Читать книгу "Сталинградский калибр - Сергей Зверев"

Меньше часа прошло, когда пришел сигнал, подтверждающий, что прорыв совершен, что корпус выходит к реке Быстрая. Самый сложный момент боя. Немцы еще могут захлопнуть ловушку, могут бросить на Баданова такие силы, что его атака захлебнется. И тогда все! Нет спасительных позиций, нет выстроенной обороны, опирающейся на сооружения, старые огневые точки, подготовленные траншеи. И это почти без танков. Но Баданов не был бы Бадановым, если бы он ошибся в своих расчетах, если бы его подвела интуиция и его командирская воля.

Грохот боя нарастал. Неужели корпус так быстро продвигается, сминает оборону немцев? Или там не было четкой обороны, или немцы уверовали, что корпус может только обороняться, что к нему изредка прорывается помощь. Больше ждать нельзя.

– Омаев, приказ «тройке». Приказ «Рассвет».

Вот и все. Сейчас тронется колонна. За несколько часов лейтенант Оничану должен был поговорить со своими солдатами и убедить их сложить оружие и просто не стрелять в русских. Если ему это не удалось, тогда Ковалев вступит в бой. А еще раненых прикроют два бронетранспортера с легкоранеными, которые могут вести огонь. А дальше как повезет. И Ванюшкин сделает все, что от него зависит. Удачи вам, ребята!

Ого! Соколов привстал в башне и стал смотреть туда, где в небо поднялось мощное зарево, а грохот выстрелов становился все сильнее и гуще. Кажется, танки прорвались к шоссе Морозовск – Белая Калитва. Значит, там сейчас каша. По времени уже пора.

– Заводи! – приказал Алексей и застегнул под подбородком шлемофон.

«Война, – подумал он. – Второй год война. И сколько я за это время провел атак, сколько раз вел танки на врага. Привык уже? Нет ни волнения, ни страха. Азарт предстоящего боя? Азарт придет потом, когда начнется стрельба, когда будет виден враг, когда будут гореть его танки и ломаться под гусеницами, как фантики, его автомашины и пушки. И когда будут бежать и падать под пулеметными струями вражеские солдаты. А сейчас просто сосредоточенность. Деловитая, серьезная, профессиональная. Я ведь хотел стать командиром Красной Армии, Хотел, чтобы служба стала моей профессией. Вот она и стала. Правда, сейчас она для всего народа служба. Но остальные могут покончить с врагом и уйти в мирное хозяйство, а мне так и оставаться в рядах тех, кто будет охранять свою землю от врага. Ну вот и продолжим!»

– «Семерка» вам «ракета», как поняли! Внимание, «Семерка», вам «ракета»! Как поняли?

Сейчас корпус перейдет Быструю, а танки развернутся на этом берегу и пойдут в атаку на преследующего их врага. И с тыла должна ударить группа Соколова. Эти клещи спутают карты врагу, нанесут ему ущерб и дадут остаткам корпуса оторваться от преследования и уйти подальше.

И на берегах Быстрой все происходило именно так. Часть легких танков вырвалась из воды, ломая тонкий лед, и смяла подходившую немецкую моторизованную колонну. В посветлевшее небо потянулись чадящие столбы горевших немецких танков и бронемашин и двух советских легких танков. Баданов поторапливал бойцов. Раненых несли на носилках где по двое, где по четверо бойцов. Рядом шли те, кто отдыхал и готов был сменить товарищей. Шли почти бегом, чтобы минут за тридцать дойти до леса. Утомленные боем, задыхаясь от быстрого шага, бойцы спотыкались, часто падая, но снова поднимались и спешили вперед. Командиры шли рядом, подгоняя и подбадривая. Молоденькие санинструкторы, уставшие не меньше бойцов, каким-то чудом держались на ногах и еще успевали подбадривать уставших, сказать пару теплых слов раненым, страдавшим от дикой тряски.

Несколько танков развернулись, чуть сбавили скорость, только взглядом провожая пешую колонну. Времени на речи и прощание не было. Все было сказано заранее, еще ночью. Все приказы отданы, каждый командир знал, что ему делать. Танки снова ушли в воду, преодолевая реку в том направлении, где разгорался арьергардный бой.

Соколов хорошо видел, как две немецкие колонны подходили к переправе. Танки, бронетранспортеры, грузовики с солдатами. Несколько машин тащили противотанковые орудия. Колонны сходились примерно в километре от реки, где еще догорала разбитая немецкая техника и валялись трупы солдат. Последний бой перед переправой. И на эти колонны прямо в лоб вылетели советские танки. Сразу заработали пулеметы, пунктирные струи трассирующих пуль уперлись в немецкие машины. Выстрел, второй, третий. Загорелся фашистский танк, два взрыва фугасных снарядов разворотили грузовик, опрокинули бронетранспортер.

Немецкие танки остановились и стали бить по советским машинам. Попятились грузовики, уходя от пушечного огня. Машины с орудиями стали разворачиваться, расчеты кинулись к пушкам. «А вот этого вы не ожидали», – со злорадством подумал Алексей. Шесть его танков во главе со «Зверобоем» развернулись в цепь. До немцев было не более пятисот метров. Три танка открыли огонь бронебойными снарядами по фашистским танкам. Три другие машины били фугасно-осколочными по машинам и противотанковым орудиям.

Мгновенно голова колонны превратилась в горящий, дымящийся и взрывающийся клубок, в котором кричали и падали люди, разлетались детали машин и трупы немецких солдат. Фашистские танкисты, сумевшие подбить три атакующих советских танка и потерять горящими два своих, не успели опомниться, как их танки стали гореть и взрываться один за другим. Несколько грузовиков превратились в горящие обломки, на дороге валялись остатки противотанковых орудий, тела солдат. То, что с тыла на немецкую колонну неслись всего шесть советских танков и два бронетранспортера, никого не успокаивало. Вполне могло быть, что следом идет еще волна танков. И еще один удар немцы могли получить совершенно с другой стороны.

Началась паника. Немецкие танки стали пятиться, ворочая башнями. Еще несколько минут, и во главе колонны не осталось ни одного танка. Все горели. Дымились танкисты, покидавшие машины, падали под пулеметными очередями. С брони танков Соколова соскакивали пехотинцы и бежали вперед. Танки обогнали два трофейных «ханомага», высаживая на ходу новых бойцов. Автоматная стрельба, пулеметные выстрелы винтовок: все слилось в дикую какофонию, всюду была смерть. За полчаса короткого, как показалось Алексею, жаркого боя они уничтожили около тридцати немецких танков, два десятка машин, двенадцать бронетранспортеров и до батальона пехоты. Все, что осталось от двух немецких колонн, поспешно удирало по дороге на юг или просто в степь, увязая в снегу.

Все, в ближайшие часы погони не будет. Алексей высунул руку из люка и запустил в воздух две ракеты. По радио Омаев продублировал всем команду «дробь».

– Букин, – с болью в голосе произнес Логунов.

Алексей, ударившись плечом о край люка, полез вверх и ухватился руками за крышку. «Тридцатьчетверка» горела как факел, стоя на одной гусенице. Вторая стояла на перевернутом немецком танке. Рядом догорал другой советский танк Т-70. На дороге лежали обгоревшие, почерневшие тела танкистов. Механик-водитель свесился из своего люка. В башне зияли две большие пробоины. Шесть советских танков уходили с поля боя, оставляя тела своих товарищей. Так было надо. Не было иного выхода. Живым нужно было сражаться, а мертвым… Война есть война.