Читать книгу "Праздник Святой Смерти - Ирина Лобусова"

Из колодца длинным крюком вытаскивали что-то мокрое, черное. Эксперты поспешили к находке. Крестовская пошла следом за ними. От вида таких ужасных трупов она уже успела отвыкнуть. В морге его бы моментально поместили в «гнилой» отсек, а большинство санитаров упали бы в обморок. Особенно плохо стало бы студентам медицинского вуза.

Тело пролежало в колодце четыре месяца и было на последней стадии разложения. К тому же сильно распухло от воды. Распад тканей шел с катастрофической скоростью. Теперь определить многие вещи можно было только с помощью анализов тканей.

Но, осматривая тело, Зина все-таки увидела, что череп был раскроен. Это доказывало, что сожительница с огромной силой стукнула его топором.

— Подельник Ермака, — поджал губы Бершадов, — собаке собачья смерть. Вляпалась дамочка по полной!

— Нашли второй! — раздались голоса сзади.

В огороде за домом в яме нашли тело Василия Ермака. Состояние трупа было таким же ужасным, как и предыдущего. Тело почти разложилось. С черепа уже слазили ткани. Лицо было невозможно опознать. Но на руках еще оставались фрагменты кожи. А это означало, что после анализов можно будет восстановить отпечатки пальцев и опознать Ермака, ведь он был судим и дактилоскопирован. Судя по состоянию этого трупа, он провел в земле не меньше четырех месяцев.

Когда Зина осмотрела тело, она следом за Бершадовым вернулась в дом.

— Вещи все вывезла и оставила дом пустовать, чтобы трупы не нашли, — прокомментировал Григорий такое отсутствие мебели.

— Интересно, кому принадлежит этот дом? — вслух задумалась Крестовская.

— Азе Голубовой. Я проверил, — ответил Бершадов. — Интересно то, что она купила этот дом 2 января 1941 года, сразу после побега сожителя. И явно на его деньги.

— Они готовились к убийству Ермака, — поняла Зина.

— А после убийств Аза заколотила дом и сбежала восвояси, — сказал Бершадов. — Дура! Столько следов оставила!

— Которых, между тем, никто не нашел, — не удержалась Крестовская.

— Может быть, — Бершадов пожал плечами. — Ты хоть понимаешь, что это тупик?

— В каком смысле? — растерялась Зина.

— В прямом. Твой след оказался ложным. Да, ты раскрыла двойное убийство, но это не убийства девочек. Если Василий Ермак был убит 8 января 1941 года, то он никак не мог быть причастен к убийству своей дочери и остальных девочек. А наша красотка Аза Голубова не могла быть той женщиной, которая появлялась в детдоме и увела девочку из детского сада.

— Я понимаю, — Крестовская поджала губы.

— Что ж, одна версия мимо — так бывает, в этом нет ничего страшного.

— У меня есть план, — Зина спокойно встретила его взгляд.

— И не сомневался даже! — усмехнулся Бершадов, и у нее вдруг потеплело на душе. Она поняла, что он ничуть не расстроен этой неудачей и по-прежнему в нее верит.

— Нам тут больше нечего делать, — произнес он, — пора возвращаться в город.

Глава 18

В камере было узко, тесно. И постоянно стоял плохой запах, исходящий из осклизлой дырки в полу. Было так странно — в переполненной тюрьме оказалась пустая камера, пусть и крошечная, но одиночная. И Людмила Сергеевна, воспитательница детского садика, достаточно интеллигентная женщина, воспряла духом впервые за все то время, что оказалась в тюрьме.

На самом деле заключение в общей камере превратилось для нее в ад, но она осознала это не сразу. Первые сутки она находилась в сплошном ступоре, не различая лиц, стен, предметов обстановки, почти не слыша обращенных к ней голосов. Поначалу ее даже хотели поместить в лазарет, но потом передумали. Ее тюремщики были опытными психологами и прекрасно знали, что подобная реакция — отстраненность, отчуждение, словно выключение сознания — всегда наступает у слабых людей. У тех, кто не готов столкнуться лицом к лицу с тяжелыми обстоятельствами. Они словно уходят в себя, в самую глубину. Но рано или поздно возвращаются обратно. А если не возвращаются — ну так и лучше, психическая болезнь защищает их от страданий.

Людмила Сергеевна была слабой. С самого начала она не понимала, в чем ее вина. Первый допрос, на который она шла довольно уверенно, обернулся кошмаром. Она даже не представляла, что так может произойти.

После того, как нашли труп Софии, ее допрашивали несколько раз. Честно говоря, Людмила Сергеевна не любила семью Раевских — отец был самовлюбленным эгоистом, а мать казалась слишком слабой и истеричной, устраивала разборки по любому поводу.

Воспитательница же была глуповата и не понимала простой жизненной истины: счастливые женщины не скандалят и не устраивают истерик. Если женщина истерит — значит, она несчастна, страдает. Все просто. Как дважды два.

Людмила Сергеевна была вдовой. Ее муж умер от воспаления легких. Она воспитывала десятилетнего сына и даже не думала заводить новый роман. Однако когда она видела счастливые семьи, это всегда ее раздражало. Она не отказалась бы от того, чтобы кто-то ее содержал.

Когда в садике появился отец Софии (а Борис Раевский довольно часто забирал девочку, он души в ней не чаял), Людмила Сергеевна сразу положила на него глаз.

Он был красив, ухожен, от него приятно пахло, и было понятно, что у него водятся деньги, хорошие деньги. Воспитательница безбожно кокетничала и флиртовала с ним, и однажды Раевский даже пригласил ее в ресторан.

Однако там, в ресторане, когда он начал считать каждую копейку и трястись над мелочью, заказав всего лишь кофе с пирожными вместо ужина, пусть даже скромного, Людмила Сергеевна поняла, что этот красавец не только безбожно скупой и жадный, но и крайне эгоистично относится к женщинам. Женщина является для него пустым местом, просто средством для удовлетворения физических потребностей, не больше. Как животное, которое можно погладить по голове, а затем пнуть ногой. Он не только не собирался прислушаться к женщине, заглянуть в ее внутренний мир, но и просто не признавал того факта, что подобный мир у нее есть.

По сравнению с покойным мужем, с которым было так интересно беседовать за чашечкой чая и который о ней заботился, Раевский представлял такой жуткий контраст, что Людмила Сергеевна буквально сбежала из ресторана. И больше даже не смотрела в сторону Бориса.

Тот, кажется, был немного обижен, попытался что-то объяснить, но у нее он вызывал дикое отвращение на каком-то физическом уровне. Поэтому она предпочитала держаться очень холодно.

При этом Людмила Сергеевна совершенно не оправдывала его жену. Если женщина живет с таким — значит, есть ради чего. А если ее что-то не устраивает, нельзя быть такой безвольной амебой. Чем устраивать постоянные скандалы, лучше собрать свои вещи и уйти.

Когда стало известно, что девочку убили, Людмила Сергеевна, честно говоря, ни капли не расстроилась — отвращение к Борису Раевскому она перенесла на его дочь. К тому же девчонка была страшно избалована, все время капризничала. В глубине души воспитательница даже радовалась, что избавилась от такого трудного ребенка в группе. Да, она понимала — это были отрицательные чувства. Но положа руку на сердце — много ли существует людей, которые в реальности испытывают все те чувства, о которых громогласно заявляют? Принято демонстрировать любовь к детям, но на самом деле из десятка таких громогласных крикунов попробуй найти хоть одного, кто действительно любит чужих детей. Наедине с собой Людмила Сергеевна предпочитала не лицемерить.