Читать книгу "Твердость стали - Сергей Плотников"

Разбираться сразу я не стал. «Шестерка» спокойно простояла в гараже небоскреба караванщиков несколько дней, пока я отоспался, хорошо отдохнул и полностью избавился от последних последствий лёгкой контузии. А еще хорошенько все продумал и выбрал время, когда мне никто не сможет помешать «беседовать» со Сталью.

От танка немного тянуло краской — повреждения ливреи я решил устранить, не затягивая, благо, художник сразу согласился. Лампы горели через две — свет приглушили по ночному времени. По той же причине никакие уборщики или гости небоскреба, получившие доступ на вип-парковку помешать мне не могли — спали. Собственно, со стороны могло показаться, что я тоже сюда пришел с той же целью: подушка, свернутый тонкий матрас, одеялко. Подготовился по-полной, учтя разные возможные сценарии развития событий, короче. Ну и возможность все-таки попасть кому-то на глаза не стоило исключать.

Расположившись на моторных жалюзях, я положил руку на металл танка и закрыл глаза. И попытался максимально сосредоточится на собственных ощущениях, благо, опыт у меня был, и довольно разносторонний. Даже одного бродягу недавно уговорил самоубиться. Ощущения слияния в этот раз не возникло, видно, на здоровую голову этого добиться не так-то просто. Но то, что нужно, я понял.

Саймон говорил, если отбросить подробности, следующее: Сталь постепенно набирается индивидуализма. Можно блокировать этот процесс своим вмешательством, держа артефакт Хель на уровне слепого помощника. И пенять на себя, если способную к самовосстановлению и другим штукам машину уведут. Можно, наоборот, поощрять развитие, всячески ему помогать — и тогда выйдет что-то вроде Мерилин самого Саймона. Про то, что его Сталь вполне может обидится на грубость и отреагировать совершенно самостоятельно он тогда, не смотря на тон, ничуть не шутил.

То, что я «видел» сейчас, прикасаясь к металлу машины было похоже… даже не знаю. Может, как если бы я загляну в комнату, где обычно живут три женщины, но сейчас их нет? Однако каждая привела свой уголок в соответствии со своими предпочтениями и вкусами. У кого идеальный порядок, у кого кружка с недопитым чаем стоит, накрытая небрежно заложенным карандашом дневником, а у кого завал мягких игрушек и подушка сердечком. Конечно, визуализация скорее всего была моей, я просто подгонял привычные образы под ощущения. Но все же…

Задумавшись, я попытался подхватить ту самую подушку-сердечко — и у меня, неожиданно, получилось. Хотя еще секунду назад я был готов поклясться, что все «увиденное» есть только в моем воображении, причем самого меня там нет. Повертев в руках предмет, я толкнул оказавшуюся рядом со мной дверь, которой только что не было… И хмыкнул, обнаружив за ней здоровенный пластиковый мусорный бак, такой стоял у около дома на площадке для отходов, где у меня была квартира. Забавный выверт сознания: нашелся, тоже мне, ностальгический предмет! А если я туда «сердце» выкину — вообще по Фрейду выйдет, хех.

Я все же замахнулся — хотел бы я посмотреть на психолога, который меня тут, в землях Хель достанет! — как вдруг понял, что действительно могу уничтожить этот кусок чужой памяти навсегда. Просто волевым решением, не обязательно кидаться куда-то. И даже всю комнату целиком. Хотя нет, не памяти… Души? Отпечатка души? Смогу стереть случайно разбуженные тени погибшего экипажа. Но если этого не сделаю, вполне возможно, тени смогут вернуть себе что-то еще. Не только характеры, но и желания, может, даже волю? Так вот, значит, как появляются бродяги.

Первым импульсивным порывом было желание вымести нафиг весь мусор из моей Стали. Взрастить из орудия Хель личность специально под себя самому — это совсем не то же самое, что дать таящимся в металле осколкам чужих душ сложиться во что-то свое, самостоятельное! Этак и танк потерять недолго — живой пилот ему просто перестанет быть нужен. Да и зачем защищать кого-то другого — если экипаж вот он, навсегда впечатался в саму суть артефакта на гусеницах.

Я сдержался. Еще несколько дней назад, до гонок, я вычистил бы любые ростки чужой индивидуальности в МОЕЙ машине. Однако, словив контузию, я смог ненадолго пропустить через себя не только заемные умения, но и мысли и чувства командира, наводчика и мехвода. Людей, решивших во чтобы то ни стало выжить. Людей, не потерявших волю даже попав в водоворот пространственного удара. Людей, несправедливо и незаслуженно погибших, как и миллионы, миллиарды других. Но конкретно этим троим я мог дать шанс.

Тем более, я ведь сам так хотел попасть в нормальный, развитый мир, вроде потерянного — а там Сталь мне точно будет не нужна. Наоборот, обладание таким танком там будет серьезным минусом: обывателям ведь военная техника не положена. Конечно, никто не гарантирует, что я смогу получить хотя бы шанс туда попасть… Именно потому будет справедливо, если я дам возможность экипажу «Шестерки» вернуться, насколько это вообще возможно. Даже помогу, чем смогу. Так будет честно. И будь что будет.

Глава 30 без правок

— Вижу, Вик, давешняя битва всколыхнула у тебя интерес к истории нашего погибшего мира?

— Альберт, — я вздрогнул, едва не выронив тяжелый альбом с газетными вклейками. Страницы фолианта были залиты каким-то стабилизирующим составом и поверх заламинированы, только потому вырезки сумели до сих пор сохраниться. — Чем обязан?

— Я тут работаю в соседнем здании, вообще-то — хмыкнул координатор тайного общества без названия. А может, и не координатор, мне он только имя свое и назвал, сообщив, что он помощник профессора, к которому меня отправил с ноутбуком в охапке искатель Генрих. После единственной встречи с профом и его помощниками я общался только с этим кренделем. Не сказать, чтобы часто — еще раз мы виделись через день после анлима, когда он подтвердил, что меня включили в программу поиска прохода в иной мир. — На самом деле мне просто стало лень тащиться к тебе в высотку караванщиков вечером. Тем более, раз уж ты сюда едва ли не каждый день ходишь, даже пропуск себе выправил к информационным хранилищам…

Как мило. Этот тип мне только что признался, в офисе караванщиков у него как минимум одна «крыса». Ну и из «Музея погибшего мира» ему оперативно на посетителей стучат — но это как раз вообще нормально, учитывая, что данное заведение относится к тому же НИИ, где проф и его помощник работают.

— Быстро вы с ноутом разобрались, — уважительно кивнул я, сообразив о причине аудиенции. — Только четвертая неделя пошла, как я его передал.

— Язык, на котором построен интерфейс и записи, оказался очень похожи на один из мёртвых языков, — неопределенно качнул головой мой собеседник. — Тут, в музее, несколько лингвистов работает. Раньше мое руководство с трудом согласовывало бюджет для их отдела на каждый следующий год, полагая бесполезными фриками и чисто из принципа желая выставить на улицу. Теперь они так не думают, пришлось даже взять всех троих в Программу. Её вообще пришлось существенно расширить.

Он сказал слово «программа» так, что сразу стало ясно: подразумевается, что его надо писать с большой буквы.

— Понятно, — кивнул я, не особо понимая, зачем мне сообщают эту в общем-то совсем лишнюю информацию.