреттон-Вудская система, которая возникла под влиянием Кейнса и предусматривала гибко регулируемые фиксированные обменные курсы. В свое время она была призвана содействовать надежной интеграции в западную систему свободной торговли таких стран, как Франция и Италия с их сильными профсоюзами и коммунистическими партиями, чтобы исключить проведение реформ, которые угрожали их социальной сплоченности и внутреннему миру. Достоинство системы заключалось в том, что она воздерживалась от принудительной конвергенции внутренних порядков государств-участников и от «вертикального управления» в слабых странах со стороны сильных[189]. Тем самым достигалось уважение, по крайней мере формально, к суверенитету, а вместе с ним и ко внутренней политике стран-участников[190]. Страны, которые утратили свою конкурентоспособность из-за уступок в вопросах оплаты труда или по причине обширной социальной политики, могли время от времени прибегать к девальвации, позволявшей им за счет более стабильных стран выравнивать положение[191]. Впрочем, как было сказано, девальвация не могла осуществляться сколь угодно часто, так как это вредило интересам и стабильности экспортирующих стран, промышленных отраслей и компаний. Поэтому она должна была быть предварительно одобрена в качестве ultima